Вера Желиховская - Радда-Бай: правда о Блаватской Страница 4

2) содействие в распространении арийских и других восточных языков, наук и знаний;

3) не обязательное, – изыскания в области сокровенных законов природы и психических сил человека.

Из трех этих целей лишь первая обязательна для всех; преследование второй и третьей предоставляется на добрую волю членов.

17 февраля 1879 года Блаватская и Олькотт достигли берегов Индии.[48] На пристани Бомбея братство Арья-Самадж приготовило им торжественную встречу, с музыкой, цветами и слонами.

Вот отрывок из ее юмористического письма к родным об этой встрече:

«Меня и смех и злость разбирали, как подплыли к пароходу баркас, украшенный цветами, и лодки с музыкой. Опутали нас гирляндами так, что Олькотт стал похож на карнавального «boeuf gras»[49], а я на шарообразный рассадник лилий и роз, и с музыкой провезли на баркасе к пристани. Там новое удивление! Встретили нас местные танцовщицы, чуть не совсем голые, окружили, все время бомбардируя цветами, и провели… вы думаете к экипажу?.. Как же! – к белому слону!.. Господи! Что только стоило мне влезть по рукам и спинам голых кули[50] на эту громадину. Чуть я не вывалилась из павильона[51] на спине его, когда слон вставал!.. Других счастливцев усадили просто в паланкины, а меня с Олькоттом повезли при бубнах, литаврах и радостных кликах, как обезьян на показ, в помещение «Арья-Самадж».

Закипела неустанная работа. Олькотт все больше разъезжал, а Елена Петровна писала, по одиннадцати часов в сутки, не разгибаясь, работала. Она писала в местные газеты, посылала корреспонденции во все страны света и заготовляла материалы для задуманного журнала «Теософист».

Вначале их заподозрили британские власти в зловредных целях: в шпионстве, в пропаганде русского влияния. Над ними установили полицейский надзор; их письма распечатывали, на них косились… Блаватская выходила из себя! Писала негодующие письма друзьям своим в Лондон. Оттуда многие влиятельные лица разразились статьями в газетах и письмами к властям в Бомбей в защиту их.

Более всего подействовало письмо к лорду Литтону (тогдашнему вице-королю) от лорда Линдсея, члена Королевской Академии Наук, президента Астрономического Лондонского общества.

«Ваша полиция осрамилась! – писал он, – я сам член их общества, так вы, пожалуй, и меня за агитатора сочтете, если я приеду в Бомбей?…».

Заступничество подействовало. Полицейский надзор был снят, но нарекание привилось несмываемое. И поныне враги Теософического Общества и лично Е. П. Блаватской то и дело укоряют ее шпионством.

Несмотря на предубеждение англо-индийского общества против основательницы Теософического Общества, в особенности, как против русской, не стеснявшейся высказывать свой патриотизм,[52] она вскоре сумела занять в нём надлежащее ей место и приобрела многих друзей в среде властей, литераторов и т. ц лидеров общественного мнения.

Ее вскоре стали приглашать на рауты, обеды и на летнее гощение в местных дачных местах, – в Симле, Отакамунде и тому подобных гористых местностях. Она очень тяготилась обязательными выездами, отвыкнув от общества, от туалетов, да еще при условиях такого тропического жара и такой занятой жизни. Ради пользы дела приходилось стесняться; как приходилось, уступая настояниям «друзей», пускать в ход «натуральные феномены» – для привлечения внимания профанов к действительности оккультических сил», – все это ради пропаганды Общества… Местные газеты[53] подхватывали россказни «очевидцев» на лету; прославляли «чудеса проповедницы теософии», составляли ей репутацию колдуньи, которая шла ей в упрек, заставляя обвинять ее в шарлатанстве, в ущерб тех истинных заслуг, которые и без них должны были ей доставить известность.

Тут ее приятель, редактор правительственной газеты «Пионер», м-р А. П. Синнетт, много погрешил против Е. П. Блаватской, без намерения повредить ей, разумеется. Напротив, думая ее прославить такими книгами, как его «Оккультный Мир», возбуждающими лишь недоверие, весьма понятное. После летних месяцев в Симле вновь были подняты враждебные толки, возбужденные статьями «Пионера», рассказывавшими невероятные случаи. Решительнее других поднялись клерикалыКлерикал (от позднелат. clericalis – церковный) – сторонник клерикализма, член клерикальной партии. Клерикализм – политическое направление, добивающееся первенствующей роли церкви и духовенства в политической и культурной жизни., вполне законно неприязненно относившиеся к персоналу, а тем более к основательнице Теософического Общества, как бы то ни было пропагандировавшей, хотя и весьма нравственное, но не чисто христианское учение. Стали ходить, кроме басни об агитации в пользу России, другие клеветы на Блаватскую. Одной из нелепейших было обвинение в самозванстве. Сочинили, что настоящая Е. П. Блаватская умерла и похоронена в Адене, а что это ее горничная… Пришлось ей прибегнуть к свидетельству властей и родных: к дяде ее, генералу Ростиславу Андреевичу Фадееву, и князю А. М. Дондукову-Корсакову, тогда главноначальствующему на Кавказе. Последний ей выслал свидетельство, гласившее, что муж ее был вице-губернатором в Эривани. И кроме того, написал дружеское письмо, как к старой знакомой.

Все это было опубликовано друзьями и прозелитами Елены Петровны, но их понятно было меньше, чем неприятелей и равнодушных, – в которых утверждались неприязненные к ней отношения. Последние росли, возбужденные миссионерами-иезуитами и фанатиками патриотами, по мере того, как увеличивалась популярность Теософического Общества и влияние его представителей на высшие туземные касты – на индусов, браминов и буддистов-сингалезцев, примыкавших к Обществу во множестве.

Президент Г. С. Олькотт открыто принял буддизм. На острове Цейлоне, каждый раз как они туда отправлялись, сингалезцы делали им царские приемы, хотя Елена Петровна Блаватская и настояла на том, чтобы один из основных принципов Общества, а именно свобода совести, равноправность всех религий в нем и самая широкая терпимость его членов к взаимным верованиям, и убеждениям друг друга, не был нарушен; хотя из-за этого Т. О. разошлась со своим патроном, с проповедником единобожия индусом Диянандом Сарасвати, именно вследствие его требования, чтобы в состав общества входили исключительно буддисты, – тем не менее тяготение к буддизму, в особенности в Индии, в Обществе оказалось великое. Сам его сооснователь и президент даже составил буддийский катехизис, одобренный для введения во все училища самим Сумангаллой, главным первосвященником на Цейлоне.

От всех этих беспокойств, клевет и всяких неурядиц Блаватская нравственно страдала более всех, тем более, что и климатические дурные условия на ней сказывались, увеличивая хронические ее недуги. Она болела постоянно, а несколько раз так сильно и опасно, что доктора отказывались от нее, окончательно приговаривая к смерти. Но в этих крайних случаях, по свидетельству многих очевидцев, всегда случалось что-либо непредвиденное, во спасение ее в последнюю минуту. Или являлся какой-нибудь, неизвестно кем присланный, туземный знахарь и давал ей неведомое лекарство; или просто являлся спасительный сон, из которого она просыпалась облегченной; или же за нею являлись неизвестные люди и увозили ее на некоторое время куда-то, откуда она приезжала облегченная. О таких случаях свидетельствуют десятки лиц, в присутствии которых она болела и исчезала временно; свидетельствуют также и штемпеля тех писем Блаватской, которыми она извещала о своих неожиданных исчезновениях. Передо мной, например, письмо ее из Мирута за Аллахабадом, в котором она пишет, что «получила приказание, оставив железные и торные пути, следовать за присланным провожатым в джонгли,[54] в священные леса Деобенда…».

Следующим письмом сестра меня извещала, что Лама тибетский по имени Дебо-Дургай ее излечил в этих «священных лесах».

«Я была в беспамятстве, – говорит она, – ничего не помню, как внесли меня на носилках на огромную высоту. Я проснулась на другой день под вечер. Я лежала среди большой, каменной, совершенно пустой комнаты. Вокруг в стенах были высечены изображения Будды; кругом курились какие-то кипевшие в горшках снадобия, а надо мной совсем белый старик лама делал магнетические пассы».

После того она заснула на целые сутки, и во сне ее снесли обратно с гор к друзьям, ожидавшим внизу. Так вся жизнь Е. П. Блаватской была соткана из странностей и необыкновенных происшествий.

V

Нравственные потрясения всегда отзывались на физическом ее организме. Так ранней весной 1881 г. она сильно заболела, пораженная, и до глубины души потрясенная, ужасным делом 1-го марта[55].

Она писала:

«Господи! Что ж это за ужас? Светопреставление, что ли у вас?.. Или сатана вселился в исчадия земли нашей русской! Или обезумели несчастные русские люди?.. Что ж теперь будет? Чего нам ждать?!.. О, Господи! Атеистка я, по-вашему; буддистка, отщепенка, республиканская гражданка, а горько мне! Горько! Жаль Царя-Мученика, семью Царскую, жаль всю Русь православную!.. Гнушаюсь, презираю, проклинаю этих подлых извергов – социалистов!». «Пусть все смеются надо мной, но я, американская гражданка, чувствую к незаслуженной, мученической смерти Царя Самодержавного такую жалость, такую тоску и стыд, что в самом сердце России люди не могут их сильнее чувствовать».