Вадим Дамье - Тоталитаризм в ХХ веке Страница 4

Социал-демократическая теория выдвигала задачу обобществления производства с помощью политической власти, завоеванной рабочим классом. Таким образом, она требовала прежде всего перехода экономики под контроль государства, ее национализации и этатизации. Большинство марксистов конца XIX - начала XX вв. понимали социалистическое общество как единую индустриальную фабрику, но не находящуюся в руках капитала, а подчиненную централизованному механизму, который выражал бы интересы всего общества. И если для левого, революционного крыла социал-демократии речь по-прежнему шла о новом, "пролетарском" государстве, то ее правые лидеры все больше склонялись к сотрудничеству с существующими режимами, к уступкам национализму и милитаризму.

Руководимое ими "движение постепенно интегрировалась в структуру национального государства и сознательно или неосознанно помогало... политике правительств. Происходило... врастание в мир идей старого общества, обусловленное практической деятельностью рабочих партий и неизбежно влиявшее на духовный настрой их политических представителей, - отметил немецкий анархо-синдикалист Р. Роккер. - Те самые партии, которые выступили вначале, чтобы под флагом социализма завладеть политической властью, под давлением железной логики обстоятельств вынуждены были шаг за шагом жертвовать своими социалистическими принципами в пользу национальной политики государств".

В то же самое время, социал-демократическое рабочее движение перестало отстаивать право трудящихся суверенно распоряжаться рабочим временем, контролировать процесс своего труда и определять его смысл и результаты. Все это было принесено в жертву интересам развития производства, которые, в свою очередь, требовали ее деспотической индустриально организации и централизованного "компетентного" руководства. Предполагалось, что все это будет способствовать общему росту благосостояния и социальным реформам. Из фактора сопротивления индустриальной системе с ее тоталитарными тенденциями значительная часть рабочего движения пришла к тому, чтобы отстаивать индустриальную модернизацию еще более непреклонно и фанатично, чем это делали правящие классы.

Начало первой мировой войны стало кульминацией в нарастании национализма и этатизма в капиталистической Европе. Большинство профсоюзов и социалистических партий капитулировали перед ними.

Рабочее и социалистическое движение не смогло остановить тенденции к тотальной организации производственной и политической жизни, постепенно распространявшиеся в Европе. Из силы, противостоявшей индустриально-капиталистической модернизации, оно в значительной мере превратилось в силу, занявшую место на ее "левом" крыле.

Установление фашистских тоталитарных режимов в Италии и Германии

Мировая война вызвала дальнейшщее резкое усиление этатистских и националистических тенденций. С целью концентрации сил для эффективного ведения боевых действий государство в воюющих странах активно вмешивалось в новые для него сферы, устанавливало в той или иной мере контроль над производством и распределением товаров, регулировало политическую и общественую жизнь. Складывалась государственно-монополистическая военная экономика. Особенно далеко зашел этот процесс в Германии: возникшая там структура получила даже название "государственного социализма" и сыграла роль своеобразного примера.20 Аналогичные шаги были в той или иной степени предприняты и в других воюющих странах. Хотя эти меры считались чрезвычайными, многим они казались уже предвестием нового общественного устройства, где с помощью государства будут, как полагал, например, крупнейший немецкий промышленник и политик В. Ратенау, гармонизированы экономические отношения и обеспечено взаимодействие труда и капитала. Эти идеи проникали и в рабочие социалистические партии.

Националистический угар, сопровождавший начало мировой войны, сопровождался уже чисто тоталитарной реакцией одурманенных масс. Подготовленная десятилетиями пропаганды "сверху" волна массового шовинизма захлестнула европейские страны и, в свою очередь, использовалась правящими кругами для легитимации войны. Настроения того времени точно описал русский писатель-эмигрант М.Агеев устами героя своего романа: "Я еще хорошо помнил, как в первые дни объявления войны я был очень взволнован, и что волнение это было чрезвычайно приятным, молодеческим и, пожалей, даже просто радостным. Целый день я ходил по улицам, нераздельно смыкаясь с... праздной толпой, и вместе с этой толпой очень много кричал и очень громко ругал немцев. Но ругал я немцев не потому, что ненавидел их, а потому только, что моя ругань и брань были тем гвоздем, который, чем больше я его надавливал, тем глубже давал мне почувствовать эту в высшей мере приятную общность с окружающей меня толпой"

Активное участие в разгоревшемся мировом пожаре приняли националистические движения. В ряде стран они сыграли даже решающую роль во втягивании в конфликт. В Италии националисты, футуристы, шовинистически настроенная часть социалистов и синдикалистов вместе со сторонниками "демократической" Антанты потребовали объявления войны центральным державам, организовали антиавстрийские и антинемецкие выступления. Все они сомкнулись в общем потоке сторонников войны - "интервенционистском движении". Его вождем стал один из бывших лидеров Итальянской социалистической партии Б. Муссолини, исключенный из ее рядов за призывы к войне. Как политик, он, подобно многим другим молодым социалистам и синдикалистам, сформировался под влиянием пестрой смеси идей Ж. Сореля, Ф. Ницше, К. Каутского и Э. Бернштейна, в те годы распространенных в социалистических кругах. Представления о том, что конечная освободительная цель социализма и этические ценности не важны, что движение несознательных масс должно руководиться элитарным авангардом, о роли мифов - инструментов стимулирования действий людей, о волевых и сильных личностях-вождях как двигателях истории, о сильном государстве и насилии как самоцели соединились у него с воинствующим национализмом и футуристической апологетикой индустриализма. На этой почве зарождались идеи будущего итальянского фашизма.

15 ноября 1914 г. Муссолини начал выпускать газету "Пололо д'Италия", которую объявил "социалистической". Он заявлял, что вступление Италии в войну повлечет за собой национальную и социальную революцию. Вскоре он возглавил новое движение сторонников войны - "фаши революционного действия". Члены фаши, футуристы и националисты проводили бурные провоенные манифестации, которые в мае 1915 г. вылились в волну погромов, направленных против граждан Австро-Венгрии и Германии и сторонников сохранения нейтралитета страны ("радужные дни"), в нападение на парламент. В итоге им удалось втянуть Италию в войну, вопреки воле большинства населения и политиков. В последствии фашисты считали это исходным моментом своего движения, своего рода "генеральной репетицией" террора начала 1920-х гг. Муссолини сделал ставку на фронтовиков. Он рассчитывал, что те, вернувшись с войны, не впишутся в мирную жизнь, обнаружат, что место под солнцем занято "тыловыми крысами", за которых они "проливали кровь", и - поскольку интернациональный социализм терпит крах - станут носителями "антимарксистского и национального социализма", сводящего воедино класс и нацию. С другой стороны, будущие фашисты намеревались представлять интересы "производителей" как корпоративной категории, включающей не только трудящихся, но и "производящий" капитал.

Мировая война, невиданная до тех пор по своим масштабам и жестокостям, вызвала глубокий кризис норм и ценностей в европейском обществе. Были отброшены моральные ограничения; пересмотрены привычные человеческие представления, прежде всего о ценности человеческой жизни. Люди, вернувшиеся с войны, действительно никак не могли обрести себя в мирной жизни, от которой успели отвыкнуть. Настоящим шоком для послевоенного обывателя была революционная волна, охватившая в 1917 - 1921 гг. Россию, Финляндию, Германию, Австрию, Венгрию, Италию и другие европейские страны. Угроза экспроприации частной собственности напугала мелких собственников ничуть не меньше, чем крупных. Они воспринимали классовые выступления трудящихся как всеразрушающий и ужасный бунт рабов, тем более возмутительный, что под вопросом оказались их пусть тающие, но ревниво отстаиваемые привилегии. Социализм и интернационализм были открытым отрицанием привычных норм и добродетелей. Казалось, что с революцией и идеей самоуправления Советов осуществилась старая мечта анархистов и революционных социалистов - уничтожение государства. В то же время радикализм революционных массовых действий импонировал мелкой буржуазии, поскольку показывал действенный путь отстаивания своих интересов.