Александр Бушков - Иван Грозный: Кровавый поэт Страница 4

    А потому до революции сторонники черной легенды о «безумном тиране» составляли то подавляющее большинство, которое как раз и владеет умами. После революции, как легко догадаться, положение ничуть не улучшилось: кто бы стал заниматься вдумчивым и объективным изучением личности и поступков Грозного, если все без исключения самодержцы были объявлены «сатрапами» и «тиранами»? И все написанное о «сумасшедшем тиране Грозном» как нельзя лучше иллюстрировало большевистские тезисы о «порочности царизма».

    И появлялись стихотворные строки вроде написанных Владимиром Лутовским:

    …От белых поповен в поповском саду,

    от смертного духа морозного,

    от синих чертей, шевелящих в аду

    царя Иоанна Грозного…

    С одной стороны, вновь присутствует некая шизофреническая раздвоенность мысли: если ад и рай являются не более чем «поповскими выдумками», то как может советский поэт рассуждать, куда именно после смерти попал Грозный? С другой же - ничего нового, все в русле концепций еще времен Карамзина…

    И только после окончания Великой Отечественной о Грозном начинают писать о б ъ е к т и в н о. Потому что таково указание Сталина. А Сталин п о н и м а л Грозного, как мало кто другой - ему самому пришлось вести ту же самую борьбу со с в о и м и зажравшимися и обнаглевшими боярами, разве что назывались сталинские бояре иначе, но суть была та же…

    Вот только после смерти Сталина и «разоблачения культа» многое вернулось на круги своя. Наряду с объективными исследованиями появляются и опусы, проникнутые прямо-таки патологической, нерассуждающей злобой к Грозному, уже не имеющие ничего общего с научными трудами…

    Как говаривал один из персонажей Стругацких, уж на что я привычный человек, ребята, но и меня замутило…

    Лично меня прямо-таки замутило, когда в одной из книг крайне мною уважаемого автора я вдруг прочитал, что, оказывается, «впервые регулярную армию в России создал Петр I». Автор этот, с его знанием истории, уж никак не мог запамятовать, что в п е р в ы е регулярную армию в России создал как раз Иван Грозный. Но к Грозному он отчего-то относится со столь патологической ненавистью, что пошел на явный подлог, о чем сам конечно же, прекрасно знает… Такие вот печальные последствия «карамзинщины» порой встречаются…

    Но предисловие, сдается мне, несколько затянулось. А потому пора перейти к главному, то есть беспристрастному по возможности рассказу об Иоанне Васильевиче Грозном, могучем, страшном и несчастном человеке. Частенько после той или иной книги «черной серии» в мой адрес слышится уже прискучившее нытье, смысл коего сводится к одному: автор снова пытается злонамеренно кого-то «реабилитировать».

    Во-первых: а чем, собственно, так уж скверно намерение кого-то реабилитировать? В том случае, конечно, если на человека возвели заведомо несправедливые обвинения?

    Во-вторых, я никогда особенно не стремился играть роль «реабилитатора». Я просто-напросто пытался по мере возможностей, насколько удавалось, представить объективную картину прошлого. Если мне попадался миф и удавалось доказать, что это именно миф, выдумка, сплетня, я так и поступал. Если удавалось довести до читателя некие «реабилитирующие моменты», то кто ж виноват, если именно они обнаруживаются при глубоком изучении с е р ь е з н ы х источников? Ну, а если кому-то всего-то навсего не хочется расставаться с привычным мифом, то это его личные медицинские проблемы, которые я решать не обязан…

    А посему в качестве Музы я всегда выбирал не порхающую барышню с арфой, а покойного английского историка Р. Коллингвуда (что, согласитесь, гомосексуальных мотивов под собой не имеет). Вот и на сей раз своему обыкновению изменять не намерен.

    Итак, Коллингвуд. «Какие вещи ищет история? Я отвечаю: red gestae* - действия людей, совершенные в прошлом. Хотя этот ответ поднимает множество дополнительных вопросов, многие из которых вызывают острые дискуссии, все же на них можно дать ответы, и эти ответы не опровергают нашего основного положения, согласно которому история - это наука о red gestae, пытка ответить на вопрос о человеческих действиях, совершенных в прошлом».

    ##* События, деяния (латинск.)

    Лично я в невежестве своем именно такой подход и считаю подлинно научным - а не попытки объяснить действия какого-то исторического деятеля, исходя либо из собственных либеральны воззрений (нелепо все же судить и приговаривать человека шестнадцатого века по меркам и моральным критериям века, скажем, девятнадцатого) либо из откровенной дури. Вот, скажем, еще в 1893 г. психиатр П. И. Ковалевский от большого ума сочинил целую книгу, где бестрепетной рукой вывел Ивану Грозному диагноз: «параноик с манией преследования». Разумеется, сей господин был либералом, интеллигентом и прогрессистом. Нисколько не задумывался над тем, насколько сие согласуется с профессиональной этикой: ставить диагноз пациенту, умершему за триста с лишним лет до того. Да и опирался наш эскулап не столько на сохранившиеся документы, сколько на вышепоминавшиеся книги историков-«обличителей» да то самое «общее настроение умов» тогдашней просвещенной публики, рассуждавшей примитивно и вульгарно: головы рубил? Значит, преступник! Заговоры искал? Параноик! Нет бы ему применять к предателям, изменникам и заговорщикам те самые «нравственно-духовные» методы: продался полякам или шведам? Получи поместье в награду. Заговор составил против царя? Золотую цепь на грудь…

    Лично мне гораздо ближе методы Коллингвуда, а потому вновь приведу обширную цитату.

    «Когда человек мыслит исторически, то перед ним лежат определенные документы, или реликты прошлого. Его задача - раскрыть, чем было это прошлое, оставившее после себя эти реликты… Предположим, например, что он читает Кодекс Феодосия и перед ним - эдикт императора. Простое чтение слов и возможность их перевести еще не равносильны пониманию их исторического значения. Чтобы оценить его, историк должен представить себе ситуацию, которую пытался разрешить император, и представить, какой она казалась императору. Затем он обязан поставить себя на место императора и решить, как следовало себя вести в подобных обстоятельствах. Он должен установить возможные альтернативные способы разрешения данной ситуации и причины выбора одного из них. Таким образом, историку нужно в самом себе воспроизвести весь процесс принятия решения по этому вопросу. Таким путем он воспроизводит в своем сознании опыт императора…»

    Золотые слова. Именно ими я и руководствуюсь вот уже одиннадцать лет, приступая к историческим расследованиям. Так достаточно изучить жизнь и деятельность Ивана Грозного «по Коллингвуду», как ситуация меняется самым решительным образом. Не было никакого параноика, терзаемого манией преследования. И садиста не было. Был умный, толковый и, что уж там, жестокий правитель, все действия которого были подчинены одной цели: укрепить единое государство и навести в нем порядок - в первую очередь посредством создания законов. Практически любое европейское государство проходило в своем развитии именно эту стадию. Другое дело, что иные западные страны лет этак на сотенку о т с т а в а л и от России - например, Франция, где повторить опыт Грозного смог лишь кардинал Ришелье (действовавший совершенно теми же методами, но так никогда и не объявленный садистом либо параноиком - европейцы в некоторых делах, увы, умнее нас, да и интеллигенция у них водится в столь ничтожном количестве, что, слава богу, не имеет влияния на серьезные исторические процессы).

    Все вышесказанное, конечно же, не означает, что в действиях Грозного не было «перегибов», серьезных промахов и напрасных казней, когда под раздачу попадали невиновные. Но, во-первых, в те времена повсеместно нормой была как раз крайняя жестокость (сплошь и рядом, повторяю, превосходившая русскую) а во-вторых, в той сложнейшей обстановке, в которой пришлось всю сознательную жизнь действовать Грозному, просто не обойтись без «перегибов»…

    Ну, думаю, достаточно. Начинаем рассказ о непростых временах Ивана Грозного. Поскольку придется затрагивать массу серьезнейших тем, не стоит начинать ни с былинного «Жил да был», ни даже с «Однажды родился…» Личность грозного царя и та эпоха, когда ему пришлось жить, прямо-таки требует начать издалека. Весьма даже издалека. Отступить на сотни лет в прошлое - причем не только России, но и многих других европейских государств. Потому что эпоха Грозного - лишь завершение сложных многовековых процессов, происходивших от Атлантического океана до Уральских гор.

    И прежде всего мы рассмотрим один из распространенных, увы, до сих пор мифов: будто деятельность Грозного была лишь выражением «исконно русского варварства», в то время как просвещенная цивилизованная Европа жила в тиши и благодати, строго соблюдая писаные законы и пользуясь всеми демократическими свободами вроде парламентов и прав человека…