Юлия Юзик - Невесты Аллаха; Лица и судьбы всех женщин-шахидок, взорвавшихся в России Страница 4

29 ноября 2001 года Айза взлетела на воздух в родном Урус-Мартане, метрах в ста от родительского дома.

— Я приехал домой вечером, отработав смену на стройке. Только зашел, разулся, как в дверь стучат.

«Твоя дочь взорвалась возле комендатуры!» Я ничего не понял. «Что вы несете?» — говорю. А мне отвечают: «Пойдем на опознание».

Мы с женой, перепуганные до смерти, подходим к комендатуре. Военные подзывают нас к какой-то кучке, мы приближаемся, а там… Они даже не накрыли ничем… — старый Ваха Газуев всхлипывает. — От дочки моей только голова и осталась. Волосы растрепанные, словно ветром их раскидало. Жена сразу в обморок упала. Ее в чувство приводили, а я пока доченьку в сумку складывал. Кроме головы осталось плечико и пальчик с ноготком. Я все сложил в пакет. Килограммов пять-шесть от Айзы осталось, не больше. И пошли мы с матерью домой… Я плачу, жена плачет, а Айза уже не плачет. Только голова и пальчик с ноготком от нее и остались…

29 ноября Айза Газуева обвязалась взрывчаткой и пошла к военной комендатуре. Прохаживаясь вокруг да около в длинной просторной одежде, она дожидалась приезда коменданта Гейдара Гаджиева. Как только он подъехал, Айза ринулась ему навстречу.

Гаджиев был с охраной, ему казалось, что нечего бояться молодой женщины — под окнами комендатуры они стояли дни напролет, требуя вернуть забранных мужей или сыновей.

— Одну минутку, — крикнула Айза, отталкивая охранников.

И — взрыв. Мощный хлопок, дым, крики, кровь. Айзу разорвало на куски, один охранник погиб на месте, тяжело раненного Гаджиева срочно повезли в госпиталь. Спасти его так и не удалось. Он скончался от ран в ростовском госпитале спустя двое суток.

Молодая чеченка сделала свое дело — она забрала с собой на тот свет заклятого врага, человека, ради которого она жила эти последние четыре месяца.

Но что же такого сделал Гаджиев этой красивой девушке, что она не пожалела ради его смерти и собственную жизнь?

Четыре месяца назад военный комендант Урус-Мартановского района, проводивший жестокие зачистки села в поисках вооруженных ваххабитов, забрал из дома Айзиного мужа.

Они успели прожить вместе всего 7–8 месяцев. Молодые, безумно влюбленные друг в друга, они не могли прожить поодиночке и дня.

И вот зачистка. Забирают Алихана, мужа Айзы. Потом сами же военные нехотя признают: да, забрали по ошибке. К ваххабитам Алихан не имел никакого отношения.

Где не бывает ошибок? Разобрались да отпустили.

Но в тот раз все сложилось иначе.

Гаджиев, человек жесткий и решительный, действительно навел в Урус-Мартане порядок. Не щадил никого. Ваххабитское логово, которое славилось на всю Чечню, было почти раздавлено.

Но, как часто это бывает, наводя порядок, немудрено и дать маху. Гаджиев косил почти без разбора.

Вот и в тот раз, поняв, что парень не тот, кого они ищут, все же не стал его отпускать.

Война — здесь царит жестокость и беззаконие власти.

Алихана стали жестоко избивать. Искалечили так, что места живого не осталось. Но парень все еще жил.

То, что случилось потом, рассказали мне позже в МВД республики «под большим секретом». Разошедшийся Гаджиев приказал вызвать в комендатуру молодую жену.

Айзу привели. Увидев посиневшего мужа, она стала рыдать и умолять его отпустить.

Но Гаджиев… вспорол Алихану живот и, схватив Айзу за волосы, макнул ее в распоротые кишки.

…Он умер на ее глазах. Мучительно кряхтя и стоная. А она, 20-летняя Айза, умытая кровью мужа, так и не смогла ничего сделать.

Несколько месяцев потрясенная девочка пыталась как-то пережить произошедшее. У нее ничего не получилось. А тут еще — недавняя гибель брата.

— Незадолго до того, как ее мужа убили, убили и моего сына — Айзиного брата. Он у нас с первой войны инвалидом был. На мине подорвался. Ему пришлось ноги отрезать, только чтобы он выжил, — гангрена началась. Так долго он дома сидел, несколько лет, ноги залечивал. Потом встал на костыли и стал у нас проситься погулять по селу. Весна как раз была, все так красиво было, деревья цвели. Мы его отпустили. Он успел дойти до автостанции… Там военные сидели… Они смеяться над ним стали: «Мало тебе ноги оторвали, куда ты еще прыгаешь?». И… Застрелили они его. В шутку.

Старый Ваха говорит тяжело, все время сбивается на чеченский и спрашивает моего спутника: «Она не сделает нам ничего плохого? Зачем ей наше горе? Что она напишет?».

Тот успокаивает старика, говоря, что я пришла с миром.

— Ваха, Айза сильно изменилась после смерти мужа и брата?

— Очень сильно. Она стала вся какая-то темная, молчаливая. Но я с ней никогда ничего не обсуждал, у нас не принято, чтобы отец с дочерью говорили. У матери лучше спросите.

Мать живет в Ингушетии, в лагере беженцев. Там чеченцы могут заработать хоть какую-то копейку на хлеб.

Еду туда, но не застаю ее на месте. Вместо нее — сестра Айзы, длинноногая красивая девочка, не говорящая на русском, и тетка Яхита.

Изо всех углов выглядывает нищета. Девочка в дырявых носках. Из еды — только мука и вода, из которых собираются печь лепешки.

— Ох, вы знаете, как жалко девочку! — вздыхает она. — Ее горе кто-то использовал, кто-то обвязал ее взрывчаткой, кто-то надоумил. Как Алихана — мужа ее — убили, так она стала чернее ночи. Часто куда-то уходила, молчала все больше, все чаще стала говорить об Аллахе и рае. Молчит-молчит, а потом вдруг спросит: Яхита, как ты думаешь, Алихан в рай попал? Мы вздохнем и говорим: конечно, в рай, девочка, он же ни в чем перед Аллахом не был виноват, и мучения такие принял перед смертью. Она послушает, вроде успокоится, и опять о чем-то думает.

…Когда она разорвалась, мы сразу узнали имя человека, который ее надоумил на такое. Он, оказывается, появился сразу после смерти Алихана, стал ее уговаривать отомстить за мужа. Книжки ей давал читать религиозные, водил ее куда-то, где, видать, такие же несчастные собираются.

Как коршун он на нее набросился, когда все прослышали о том, КАК Алихана убили. Понял, видать, что такая пойдет теперь на все.

Она так мужа своего любила, если бы вы знали как. Они друг от дружки оторваться не могли. Молодые, красивые. И так все разбить…

Когда Гаджиев умер, этот человек получил 200 тысяч долларов.

Семья Айзы не получила и гроша — только оторванную голову.

….Но в тот момент, когда Айза пробивалась к коменданту Гаджиеву, она не думала ни о своей семье, ни о деньгах, которые она могла бы получить от людей, надоумивших ее на этот шаг.

Перед ее глазами стоял умирающий Алихан; то, как ее схватили за волосы и макнули головой в его горячую кровь.

Позор, который можно смыть только кровью врага. Горе, которое нельзя забыть. Любимый, к которому нужно спешить.

Вот что стояло за тем днем, когда прогремел очередной взрыв в Чечне и очередная женщина-камикадзе взлетела на воздух.

2 июня 2002 г.

Айза — кремень, от которого вспыхнуло пламя. Она мстила за убитого мужа, за растоптанную любовь, за разбитую жизнь — и мстила своему обидчику.

Меня восхитил ее поступок. Так же, как восхитил всю Чечню, где она стала настоящей героиней.

Да, она могла бы просто попытаться пережить свою боль и начать все с нуля. Могла бы во второй раз попытаться выйти замуж — в жизни всегда ведь можно устроиться, перевернув лист и забыв прошлое.

Могла бы, наконец, вскрыть себе вены и тихонечко умереть. Но она выбрала другой путь. Кровь за кровь. Не дрогнув, она соединила клеммы под складками платья, зная, что через секунду превратится в груду сожженного мяса.

Но другие… Они и был и другими. Молоденькие девочки гибли ни за что.

За пустую идею. За невидимого Аллаха. В их юные головы забивали всякую религиозную дребедень, их учили ненавидеть врага. А бывало и так, что ей, камикадзе, не оставалось другого выхода, кроме как, обвязанной взрывчаткой, с ужасом ждать, когда ЗА ТЕБЯ приведут в действие взрывной механизм.

И знаете, кто это делал?

Их возлюбленные.

По подобному сценарию развивался теракт в ОВД Старопромысловского района. Совершить его должна была 16-летняя Зарема Инаркаева.

Вечер, около 15.00. Автомобиль с двумя мужчинами и молоденькой девушкой кружит неподалеку от здания районной милиции.

— Черт возьми, до сих пор его нет на месте.

Спустя еще час.

— Вот, подъехал, наконец!

Молодой мужчина поворачивается к девушке.

— Ты как?

— Мне страшно.

— Успокойся. Ну, давай, ты же смелая, я знаю, что ты сможешь, давай!