Олег Гусев - Дракон с копытами дьявола Страница 4

Постепенно, особенно после смерти Юань Шикая, иностранцы меняют метод своего воздействия на китайское столичное общество и начинают представлять займы разным влиятельным китайским группировкам. При помощи разного рода «займов» политические деятели Пекина покупаются целыми пачками, создаются разного рода «клубы» и «президенты» и «парламенты» сменяют один другой. Коррупция Пекина превосходит всякие пределы. За рядом таких займов, как, например, заём в 25 млн. фунтов стерлингов, который дал Пекину а 1913 г. консорциум иностранных банков, следует ряд других. Японцы, разбогатев на поставках Европе во время Первой Мировой войны, тоже перешли на систему «золотого пряника». К концу 1914 г. сумма этих «займов» доходит уже до 1 715 750 000 китайских серебряных долларов и продолжает повышаться.

Займы эти даются как Центральному правительству, так и отдельным провинциям.

Дудзюнат

По мере того как создаваемые в Пекине очередные политические «кажимости» в Китае распадаются и исчезают, потому что никакой реальной силы они за собой не имеют, к такого рода выгодной власти начинают подходить военные группировки, особенно те генералы из них, так называемые «дудзюны», которые участвовали в революции 1911 г. Начинается эпоха дудзюната.

Подчеркнём, что все эти дудзюны, дубани, дуду-«милитаристы», имена которых мы в современной прессе видим в качестве имён абсолютных реакционеров, такие как У Пейфу, Чжан Цзолин, Чжан Цзунчан и проч., в своё время именно они были видными деятелями Китайской революции 1911 г. и энергично сбрасывали Циней. Этим людям, зачастую выходцам с самых социальных низов, из бандитов и хунхузов, из шпионов времени Русско-японской войны и предстояло стать представителями «феодальных» институтов в Китае.

Во всяком случае эти военные губернаторы, сидевшие по провинциям, начали эпоху известной постепенной политической грануляции страны, до того находившейся в амёбообразном состоянии. У них были войска, у них было оружие, у них была, так сказать, реальная сила. Они опирались на так называемых «бандитов», которые стали предметом суждения I Съезда Гоминдана в январе 1924 г., что было упомянуто в демократических требованиях Съезда. Проф. Войтинский в примечании 13-м на стр. 59 своей статьи указывает, что «бандитами» называли господствующие в Китае классы «выброшенных из процесса производства миллионов людей, ПРЕИМУЩЕСТВЕННО КРЕСТЬЯН И РЕМЕСЛЕННИКОВ, часть которых становилась наёмными солдатами у милитаристов, а часть организовывала шайки разбойников («хунхузы». -Вс. И.). Последнее являлось настоящим бедствием для китайской деревни, т. к. «бандиты» грабили и разоряли её».

В Китае, не имевшем в течение долгого времени единого правительства, появилось сразу много десятков провинциальных правительств. Эти провинциальные феодальные образования были уже зёрнами власти, правда, примитивной, грубой, тёмной, но все, же власти. Весь Китай покрылся как бы отдельными замками этих якобы — «феодалов», зачастую не только не древнего происхождения, а просто «не помнящих родства», раздробленных в себе, воюющих между собой. «Чьё войско, чья дружина — того и власть!» — так стояло положение тех лет дудзюната в Китае примерно до 1926 г.

Иностранцы захватывают электростанции, водопроводы, трамвай, автобусы. Создаётся огромная электрическая станция в Шанхае, которая американцами затем продаётся Муниципалитету за сумму в 81 млн. китайских долларов. По городам Китая начинают строиться ситценабивные, табачные и другие фабрики массового потребления на дешёвом китайском труде, которые начинают обслуживать не только Китай, а и страны Южных морей, Ближний Восток, Египет и даже страны Северной Европы, конкурируя с Японией.

Всё это принимает настолько развитые формы, что японцы, вторгшись в Китай после 1937 г., стремятся просто перенять все эти готовые организации на себя в разного рода «К0 Развития», в которых акции делятся между правительством Японии и Дзайбатцу. В этом вторжении в Китай англосаксонского «бизнеса» — начинает энергично развиваться и китайская буржуазия, сливаясь с иностранным капиталом во вненациональное единство.

«Недвижный Китай»

Пушкин назвал Китай «недвижным», и это определение прочно запечатлелось в наших умах. Но ведь тоже «недвижной», «косной» во всём мире признавалась и Москва. Точно также говорилось об «азиатской инертности русского мужика», об отсутствии у него прогрессивности, инициативы.

Теперь-то весь мир скажет, что такие определения русского крестьянина были абсолютно неверны. Москва за 700 лет своего исторического бытия сумела сплотить вокруг себя колоссальную страну, в которой собраны многие племена, под водительством «первого среди равных» из народов — великорусского. Уже в XVI веке Московия раскинулась от Балтики до Тихого океана, явив этим доказательство её политического искусства. Правда, исторически выработанный её государственный строй был очень тяжёл, но исторически условия были именно за такой страной: в конце концов, историческая успешность Москвы доказывает целесообразность московского строя, в то время оправдывает этим его. Тем не менее, несмотря на всю тяжесть московского государственного строя, народы Москвы умели, и восставать, и отстаивать свою независимость, умели хранить в себе те народные «искры, из которых потом возгоралось пламя», умели хранить в себе известные принципы государственной и общенародной правды. Подымаясь нутряными народными массами, Московская Русь не раз «потрясала Москвой» в восстаниях Болотникова, Разина, Пугачёва, в восстаниях XIX века. Это были подлинные народные, крепкие революции, искавшие правды и не находившие её, поскольку они ещё не были заострены наукой, знанием, опытом. Тот народ, который ищет ПРАВДЫ, который её чует, тот всегда идёт за ней, устремится за ней, когда, наконец, покажут ему эту правду в ясной осознанной теории.

Героическая эпопея Отечественной войны 1812 г., как равно борьба с поляками в Смутное время, тоже доказательство, что наш изумительный народ никак не «неподвижный» народ.

Удивительным образом дореволюционные и русские, и европейские интеллигенты просмотрели героический характер русской истории, который только Великая Русская Революция развернула во весь рост. Просмотрели потому, что смотрели на русскую историю сквозь условную призму западных схем. Точно также и на Китай весь Западный мир смотрит условно, по-своему, и видит в нём одну «недвижность», «застой», закоснелость, «бескультурье». А между тем, едва ли есть теперь за Советским Союзом другая страна, которая бы так жаждала социальной правды, была бы так готова, чтобы её принять, как Китай!

Чем больше вторгался иностранный буржуазный мир в Китай, тем больше в своих ответах Китай ищет этой основной правды; весь XIX век Китай вспыхивает этими кровавыми огнями, пыльными смерчами своих восстаний.

«Китаец во время своих бунтов обращается в дьявола, который бессмысленно всё убивает, разбивает, грабит», — писал про Китай один долго живший здесь англичанин.

«Страшен русский бунт, бессмысленный и беспощадный», оговорился как-то наш Пушкин.

А между тем, есть известная прямая параллель между, положим, восстанием Тайпинов и нашим Пугачёвским восстанием. Верный инстинкт, чувство несправедливости и тут, и там поднимало народные массы, которым именно не хватало ЗНАНИЯ, НАУКИ, чтобы разобраться в причинах, в следствиях, в путях. И в этом смысле и «государь Пётр Фёдорович» и «Небесный Князь» — Тянь Ван, под каковым именем значился вождь восстания Тайпинов Хун Сю-цзун, очень похожи друг на друга.

Интересно ещё одно. Пугачёвское восстание известным образом направлено было против немцев, хозяйничавших в ту пору в Петербурге; восстание Тайпинов было связано своим происхождением тоже с протестом против иностранцев, хозяйничавших в ту пору в Китае и захвативших себе уже пять портов по договору Нанки некому 1842 г.

Надо сказать, что китайские восстания были гораздо более организованы, нежели русские; они имели свою долговременную практику в Тайных обществах: ведь каждая из бывших в Китае 24-х династий была сброшена, так или иначе в результате работы этих обществ. И в Тайпинском восстании нужно искать той же причины — тайных обществ, как и вообще во всех тех выступлениях Китая, которые мы видим в нём на протяжении всего XIX-начала XX вв., вплоть до Уханьской революции 1911 г.

Народные массы Китая, а не образованные тонкие слои его интеллигенции явились в Китае хранителями источников исторической энергии. В этом смысле отчётливо характеризует положение доктор Сун Ят-сен — «отец Китайской революции»:

«Император Канси (1662–1723), происходивший из чужой Маньчжурской династии, учреждением высоких учёных экзаменов степени Бо-сюе и Хун-цзы, заставил всех старых учёных, то есть интеллигенцию, попасть в сети Маньчжурского дома, служить ему. Но умные головы среди них, видя, что интеллигенция не может хранить национального дела, — обратились к нижним слоям общества, к народу, к бездомным людям на реках, озёрах, дорогах. Они собрали этот народ, организовали его по кучкам (ячейкам) и таким образом позволили сохраниться духу китайского национализма. А потому что эти Тайные общества состояли из самых простых людей и говорили на языке, на котором даже не умели говорить воспитанные и образованные люди, их работа по распространению революционных учений не привлекала ничьего внимания.