Олдос Хаксли - Серое Преосвященство: этюд о религии и политике Страница 39

Пылая подобной любовью, он имел право положить подходящий к случаю словесный венок на могилу, куда теперь так глубоко был зарыт предмет его страсти.

С падением Ла-Рошели политическая власть гугенотов во Франции пришла к концу. Правда, в Лангедоке и Севене протестантские цитадели еще держались. Но их захват не представлял трудности, поскольку, расположенные вдали от моря, они не могли надеяться на внешнюю помощь. В начале осады Ла-Рошель насчитывала 25 000 жителей; к моменту капитуляции в живых осталось 5000. Но накал религиозной ненависти был так высок, что многие из католической партии призывали к дальнейшим и еще более страшным карам. К вечной своей чести, кардинал и слышать не захотел о репрессиях. Уцелевшие ларошельцы были прощены, их имущественные права подтверждены, свобода веры гарантирована. Наградой Ришелье стала неуклонная верность протестантов короне. Полувеком позже Людовик XIV отказался от политики кардинала, начал преследовать гугенотов и окончательно отменил Нантский эдикт. Ему наградой стало то, что Франция в результате эмиграции потеряла огромное число полезнейших граждан.

В вопросах религиозной политики отец Жозеф, как я уже имел случай отметить, стоял на позициях кардинала. Он знал, что истинная вера, принятая под давлением, не спасет ни единой души, и потому был против принудительных обращений. Он полагал, что распространять истинную веру должны миссионеры, а не драгуны. Однако порою, чтобы добиться вожделенного обращения, он прибегал к средствам, которые чисто духовными не назовешь. Например, осенью 1625 года, когда после победы под Ла-Рошелью король пошел походом на протестантскую зону Южной Франции, отец Жозеф участвовал в походе и отвечал за обращение еретиков. Его тактикой было сосредоточиться прежде всего на аристократах и других видных лицах данного города или края. По его расчету (не всегда верному, как показали события), их переход в католичество увлек бы за собой простой народ. Добиваясь этих ключевых обращений, он использовал обычное духовное оружие — увещания, доводы, назидательные примеры благочестивой жизни; но в случае нужды прибегал и к иным, более мирским формам убеждения — сулил выплаты из королевской казны, пенсии, почести, должности. Практичные протестантские вельможи заключали выгодные сделки. Ни один дворянин, возмущались они, ни один честный человек не переменит религиозных убеждений за жалкие шесть тысяч ливров в год. Но если бы преподобный отец поднял сумму до десяти, вот тогда, может быть… Сходились на восьми, и со всеми традиционными обрядами и церемониями церковь принимала в свои объятия очередную заблудшую овцу.

Глава 8

Сейм в Регенсбурге

За годы, истекшие с тех пор, как Ришелье получил власть, ситуация в Европе радикально не ухудшилась. Главные ужасы Тридцатилетней войны были еще впереди. Пока что дьявол, казалось, довольствуется тем, что выполняет шаг на месте. В 1625 году Дания вступила в войну против императора. Англия обещала Дании финансовую помощь; но субсидии так и не были выданы, ибо парламент, заставив Якова прервать переговоры с Испанией, а затем, побудив Карла поддержать своего зятя-протестанта Пфальцского курфюрста, отказался ассигновать средства для войны. Чтобы выпутаться из финансовых затруднений, Карл вынужден был прибегнуть к противозаконным мерам, а противозаконные меры привели в результате к большому восстанию. Зло заразительно; гражданская война, казнь Карла, тирания Кромвеля были спровоцированы, по крайней мере отчасти, инфекцией, занесенной из Германии, где свирепствовала лихорадка войны. Датчане, не получившие денег, были не в состоянии нанести противнику серьезный урон. Кристиан IV собрал порядочную армию, и к нему присоединился Мансфельд со своим мародерствующим войском. Императору Фердинанду положение представлялось угрожающим — настолько угрожающим, что он уполномочил Валленштейна набрать большую армию и возглавить ее. Так было создано новое орудие угнетения и тирании, орудие, принесшее немецкому народу неисчислимые бедствия. По видимости на более законных основаниях, чем Мансфельд, но так же безжалостно и еще более основательно Валленштейн опустошал провинции на своем пути, забирая деньги, продовольствие и прочие ресурсы, какие могли понадобиться армии. Грабежи продолжались год за годом и после смерти Валленштейна, до самого конца войны.

В кампания 1625 и 1626 годов Кристиан IV и Мансфельд действовали раздельно. Валленштейн преследовал Мансфельда в Силезии, где тот объединил силы с Габором Бетленом. Вскоре после смерти Мансфельда Валленштейн принудил Бетлена к перемирию. Отчаянно нуждаясь в провианте для своих войск, которым он не мог платить (из-за отсутствия английских субсидий), Кристиан IV двинулся в Брауншвейг, некоторое время грабил страну, а затем потерпел поражение от Тилли под Люттером. После этого война на время затихла и свелась к поочередной осаде датских крепостей. Вернувшись из Силезии в 1627 году, Валленштейн поставил перед собой две задачи: покорить свое новое герцогство Мекленбург, конфискованное у его владельца за участие в датской войне и подаренное Фердинандом своему главнокомандующему, и завоевать для императора все балтийское побережье. Ганзейские города, дорожа своими свободами, отказались открыть ему ворота, и в начале 1628 года Валленштейн приступил к осаде одного из них, второразрядного города Штральзунд. В это же время, в сотнях миль к юго-западу Ришелье и его армия стояли под стенами Ла-Рошели. Но если осада Ла-Рошели, благодаря отцу Жозефу, была доведена до конца, то Валленштейн потерял терпение и после шести месяцев безуспешных попыток бросил невыгодное предприятие и отошел. В результате, как показало время, положение Ришелье значительно укрепилось, а позиции Габсбургов соответственно ослабли. Взятие Ла-Рошели привело к объединению Франции и закрыло брешь, пользуясь которой враждебные державы могли вмешиваться во внутренние дела страны; поражение под Штральзундом оставило балтийское побережье открытым для вторжения из Скандинавии, но поскольку судьба крепости долго висела на волоске, страх побудил северных протестантов сплотиться для более решительного сопротивления экспансии Габсбургов. В следующем, 1629 году император предпринял шаг, который мог лишь продлить и увеличить враждебность протестантов: он издал «Реституционный эдикт» о возвращении католикам всех секуляризованных после 1552 года церковных земельных владений. Перспектива потерять полтораста с лишним богатых епископств объединила правителей протестантского Севера, а перспектива подвергнуться преследованиям со стороны иезуитов объединила их народы в противостоянии тому, что они считали неприкрытой религиозной и политической агрессией.

Тем временем неспокойно стало и в Италии. В конце 1627 года умер бездетный мантуанский герцог Винченцо II, завещав свои владения старому другу отца Жозефа Шарлю Палеологу Гонзага, герцогу Неверскому. Новый суверен поспешил в Италию и расположился в мантуанском дворце среди великолепных, веками копившихся сокровищ. Многие из них, в том числе картину Мантеньи «Триумф Цезаря», ныне находящуюся в Хэмптон-Корте, Невер был вынужден продать английскому королю Карлу I, поскольку отчаянно нуждался в деньгах для защиты своего наследства. Юридическая действительность завещания Винченцо оспаривалась еще при его жизни, и новый герцог, едва заняв престол, был со всех сторон атакован соперничающими Гонзага — герцогом Гуасталла, вдовствующей герцогиней Лотарингской и еще более опасным герцогом Савойским, который требовал принадлежащего Мантуе герцогства Монферрато для жены своего племянника, дочери старшего брата Винченцо II, его предшественника на троне. Расположенное на пути из Турина в Алессандрию и Геную, Монферрато с его мощной крепостью Казале имело важное стратегическое значение. Карл Эммануил Савойский не желал, чтобы французский герцог, поддерживаемый французским оружием и финансами, обосновался в такой близости от его столицы. Еще неприятнее эта перспектива была для мадридского двора, ибо Монферрато лежало на линии коммуникаций между испанской провинцией Милан и морем. В начале 1628 года Карл Эммануил и посол Филиппа IV подписали соглашение о том, что обе державы предпримут совместные военные действия против Монферрато, после чего поделят его между собой. Были собраны и оснащены войска, и в том же году Карл Эммануил захватил часть герцогства, лежавшую по левую сторону реки По, а испанский губернатор Милана занялся более трудной задачей — осадой крепости Казале.

Пока сопротивлялась Ла-Рошель, Ришелье не мог придти на помощь своему аванпосту по ту сторону Альп, доставшемуся Франции по милости генеалогии. Капитуляция гугенотов развязала ему руки. Со всей быстротой, какую дозволяла зимняя погода, дурная организация и дворцовые интриги, он устремился туда. В первых числах марта 1629 года французская армия, насчитывавшая тридцать пять тысяч солдат с королем и кардиналом во главе преодолела Альпы, разбила савойские войска и захватила опорный пункт Сузу. Через несколько дней Карл Эммануил подписал договор, продиктованный французами, а 15 марта была прекращена осада Казале, и испанская армия вернулась в Милан. Ришелье обеспечил город на случай новых нападений, зная, что они возобновятся, как только отойдут французские войска, усилил укрепления и оставил значительный гарнизон под началом Туара, командира, который так доблестно противостоял Бэкингему на острове Ре. Отец Жозеф в это время был в Мантуе и объяснял герцогу, чего ожидает от него кардинал, и чего он сам может ожидать в плане помощи от французов. Ришелье задавал трудные задачи, и герцог сетовал на его суровость; но страх перед Габсбургами и убедительные речи его старого друга и коллеги-крестоносца побудили герцога принять все условия кардинала — и благодаря этому согласию (хотя в 1630 году Мантуя была разграблена императорскими войсками) он сумел сохранить за собой титул и передать по наследству своему малолетнему внуку. Внук вырос распутником и, в свою очередь, оставил герцогство почти слабоумному сыну, у которого в 1708 году его отобрали австрийцы. Это печальная и отчасти поучительная история — как и вся вообще история, она предупреждает о последствиях, ожидающих того, кто ведет себя как обычное человеческое существо, ведет существование естественного, нераскаянного человека. Пусть мы искренне хотим избежать преступлений и безрассудств прошлых поколений, но в то же время мы хотим жить земной жизнью, которая (наряду с добром и красотой) родит те же самые преступления и безрассудства. Вот почему для всех — кроме святого, который в ее уроках вообще не нуждается, — уроки истории совершенно бесполезны. Из Италии отец Жозеф проследовал с королевским войском во Францию, где всю весну и лето 1629 года оно сокрушало политическую власть гугенотов в Провансе и Лангедоке. Это была жестокая кампания с масштабным истреблением жителей завоеванных городов, вешанием мятежников, отправкой людей в рабство на галеры. Отец Жозеф старался, как мог, смягчить эти жестокости, но король и, главное, Конде, командовавший частью сил, были безжалостны. К концу июля королевские войска одержали полную победу, и кардинал смог совершить турне по усмиренным провинциям — триумфально въезжая в один протестантский город за другим, принимая покорность магистратов, назначая королевских интендантов, которые будут править от имени короля, наблюдая за разрушением крепостных стен и башен. Вернувшись в Париж, чтобы пресечь все более опасные интриги Марии Медичи, он оставил отца Жозефа в южной Франции с трудным заданием — начать обращение отступников в католичество. О методах, иногда при этом применявшихся, я уже упоминал. Они бывали сомнительными, если не сказать больше; но речь шла о максимально быстром и эффективном выполнении внешней воли Божьей…