Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть II. В советское время Страница 4

А глядя в наступающее человеческое будущее – сочетание в себе и национального, и универсального – может быть, самое необходимое (и победное) качество для новых столетий. Можно только пожелать его и нам, русским, и всем народам.

Но ощущение уникальности может придать сознанию и опрометчивый уклон.

Самому стремлению любого народа иметь идеал высший, прозревать предназначение высшее, чем только своё физическое существование, – не может быть упрёка, это стремление возвышает всякий народ в область Духа. Пусть не мессианство по прямому Божьему поручению, но – поиск и ощущение какой-то и своей особой миссии. Однако: что в ней искать?

Если бы вот так, как думают иные израильтяне (Натан Щаранский): избранность «приемлема только в одном плане – как повышенная моральная ответственность»[73]. Или, за 60 лет до него: «Не может безответственность… быть надёжной основой для нашей, еврейской жизни, жизни маленького народа, развеянного по миру… Легко ли это или нет, но мы должны сделать все усилия, чтобы познать себя и понять других»[74].

В 1939 году, перед самой гранью Второй войны, – редакция еврейского (на идише) сборника «На перепутье» поставила нескольким европейским интеллектуалам вопрос: «Следует ли евреям активно участвовать в общей политической жизни, не должны ли они ограничиться одной лишь еврейской политикой?»[75]

На этот вопрос известный писатель Стефан Цвейг, космополит и ассимилированный австрийский еврей, ответил так. Не участвовать в политической жизни мы, как и никто, уже не можем. Вопрос надо исправить: «следует ли нам стремиться к ведущему положению в политической и общественной жизни». Мы уже никак не можем отбросить «наше интернациональное, наднациональное отношение к общечеловеческим вопросам». Однако «считаю не менее опасным… чтобы евреи выступали лидерами какого бы то ни было политического или общественного движения… При наличии равных с другими прав евреи имеют далеко не равную со всеми ответственность», а «во сто тысяч раз» бо́льшую. «Служить – пожалуйста, но лишь во втором, в пятом, в десятом ряду и ни в коем случае не в первом, не на видном месте. [Еврей] обязан жертвовать своим честолюбием в интересах всего еврейского народа». (Здесь – поучителен урок о моральной связи и каждого еврея с судьбой своего народа.) «Нашей величайшей обязанностью является самоограничение не только в политической жизни, но и во всех прочих областях… Единственная польза, единственный смысл, которые можно извлечь из трагического урока, выпавшего на долю евреев, – это их внутреннее воспитание. Лишь тогда… наши невиданные страдания имели бы хоть какой-то смысл, если бы они побудили еврея совершать не шумные, а по-настоящему великие дела»[76].

Какие высокие, замечательные, золотые слова, – и для евреев, и для неевреев, для всех людей. Самоограничение – от чего оно не лечит! Но в том-то и мучительная нить, что именно самоограничение – трудней всего и даётся вообще людям.

Макс Брод, убеждённый сионист и, казалось бы, полный оппонент Цвейгу, – ответил почти буквально то же: «Очень опасно для евреев вмешиваться в политическую жизнь других народов… Такое участие нас непременно раздавит и уничтожит». Еврей «должен ограничивать себя, воздерживаться… Воздержаться, но не отходить в сторону! Воздержаться – это значит: не стремиться к лидерству или к наградам в чужой политике, но действовать с сознанием ответственности, открыто, ясно, отнюдь не тайно, за кулисами»[77].

И это последнее добавление – опять-таки превосходно. (И опять же, честно сказать: и всем людям, и евреям, – как бывает трудно следовать ему.)

Ив сегодняшнем Израиле мудро мыслящие евреи отчётливо говорят: «Наше вмешательство в дела других народов всегда оборачивалось плохо и для этих народов, и для еврейского народа»[78]. – Мы «много раз в современной истории… обнаруживали несправедливость в основаниях существующих обществ, а наша безответственность, как меньшинства, способствовала созданию новых, гораздо худших». Мы были «потомственные подаватели советов»[79].

А вот, после советских десятилетий строго оглядясь, пишет современный еврейский автор из диаспоры: «Конечно, эта история [евреев] была, как и у других народов, не только история благочестивых, но и безсовестных, не только беззащитных и ведомых на смерть, но и вооружённых, несущих смерть, не только преследуемых, но и преследующих. Есть в этой истории страницы, которые без содрогания нельзя открыть. И как раз эти страницы систематически и намеренно вытеснялись из сознания евреев»[80].

По заключению Э. Ренана, удел народа Израиля отначала был: стать бродилом для всего мира. Эта мысль, согласно или полемически, повторяется и у наших современников: «Мы стали бродильным началом среди неевреев, в среде которых мы жили»[81]. – «…Дескать, избранность еврейского народа в том и состоит, чтобы вечно жить в рассеянии. „Мы дрожжи… наша задача – сбраживать чужое тесто“»[82].

И по многим историческим примерам, и по общему живому ощущению, надо признать: это – очень верно схвачено. Ещё современнее скажем: катализатор. Катализатора в химической реакции и не должно присутствовать много, а действует он на всю массу вещества.

К этому следует добавить не только несомненную подвижность ума, еврейское «доверие к разуму и ощущение, что конструктивными усилиями можно решить все проблемы»[83], но и – острую чуткость к струям времени. Чутче евреев, я думаю, нет народа во всём человечестве, во всей истории. Ещё только первые молекулы тления испускает государственный или общественный организм – уже евреи от него откидываются, хотя были бы доселе привержены, уже – отреклись от него. И едва только где пробился первый росток от будущего могучего ствола – уже евреи видят его, хвалят, пророчат, выстраивают ему защиту. – «Такое свойство темперамента, при котором евреи всегда оказываются на стороне „самых передовых“ идей… очень уж для нас, евреев, характерно»[84].

Предпринятый тут обзор мнений даёт нам до некоторой степени объемлющее сознание, с которым мы вступаем в дальнейшее чтение.

Часть II

В советское время

Глава 13

В Февральскую революцию

123‑летняя история неравноправного подданства еврейского народа в России (считая от Указа Екатерины 1791 г.) закончилась с Февральской революцией.

Стоит оглянуться на атмосферу тех февральских дней – каким подошло общество к этому моменту эмансипации?

Первую неделю петроградских революционных событий газет не было. А затем они выступили с трубным гласом, менее всего задумываясь или ища жизненные государственные пути, но наперебой спеша поносить всё прошедшее. В невиданном размахе кадетская «Речь» призывала: отныне «вся русская жизнь должна быть перестроена с корня»[85]. (Тысячелетнюю жизнь! – почему уж так сразу «с корня»?) – А «Биржевые ведомости» выступили с программой действий: «Рвать, рвать без жалости все сорные травы. Не надо смущаться тем, что среди них могут быть и полезные растения, – лучше чище прополоть с неизбежными жертвами»[86]. (Да это март 17‑го или 37‑го?) – Расшаркивался новый министр иностранных дел Милюков: «До сих пор нам приходилось краснеть перед нашими союзниками за наше правительство… Россия лежала мёртвым весом на деле союзников»[87].

Редко в те первые дни можно было услышать дельные слова о том, что́ же надо теперь вообще делать в России? Улицы Петрограда в хаосе, сотни полицейских загнаны под замок, по городу не утихает безпорядочная вольная стрельба, – но всё заливает общее ликование, хотя по каждому конкретному вопросу разброд мыслей и мнений, разноголосица перьев. Вся пресса и общество сходились едва ли не в одном: в безотложном установлении еврейского равноправия. Красноречиво писал Фёдор Сологуб в «Биржевых ведомостях»: «Самое существенное начало гражданской свободы, без чего земля наша не может быть святою, народ не может быть праведным, всенародный подвиг не станет священным… – снятие вероисповедных и расовых ограничений».

Равноправие евреев продвигалось, и даже весьма быстро. Первого марта (ст. ст.), за день до отречения царя, за несколько часов до знаменитого «Приказа № 1», губительно толкнувшего армию к развалу, – комиссары Думского Комитета, посланные в министерство юстиции, В. Маклаков и М. Аджемов, провели распоряжение по министерству: зачислить всех евреев – помощников присяжных поверенных в сословие присяжной адвокатуры. – «Уже 3 марта…председатель Государственной Думы М. Родзянко и министр-председатель Временного правительства кн. Г. Львов подписали декларацию, в которой говорилось, что одной из главных целей новой власти является „отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений“»[88]. – Затем, 4 марта, военный министр Гучков внёс предложение открыть евреям дорогу в офицерство, а министр просвещения Мануйлов – отменить процентную норму для евреев. Оба предложения были приняты без помех. – 6 марта министр торговли-промышленности Коновалов начал устранять «национальные ограничения в акционерном законодательстве», то есть отмену запрета на покупку земли компаниям с евреями в правлениях.