Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души Страница 4

Где тетя -- одописец Октября!

Стихи в газетах "Правда", "Труд", "Известия",

"Московский комсомолец", например,

Мы с Тетушкой писали вместе. Я

Вгонял болванку в заданный размер,

Необходимый в жанре благочестия.

Тетя же выдавала полимер

Стиха, вроде волокон каучука,

Где отзывалась на событье чутко.

Мы это сами сделали и то,

Что нынче не секрет от тех, за стенкой...

То, что, читатель, встретишь у Барто

И, не боюсь сказать, у Евтушенко,

На свет смог в муках произвесть никто

Как Тетушка. Обугливалась гренка,

А мы корпели над строкой "Труда" -

Я -- в муках совести, она -- труда.

У многих нынче есть пристрастье к Рильке.

Я перевел для тети "Часослов" -

Так поступив не из участья к Рильке,

Но чтоб помочь ей уяснить со слов,

Как современно написать о кильке,

Чтоб "Комсомолка" приняла без слов.

А Тетушка, набравши в зубы шпильки,

Уж думала о Лорке, не о Рильке!

Рильке, Лорка и Кафка -- три кита

Тетушкиной программы. На затравку,

Где что-то сбрасывалось со щита, -

Бюрократия, например, там Кафку.

Рильке -- где обнажалась нищета

Рабочих Запада. А там, где травку

Воспеть и Первомай, и шум полей, -

Там Лоркин дольник был всего дельней.

Но тайной страстью тети был не Лорка,

Не Рильке и не Кафка. Некий стих,

Домашний как полынь, и как касторка

Комнатный. Привнесенный не из книг

(им даже возмутилась бы "Вечорка").

Но Тетушка им грезила, постиг -

Нуть тайну жуткой прелести не в силах

Племяннических строк. Простых и милых:

Это бывает, когда рояль выбрасывает

Судороги в припадке.

Это бывает, когда скрипач растрясывает

С башки волос остатки.

Когда начинают дамы,

Воспаряя в горние сферы,

Ронять с балконов номерки в партеры -

Тогда и бывает

вот это самое!!!!

И я ищу тетю мою в годах

Минувших, в быте, позабытом ныне.

В стране, куда не ездят в поездах.

В воспоминаньях, дневниках, где иней

Годов осеребрил чернильный прах

И где страницы желтые пустыней

Пахнут, где в вереске просохших строк

Гнездится Время. И студеный ток

Несет форель величиной с теленка.

Ах, на муравчатом на бережке

С лукошком босоногая девчонка -

Рыба в струе и ягодка в леске.

А птицы-то! Гористая сторонка.

В ней села дремлют на большой реке.

Поуживают рыбаки, не тужат,

Попы в баских церквах вечерни служат.

Жгут угли углежоги. На пожог

Везут руду крестьяне при заводе.

Кто в сундуках таит какой лишок,

А кто с утра не сыт, живет в заботе.

Кто просит, опершись на посошок,

И девочка до вечера в работе -

Ей чистить, мыть, косить, пасти, качать

И на тычки улыбкой отвечать.

Она удивительна, моя тетя.

Кротость и воля сочетались в ней

С быстрым умом. Она -- хоть в устном счете,

Хоть в грамоте -- поповен всех сильней.

И вот заезжий человек: Пойдете

Ли в семинарию? -- Нет, нет: нужней

Семье кормилица... -- Но вы, быть может,

Живую душу губите... Поможет

Земство -- стипендией... И вот она

Становится учителем. И едет

Служить в село Клевакино. Война

И голод. Марксом и Черновым бредит.

И революцией. Потом, жена

Чекиста, борется с разрухой и дет

Сады организует, сыпняком

Болеет, но жива -- худым пайком,

Идеями и будущим. К монголам

Направлена. По долам, по горам

И по монастырям, и мелким селам

Учат детей, расстреливают лам,

Сеют террор и знания. Уколом

Лечат люэтиков, а также драм

Политпросветкружки организуют,

Скрывая, что по родине тоскуют.

Индустриализацья, коллекти

Визацья, конституцья, революцья -

Вас выносить и воплотить! Снести

На раменах, чтобы была не куцья!

И, как огонь в ладонях, вас спасти,

Когда вокруг со скрежетом мятутся

Все силы мрака, сохранить очаг,

Держа революцьонный крепкий шаг!

Но как не вечно рушишь или строишь -

А делу и потехе время есть -

И вечным криком нервы лишь расстроишь,

Когда-нибудь стоящий должен сесть,

А коли сел, стал думать -- не герой уж -

Так революцья длится не Бог весть,

И то, что было трепетным и кровным,

Становится уставным и чиновным.

И революцья ревностно блюдет

Канон от нечиновных революций...

А Тетушка туда и не идет!

Ей дела нет до виз, благополлюций.

Она остаток жизни проведет

В благословенном поиске созвучий -

Чтобы прейти. Не так, как воск в свече, -

Но как вода в прозрачнейшем ключе.

БЕДНАЯ ТВАРЬ

Кто выдумал тебя? Кто источил?

Кто дал такую силу бедной твари?

Звучать томительнее страдивари

Кто твой хребет и ноги научил? -

Сказав так, из объятий исключил

Ее он и подумал: снова в паре! -

И вякнула она: А ты в ударе!

Смешно ты это, право, умочил! -

-- Да я тебя не кину! -- Уж не кинешь,

Покудова еще тебе дышу,

А коли кинешь, то куда и двинешь?

Я камышинку в позвонках ношу:

Ко мне уж языком, гортанью хлынешь, -

Исторгнешь душу -- или песню вынешь! -

Исторгнешь душу ей и песню вынешь

Бывало -- вот ведь что. Ведь какова?

Хотя -- ведь это что? Слова... слова...

В словах не тот эффект, а вот как вдвинешь!

Опять в глазах у ней простор и синь -

ишь! -

И в волосах засохшая трава,

В душе стоят озера, дерева, -

Короче говоря, не баба -- Синеж.

-- Давай-ка поспиваем, ревунок! -

Поет -- и голосок сбивает с ног:

В нем скрежеток, как если примус чинишь.

Зато гортань Жидкова -- что алмаз,

А Стешеньки -- сребро среди желяз, -

Так ей и обречен, куда ни кинешь.

Тому и обречен, куда ни кинешь,

Что, с ней скитаясь, века не избыть, -

Петь песни по дворам, тому и быть,

И сдохнуть с милой, с ней -- единый финиш.

Поди на родине, не на чужбине ж

Падешь. А ей равно -- запеть, завыть,

Цивилизованность в себе забыть,

Сермяжность бабью воскресить, все нынеш.

-- Ножи точить! -- мы тоже из точил,

Хотя не правим ни ножа, ни бритвы.

Берем не деньги -- слезы да коритвы,

И нам от кровельных жестяных крыл

Летит порой: Ах мать вашу едрит, вы!

И кто тебя лечил -- не долечил!

-- А кто тебя лечил -- не долечил!? -

И говорит с тоской: Пойдем, не надо!

Ин наша муза этим не отрада,

Заквакали, как жабы из бучил.

А мне и жалко этих дурачил! -

-- Жалей! -- я возражал. -- Какого ляда

Жалеть необразованное стадо... -

-- Им Господи сердца не умягчил, -

Она мне, -- вот и сердются напрасно.

Антоша, помни! Помни ежечасно,

Что нам Всесвятый дивный дар вручил,

Затем чтобы и в непогодь, как в ведро,

Мы наши голоса струили бодро... -

Тут в небесах вдруг некто заскворчил.

И только этот самый заскворчил, -

Она умолкла, вняв ему всем телом,

И голосом прелестным, оголтелым,

Вплела сребряшку в медь его скворчил.

Он аж от удивленья опочил,

Но тут же выдал трель красно и делом -

И вот их голоса взнеслись к пределам

Неясных, хоть немеркнущих свечил.

Короче говоря, вот те и блин -- ешь!

И рот разинув, как -- не зная сам,

Я отлил пулю вышним небесам

Такую, что и варежку разинешь,

Поскольку, видимо, я сам -- сусам.

Да, уж того, что суждено, не минешь!

И так как, коли суждено, не минешь,

То мне тотчас же, замарав лицо,

С небес пришло куриное яйцо,

И мне пришлось прерваться на средине ж,

Чтоб заорать наверх: Еще раз кинешь! -

И крикнула она, подняв лицо:

Как можете вы оскорблять лицо! -

И мне сказала: На, утрись, не в глине ж! -

И я, подумавши: Конечно -- нет! -

-- Пойдем к другому: этот двор отпет, -

Она сказала, -- иск ему не вчинишь

За твой замаранный высокий лоб... -

И поднял я с земли гранитный боб...

Раздался звон стекла... -- Еще раз кинешь!

Эй ты, Сольфеджио! Еще раз кинешь! -

-- И кину! -- Ну-ка кинь! Иди к окну,

Я те на шляпу на твою какну! -

-- Какнешь ты здорово! Кишками скинешь! -

-- Иди ко мне наверх, сейчас загинешь... -

-- Да я тя щас сквозь фортку протяну! -

-- А я те глаз на зад твой натяну! -

-- Соплями к подоконнику пристынешь! -

И, засмеявшись, молвила: Нет сил

Смотреть, как в свару втянутся мужчины,

Скажи, где ты язык свой отточил? -

-- И нет тут никакой первопричины! -

-- Да поняла уж! Нет такой кручины,

Чтоб так себя на всех ты ополчил! -

Чтоб так себя на всех я ополчил, -

Оно, конечно, не было резона:

Козу мне делали, ведь не бизона,

Никто меня не портил -- всяк учил.

Всяк нитку из меня себе сучил,

Плел коврики для всякого сезона -

Для кухни, для площадки, для газона...

Я зуб и юшку из себя точил.

Да, уж того, что было, уж не будет!

Ну где тот синевзорый мальчуган,

Который окружающим поган,

Уже затем, что в них чегой-то будит,

Когда их к делу нудит чистоган.

Однако ж разберемся -- кто нас судит...