Александр Белов - Молот Радогоры Страница 4

Прагматизм, при всей его приземленности, имеет большую моральную ценность, чем гуманитарно ценимые умственно — созерцательные способности человека. Это вовсе не означает, что, например, образное поле искусства, должно превратиться в иллюстрирование физических процессов. Однако, именно искусство является постоянным проводником мифического. Классицизм, импрессионизм, авангард, соцреализм — все это мифологизирование натуры. Искусство традиционно почило в трех позах: созерцательность, декорирование и возбуждение энтузиазма. Но это — традиционализм. Исторически традиционными для искусства были освоение реальности через ее застывший образ и еще задача развлекать. Вот идея! Развлекать. Однако искусство поднялось над жизнью. Жизнь стала его невзрачной прислугой. Искусство сейчас существует ради самого себя. Оно создало мощный самообращенный культ. Этот культ вытесняет естество человеческой природы синтетическими чувствами и натурализацией театральных конфликтов. Человек превратился в заложника киномоды и поглотителя музыкальной продукции. Развлечение переросло в маниакальную зависимость, а освоение реальности — в ее уродливое искажение.

Новая Традиция видит роль искусства не в соперничестве с жизнью и с природой, не в иллюстрировании творческих фантазий художников, поэтов, музыкантов, а в обращении человека к жизненной праве Природы. К тому, от чего когда-то оттолкнулось общественное бытие, постепенно начиная обманывать себя моралью и прочими плодами собственного умственного несовершенства. Вот вам пример. Симметрия — символ пропорционального мышления человека, основа гармонии и равновесия. Но в Природе нет строгой симметрии.

Ритм — основа музыкального звукосложения. Но в Природе нет четкой ритмики.

Цвет — строительный материал зрительных образов. Но в Природе нет «чистых» цветов, все существует только в оттенках.

Из чего же человек создает свое отношение к миру? Из тех слагаемых, которых нет в природе? Не с этого ли обмана и началось триумфальное шествие искусства по человеческой истории? Но может ли искусство вернуться к своему изначалию, чтобы выбрать другой путь? На этот вопрос и должна ответить Новая Традиция.

Настойчивость, с какой традиционализм цепляется за ветхое содержимое исторического багажа человечества, похожа на самовнушение. Внушением, как известно, вколачивается осваиваемая суть. Зачем, к примеру, внушать себе, что вы маленький, глупый, лысый и жадный, если это и без того вполне очевидно? Напротив, вы доводите себя до исступления убеждением в собственной атлетичности и кучерявости.

Впрочем, в подобном поведении традиционализма нет ничего удивительного. Все объясняется навязчивым стремлением, во что бы то ни стало наполнить сегодняшний день смыслом прожитого. Вернуть прошлое — это лейтмотив традиционализма. Настоящему настойчиво внушается прошлое. Но ведь прошлое — такой же естественный багаж, как унаследованные внешние данные или черты характера. Если человек забывает прошлое — значит, оно ему не нужно. Кто это сказал, что забвение прошлого грозит повторением? Глупость! Память о прошлом, традиционализм, возвращает прошлое.

Новая традиция строит сегодняшний день не из прошлого, а из будущего. Только так можно вообще рассчитывать, что у нас есть будущее. Это совершенно иная проекция взгляда на самих себя. Ведь мы сперва пытаемся внушить себе, что мы — великая нация и великая держава, а потом уже идем трудиться над этой идеей. Если вообще идем. Не целесообразнее ли сделать наоборот? Миф самовеличия — худший миф из тех, что ублажает наше сознание.

Прошлое нужно помнить ровно настолько, чтобы не переоценивать свое настоящее. Более того, что-то следует вообще забыть, на время, если мешает, понимаю себя, своего настоящего. Все традиционалисты вопят об ужасном настоящем для России. Для них это проблема номер один. Но подлинная проблема не в этом. При всей тяжести текущего момента, при всей гнетущей проблематичности, проблема состоит в возможности ужасного будущего. Или вообще отсутствии будущего. Ведь мы его не готовим. Мы пожираем сами себя. Объем нашего исторического мышления развернут вперед не дальше того, что может произойти с нами в будущем году. Все. Дальше уже нереально. И именно это является подлинной проблемой существования нации.

Исторический традиционализм с его прагматичной эстетикой вообще не наблюдал текущего момента. Человек не понимал, как можно заботиться о себе, опустошая свое будущее. Если строился дом, он строился на века. Простоит или не простоит — вот критерий. Если ковалось оружие, предполагалось, что оно будет служить и сыну и его сыновьям. Добротность одежды поглощала сиюминутность предубеждений моды. Не это ли и есть подлинный смысл качества?

Конечно, технические достижения «портятся» быстрее гуманитарных ценностей, но ведь и они должны на что-то опираться. На добротность основания, например. Может быть, на технологии конструирования, на производственную добротность промышленной продукции?

Новая традиция-это целая техническая стратегия. Она говорит о том, что техническое достоинство нации, техническая культура и мышление являются основополаганием национальной значимости. Общество слишком гуманизированно. Его потребности упираются лишь в бытовую технократию. Но давайте зададимся вопросом: «Что толку делать в квартире евроремонт, если сам дом сляпан из бетонных блоков?» Это пример декорирования болезни, который усыпляет сознание. Но ведь в Западной Европе давно не ведется жилищного строительства из бетона. Почему же у нашего народа не выработано табу на использование жизненно непригодных материалов? На потребление жизненно непригодной продукции? на конструирование жизненно непригодных автомобилей? На проживание в жизненно непригодных районах?

Никакое законотворчество неспособно решить этой проблемы, поскольку данный вопрос находится не столько в компетенции закона, сколько в поле деятельности традиции. Новая традиция — это прорыв к технической культуре, глобальной технической культуре. Технократия должна стать не властью человека над Природой, а гарантией минимальной зависимости Природы от прихотей человека.

Это отчасти перекликается с экологическим мышлением. Отчасти, поскольку развитие в обществе антипатий к техническому прогрессу — та крайность, что соседствует с идиотизмом. Именно техническая культура способна обезопасить природу от присутствия человека. И напротив, техническое дикарство позволяет человеку по уши залезть в неутилизованные отходы производства или сделать из окружающего мира свою жалкую техническую мастерскую.

Гуманитарная область Новой традиции, напротив, отрицает ортодоксальное мышление.

Взгляните на этих пророков истины. Присидевших удобные места в своих академических богадельнях, у алтарей общественной мысли и научного официоза. Боеспособность их умственных изысканий направлена не на поиск истины, а на утверждение сложившихся научных представлений. Чувствуете разницу?

Но ведь интеллект — это барометр исторического реализма, который не может всегда показывать только «ясно» или только на «бурю». Казенщина, мыслительная неповоротливость или услужливость установленным образцам истины и есть основа традиционализма. Но вместе с тем и самое уязвимое его место. Ибо отставание от истины становится столь очевидным, что не требует никакой напряженной доказательной работы.

Даже изменение собственной точки зрения — более нравственно, чем отрицание истины из соображения постоянства своей точки зрения. Насколько нелепым и глупым выглядит желание мыслителя, во что бы то ни стало расписаться под абсолютной Идеей. Идея — это телега, которую трясет на ухабах исторического реализма. Черт с ней, если она развалится в пути. Идеи должны стареть, так же как и люди. В противном случае традиционализм уничтожит даже малейшие зачатки новаторства, а вместе с ними способность человеческого общества к историческому развитию.

Гуманитарная сторона Новой традиции обусловлена действием принципиально новой этики. Традиционная этика построена на авторитарности. Любое суждение опирается на авторитарную исходную установку. То есть, на объективно установленную часть.

Новая этика утверждает, что все опровержимо. При желании.

Даже Закон всемирного тяготения.

Потому громоздить утверждения, теории, идеи, подпираемые исходными истинами — такое же ненадежное дело, как и градостроительство на вулкане.

Истина подвижна. Она лавирует в жизненном потоке. Привыкание к сложившимся способам ее поиска и определения — опасно. Ценность истины не в том, что она вечна и неопровержима, а в том, что она наиболее актуальна и целесообразна для данного исторического момента. Вот принципиальная идея Новой Традиции и ее Новой этики.