Дмитрий Шушарин - Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас Страница 4

Картина мира всеобщей мобильности была нарисована с целью психотерапевтической, для того чтобы предложить потребительскому обществу, в принципе не способному к рефлексии, еще один вариант его идентичности. Мотивация беженца – страх, инстинкт самосохранения, беженец напоминает о несовершенстве мира и апеллирует к состраданию. Другое дело – взгляд туриста, находящегося в вечном отпуске, мотивированного лишь стремлением к удовольствию. Мир всеобщей над- (вне-, пост-) социальной мобильности предстает новой утопией, дивным новым миром, то есть миром тоталитарным. Да-да, опять не по Оруэллу, а по Хаксли8 и Постману9. Атомизация общества доходит до его исчезновения. Человек социальный убивает себя в развлечении и вечном движении. И формирует заказ не на точное социальное знание, а на создание даже в научных текстах иной действительности, гламурной и утопичной. Производство новых утопий стало массовым.

Мечты о предоставлении гражданства животным прекрасны, но только не на фоне постоянных сообщений о нелегальных мигрантах, сотнями тонущих возле берегов тех стран, где зародилась европейская цивилизация. Формальное признание вожделенного гражданства в развитых государствах за инокультурными и иноцивилизационными субъектами, объединяемыми в диаспоры, не приводит автоматически к их интеграции в резидентный социум. Последний термин, возможно, кто-то уже употреблял, но я этого не встречал, так что будем считать, что первым его предложил я. Очевидно, что признание существования резидентного социума противоречит духу и смыслу «социологии вне общества».

Реальность всегда бросает вызов тем, кто пытается создать социальное знание. И вызовы настоящего времени совсем не те, что десять лет назад, – в годы восторженного принятия глобализации и информационной революции. В годы надежд на то, что во всемирной мобильности растворятся вечные проблемы, связанные с национальными особенностями, этнокультурной обособленностью и цивилизационной несовместимостью исторически сложившихся и вовсе не собирающихся умирать социумов, органически связанных с национальными государствами.

«Ужели слово найдено?»

До нападения России на Украину казалось, что самым точным термином, описывающим установившийся в нашей стране строй является слово «неототалитаризм».

Так часто бывает: исследователь вводит новый термин, даже объясняет его, но понятие не приживается, не находит применения в качестве исследовательского инструмента. С термином «неототалитаризм» случилось примерно то же самое. Он весьма активно применяется при описании современного информационного общества с его потенциалом тотального контроля, но редко – для характеристики того строя, который сложился в некоторых странах Центральной и Восточной Европы за последние двадцать лет.

Между тем именно для описания эти стран и было предложено понятие «неототалитаризм». Сделал это во второй половине девяностых годов прошлого века сербский ученый Зоран Видоевич в одной из своих книг10

Книгу эту в России успешно отреферировали11 (чем я и воспользуюсь при цитировании), да и забыли. Сейчас самое время вспомнить.

С точки зрения Видоевича, постсоциалистический неототалитаризм – историческая инновация: авторитарная система превращается в тоталитарную, но при этом чаще всего выступает в псевдодемократической (псевдопарламентской, псевдоплюралистической) форме. Одним из виновников возникновения тоталитаризма Видоевич считает поверхностный либеральный оптимизм. По его мнению, ответственность современного поверхностного либерализма за возникновение неототалитаризма в постсоциалистических обществах та же, что и ответственность поверхностного либерализма прошлых времен за возникновение фашизма и нацизма.

Сегодня особый интерес представляет прогноз сербского ученого о том, как будет формироваться неототалитарное общество. Во второй половине девяностых он полагал, что постсоциалистический неототалитаризм будет избегать массового террора, однако будет стремиться к установлению полного контроля над массами. С точки зрения Видоевича, трансформация отдельных постсоциалистических обществ в направлении установления неототалитаризма было бы наиболее опасным и регрессивным явлением.

По его мнению, тоталитарная система не может превратиться в демократическую. Вера в возможность такого превращения привела к распространению ошибочной, по его словам, теории переходного периода, по которой вместо коммунистического тоталитаризма в странах так называемого реального социализма возникает демократия. На самом деле между тоталитарной и демократической системами находится некое промежуточное звено – авторитарная система. Только после распада последней наступает время продемократии, а позднее развитой демократической системы.

Однако, замечает Видоевич, общественные изменения могут протекать и в противоположном направлении – от продемократии к неототалитаризму с тем же самым промежуточным звеном. Всякому тоталитаризму предшествует бонапартизм или авторитарное правление. Это путь к неограниченной личной власти, что является важной составной частью неототалитаризма.

Как прежний социалистический тоталитаризм, так и новый постсоциалистический, не допускают демократического плюрализма, ни политического, ни идеологического. Но, пo словам Видоевича, «немощный и строго контролируемый идеологический и политический плюрализм необходим новому тоталитаризму для прикрытия своей сущности».

Что касается номенклатуры, нового господствующего класса при авторитарном постсоциалистическом строе, то для него политический плюрализм, в отличие от плюрализма собственности, представляет определенную угрозу. Последний, напротив, отвечает интересам номенклатуры, поскольку она занимает ключевые позиции во владении всеми видами собственности. Как считает Видоевич, господствующий класс в постсоциалистических обществах, для которых характерна высокая степень конфликтности, готов прибегнуть к открытому насилию и введению террора для сохранения своих позиций.

Завершая анализ тенденций неототалитаризма при постсоциализме, сербский исследователь выделяет следующие характерные для него черты.

•Прикрытие тоталитарного содержания псевдодемократической формой.

•Фактически однопартийная политическая монополия при фиктивной многопартийности.

•Неконтролируемая власть вождя, его несменяемость и безотчетность, новый культ личности.

•Монополия на основные средства массовой информации и неформальная цензура информации о действительном положении дел в государстве и обществе.

•Насильственная, тотальная и воровская приватизация, подчинение экономики мафиозной власти, принудительное сохранение государственной собственности и насильственное поддержание некоторых главных отраслей экономики в интересах господствующих слоев.

•Запугивание политических противников, политические убийства, устранение (включая и физическое) тех, кто представляет собой угрозу интересам власти и связанным с ней структурам порой нелегитимного характера или стремится противостоять крайне агрессивному религиозному фанатизму.

•Правовая, экономическая незащищенность и неуверенность масс, дистанцированность от нее первого человека в государстве.

Еще раз повторю: все это было сформулировано в 1997 году.

Для тоталитаризма, говорится в книге, характерно то, что его выращивают и принимают все основные социальные группы, как наверху, так и внизу общественной пирамиды. Организация тоталитарно настроенной массы, ее сплочение в одно агрессивное «мы» может произойти и в условиях обилия материальных благ и относительного благополучия большей части общества. По словам Видоевича, обезличенность и опустошенность жизни, отсутствие потребности в чем-либо, кроме материального благополучия, усталость от гонки за всякого рода благами, дух агрессивности, укоренившийся в обществе, делает объективно возможным установление постиндустриального тоталитаризма.

У классического и постмодернистского тоталитаризма есть общая черта – это порабощенность ума, которая в последнем случае продолжает усиливаться за счет небывалого развития средств массовой информации.

Неототалитаризм, говорит Видоевич, не может произрастать под знаком нового Освенцима или Гулага. Однако он может действовать под знаком гонения на все другое, непохожее, уничтожая чужую свободу насильственным навязыванием своей.

Экстремистски настроенные правые или левые, организованные в соответствующие движения и партии, представляют собой первую ступеньку к тоталитаризму. По словам Видоевича, если одной из предпосылок постсоциалистического тоталитаризма является наследованный менталитет послушного подданного, привыкшего к строгому порядку и иерархии в обществе и государстве, то постмодернистский тоталитаризм развитых капиталистических обществ, помимо всего прочего вырастает из менталитета счастливого идиота и робота.