Джульетто Кьеза - Русская рулетка Страница 4

«Были времена, когда мы поворачивали реки, — говорит Фуат Гялимзянов, руководитель администрации района Усть-Большерецкое, что в 250 км на запад от Петропавловска на берегу Охотского моря. — Строили грандиозные планы, была государственная идея, было на что опереться…» Нетрудно уловить оттенки сожаления в голосе бывшего агронома-коммуниста, ставшего посткоммунистическим администратором за 3600 рублей в месяц. В последний раз он получал зарплату в июле. Как раз тогда, когда у него в районе появилось 400 официальных безработных, а число жителей за последние 5 лет сократилось с 15 до 11 тыс. человек. В районе повальное пьянство. Алкоголь помогает забыть про все остальное За всем этим стоит российское государство, распроданное, приватизированное, превратившееся в ослепшее чудовище, которое бредет наугад, не разбирая дороги.

Возвращаюсь в гостиницу берегом моря. В бухте ни одного корабля. По набережной проносятся джипы японского производства, каждый из которых тянет на 70 тыс. долларов. Япония рядом, хотя все мечтают о далекой Америке, которую сегодня не любят, но которой продолжают завидовать. Глядя на машины, можно подумать, что здесь купаются в роскоши. Да, нуворишей достаточно. Это те, кто спекулирует икрой и лицензиями на лов рыбы. Для них проблемы тепла и света не существует: у них частные генераторы, которые продают на черном рынке военные. Именно среди таких людей стало модным праздновать Новый год дважды. Первый тост в Петропавловске, затем бегом в аэропорт. Чартерным рейсом до Анкориджа на Аляске 4 часа лета. И снова новогодний тост — уже на американской земле. Но через 20 часов. Потому что Земля круглая, а время начинает свои отсчет именно там, где «остальные» — те, кто не летает в Америку, а замерзает от холода. Еду туда, где находится источник богатства хозяев Камчатки. Этих хозяев не видно, хотя бы потому, что почти никто из них не живет здесь. Кто — в Москве, кто — в Калифорнии, кое-кто предпочитает быть поближе к банкам со своими деньгами, но и не слишком далеко от Камчатки. Аляска или Сиэтл — самые подходящие для них места. А источник богатства, настоящий рог изобилия, у всех на виду. Это Охотское море, которое омывает полуостров; море щедрое, хоть и хмурое на протяжении всего года, даже когда лед искрится на солнце. Здесь вылавливают 2.5 млн. тонн рыбы ежегодно. А это 3 млрд. долларов! В сплошном потоке рыбы и денег есть еще и своя золотая струя: путина — время, когда в сотни рек Камчатки идут косяки лосося. 250300 тыс. тонн замечательной красной рыбы, у которой в брюхе красная икра. Настоящий дар божий.

В социалистические времена, несмотря ни на что, сбор икры проводили по довольно разумным правилам, к разработке которых приложила руку даже Академия наук. Время путины, можно сказать, было советской монополией. Рыболовецкие флотилии Сахалина, Магадана, Петропавловска выходили навстречу «золотым» косякам лосося, чтобы выловить его до того, как он войдет в устья рек. У флотилий были фиксированные квоты лова, которые, если и нарушались (а нарушения правил были правилом и в то время), то незначительно, что, тем не менее, поддерживало небольшой черный рынок. По берегам рек лосося ждали специальные бригады рыбаков. Выловленная рыба считалась общественной собственностью. Даже со всем воровством, которое при реальном социализме процветало повсеместно, потери не превышали 10 % общего объема. Во времена Брежнева, когда коррупция и теневая экономика достигли своего пика, кажется, считалось, что воровство и нарушения квот составляют не более 30 %.

А как обстоят дела в посткоммунистической России? Летом 1998 года в путине участвовали 90 плавучих рыбозаводов: 16 — камчатских, около 20 из Магадана и Приморья (это 36), остальные 54 — японские, американские, корейские, китайские. Лицензии на лов — официально — приобретаются в Москве за до смешного низкие суммы в Министерстве рыбного хозяйства. Но подлинные сделки заключаются в одном известном ресторане одной известной московский гостиницы, директор которой уполномочен собирать подношения и затем передавить высшим чинам министерства. А речь идет о суммах в сотни тысяч долларов.

С другой стороны, у России не так уж и много собственных рыболовецких судов. Тем, что еще на ходу, по 20–30 лет. Они остались от эпохи проклинаемого реального социализма и приватизированы в 1992–1993 гг. Разумеется, за бесценок. Приватизация за рубли, которые таяли, как снег, оказалась почти бесплатной. А поскольку новые хозяева никогда до этого не были капиталистами и на них богатство свалилось случайно, то они не собирались ничего вкладывать в дело.

Коммунизм не может умереть дважды или трижды. Те, кто извлек выгоду из его первой и последней смерти, похожи на червей, пожирающих брошенный труп. Высасывая последние соки, они не создают ничего нового. Они разбогатели на миллионы долларов, но ни Камчатка, да и Россия в целом, эти деньги никогда не увидят. Богатство столь велико, что, для того чтобы мудро им распорядиться, нужны люди совершенно другого склада. «Новые русские», запустив руки в общенациональную собственность, стараются выхватить самые жирные куски. Тысячи тонн рыбы, косяки которой подходят буквально к порогу дома, пропадают:

заниматься ею никто не хочет, так как рыба приносит всего 10 % дохода, в то время как икра — сотни процентов. Они вынимают икру и выбрасывают рыбу. Когда советские суда проржавеют до дыр, новые хозяева также бросят их и поедут нежиться под солнцем где-нибудь в Саргассовом море.

Иностранцы, особенно японцы, на своих новых судах берут все, что могут, и еще сверх того. Они немедленно начинают переработку свежепойманной рыбы. Ценнейший продукт будет продаваться на рынках всего света. Его можно использовать в свежемороженом и консервированном виде. Из отходов производства делают рыбную муку для откорма скота. Иностранцы мошенничают, подкупают российских инспекторов, которые делают вид, что контролируют количество выловленной рыбы, а на самом деле смотрят на нарушения сквозь пальцы. И все за полученный «в подарок» какой-нибудь джип «Чероки». Вот откуда загадочные джипы на улицах Петропавловска!

На суше дела еще хуже. Созданная при социализме производственная цепочка отличалась крайне низкой производительностью, но по крайней мере ничего не разрушала. Сейчас не так. В поселке Октябрьский, построенном прямо на берегу моря и когда-то населенном переработчиками рыбы, еще осталась холодильная установка на 5000 тонн, купленная в 1988 году у финнов. Она приватизирована, но мне так и не удалось выяснить, кто ее хозяин и сколько он за нее заплатил. В декабре холодильник пуст и закрыт. Завод по переработке рыбы тоже приватизирован. И здесь хозяина нет и неизвестно, кто он. Есть только один подручный Сергей Дашкевич, выступающий в роли заместителя директора, который занимается мелкими ремонтными работами. Во время путины на заводе работают 96 человек, дневная смена длится 17 часов, и так на протяжении 4 месяцев. Потом все закрывается. «Почему?» — спрашиваю я. «Потому, что рыба кончается, — отвечают мне, — и вообще нам и так хорошо». «А финский холодильник?» — «Он работает на себя, да и цены у них слишком высокие».

И никому вроде бы не приходит в голову, что можно поставить десять таких холодильников и обеспечивать работой 20 заводов круглый год. Дашкевич только усмехается. «Конечно, — думает он, — разве этот иностранец что-нибудь понимает?» А вслух говорит: «Кто же на это все деньги даст? Да и продавать по хорошей цене мы можем только то, что успеваем произнести».

Я смотрю на грязную стеганую куртку Сергея Дашкевича, на его длинную бороду и плохие зубы. Сколько он получает? По меньшей мере тысячу долларов в месяц. Чуть поодаль в снегу среди куч металлолома виднеется «Honda Civic», которая, несомненно, принадлежит ему. Он думает, что я ничего не понял, а я, слушая, что он рассказывает, вспоминаю о «двойной правде» советских времен: когда твой собеседник говорил тебе об одном, думая совсем про другое. Дашкевич не говорит мне самую главную вещь во всей этой истории: кто только попробует тронуть сей «Клондайк», сразу может заказывать себе место на кладбище.

Во время путины в Октябрьский съезжаются десятки пиратских артелей, которые приобрели лицензии, подкупив на этот раз местных чиновников. В них набирают первых попавшихся работников, завербованных даже на материке. Никто не платит ни копейки налогов. Берут только икру и оставляют на берегу на протяжении многих километров десятки тысяч тонн гниющей рыбы. Даже сейчас, когда все до следующей путины засыпал снег под ногами хрустят рыбьи кости. Совершенно ясно, что никто не контролирует квоты лова: жить-то надо. Но уже сегодня ученые говорят о том, что скоро путина резко сократится, может быть, исчузнет совсем. Экологическая катастрофа прикроет окончательно этот «рог изобилия».

После учиненного разбоя ландскнехты возвращаются в Петропавловск или на «материк», проживая свои деньги до следующею года. Теперь я понимаю, почему в городе так много роскошных автомобилей и не менее роскошных магазинов, не уступающих московским. И еще мне понятно, почему три четверти местного населения страдает от холода, дети не ходят в школу, люди мрут в больницах, а зарплата и пенсии не выплачиваются. Прочь oт этого ужаса…