Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 12 2015) Страница 4

Марток 1985-го выдался коварный: многие простудись на свежем ветре перемен. Это был коварный грипп: симптомы проявятся только через год, а летальные судороги - через шесть лет. Это сегодня говорят о том времени: "Система прогнила, идеология устарела". Схожий диагноз можно поставить любому обществу едва ли не в любой год. Зависит от ракурса. Попытаемся восстановить тональность будущих трибунов перестройки накануне эпохи перемен. Виталий Коротич в 1985-м получит Государственную премию за книгу публицистики «Лицо ненависти», в которой смело клеймит позором буржуазное общество.

Евгений Евтушенко годом раньше прогремит на государственном уровне с поэмой «Мама и нейтронная бомба». Там много «борьбы за мир», имеются антисталинские мотивы, но уж точно нет отчаяния от «застойной реальности».

Александр Яковлев выпускает книгу «От Трумэна до Рейгана», в которой ничто не предвещает будущих весёлых расплюевских дней. Чинная и задиристая книжица времён холодной войны, и нет сомнений, что автор – по нашу сторону. Потому что «Мессианская страсть правящих кругов США способствовала гипертрофированному росту в стране двух чудовищ: милитаризма и шовинизма». Не зря поёт и София Ротару: «Вставайте! Вставайте! Вставайте! В опасности наша Земля!» В кинопрокате – «Танцор диско», «Любовь и голуби» и «Однажды в Америке». Мы не в изоляции и не в депрессии. Уже снимают самый антиамериканский фильм в истории – «Человек, который брал интервью», наш ответ бондиане.

«Голос Америки» твердил об острой борьбе за власть между Михаилом Горбачёвым и Григорием Романовым. Их даже сравнивали с Карповым и Каспаровым. На какую программу мы могли бы рассчитывать в случае победы Романова? Рискнём сделать некоторые предположения задним числом. Романов не решился бы на уничтожение партийной номенклатуры. Уничтожение, конечно, было условным, просто при Горбачёве правящий класс лишился дисциплинирующего партийного стержня, и наиболее прыткие вельможи и директора стали вполне успешно работать на частные интересы… Романов вряд ли строил бы внешнюю политику на приобретении личных вистов, скорее всего положился бы на профессионалов громыковской школы.

С ещё большими основаниями можно утверждать, что Романов не подчинил бы общественную жизнь гуманитарной повестке дня. Не заварил бы таких изящных, но во многом спорных в своём исполнении кампаний, как десталинизация, гласность или борьба с алкоголем. При Горбачёве тон задавала борьба с интеллигентскими химерами, странная идея «покаяния», которая уместна в раздумьях человека наедине с самим собой, а не в контексте 300-миллионной державы. При Романове скорее всего мы бы пропагандировали научно-технические достижения, размах строительства и всеобщего среднего образования, успехи рабочего класса. Вам это кажется скучным? Да, острых ощущений было бы намного меньше.

Но Романова удалось отстранить от борьбы за власть. Те, кто помогал Горбачёву в те дни, потом пожалели об этом. Но…

11 марта 1985 года на заседании политбюро под председательством М.С. Горбачёва «присутствовали тт. Алиев Г.А., Воротников В.И., Гришин В.В., Громыко A.A., Кунаев Д.А., Романов Г.В., Соломенцев М.С., Тихонов H.A., Демичев П.H., Долгих В.И., Кузнецов В.В., Пономарёв Б.Н., Чебриков В.М., Шеварднадзе Э.А., Зимянин М.В., Капитонов И.В., Лигачёв Е.К., Русаков К.В., Рыжков Н.И.». Приглашён был и замминистра здравоохранения Евгений Чазов. После его доклада, посвящённого последним дням К.У. Черненко, слово взял Громыко и с неожиданной решительностью предложил рекомендовать Горбачёва в новые генеральные… Возражений не было, споры к тому времени отгремели: члены политбюро заранее пришли к согласованной позиции.

На пленуме ЦК кандидатуру Горбачёва предложит всё тот же Громыко.

Первые речи нового вождя звучали безобидно. Все отмечали, что он легко толкает речь без шпаргалки: «Нашей экономике нужен больший динамизм. Этот динамизм нужен нашей демократии, развитию нашей внешней политики… Нам не нужно менять политику. Она верная, правильная, подлинно ленинская политика. Нам надо набирать темпы, двигаться вперёд, выявлять недостатки и преодолевать их, ясно видеть светлое будущее».

Первый удар Громыко получит через три месяца, когда на пост министра иностранных дел Горбачёв выдвинет Шеварднадзе.

Громыко считал это попранием договорённостей: предполагалось, что ему позволят выбрать преемника. Как-никак, Андрей Андреевич дирижировал внешней политикой державы почти тридцать лет, а до этого создавал фундамент послевоенного мира. Он назвал Горбачёву три кандидатуры: Корниенко, Добрынин, Воронцов. Все – профессионалы высокой пробы, а у Корниенко ещё и опыт огромный управления советской дипломатической империей. Восемь лет этот надёжный и деятельный дипломат был первым заместителем Громыко. Но Горбачёв предпочёл удалить Корниенко от МИДа, искореняя влияние Громыко на внешнюю политику. На Смоленскую площадь пришёл чужак – не имевший дипломатического опыта Эдуард Шеварднадзе. Громыко не нужно было объяснять, что это означало смену внешнеполитического курса. А Верховный Совет, во главе которого поставили Громыко, в международных делах играл лишь церемониальную роль. Шеварднадзе, с одобрения генсека, попросту игнорировал бывшего министра. Эпоха профессионалов в СССР явно заканчивалась: отныне востребованными становились звонари.

Горбачёв принялся уничтожать систему власти, которая выдвинула его на первые роли. В этом проявился его разлад с Лигачёвым: недавний союзник по секретариату считал, что партийная система управления лучше авантюр. Вот и забугорные «голоса» засудачили о подковёрной борьбе Горбачёва с Лигачёвым…

Новый генсек помнил об отставке Хрущёва, круг обкомовских работников он знал хорошо и не собирался опираться ни на них, ни на ЦК. Тогда-то ему и пригодился идеологически канонизированный, но практически не реализованный в СССР ленинский лозунг: «Вся власть Советам!». Об этой реформе заговорят только в 87-м, а реализуется она в 89–90-м, но уже в первый год правления Горбачёва заседания политбюро стали превращаться в фикцию.

В брежневские времена было заведено: каждый из членов политбюро отвечает за определённый «фронт» в политике и экономике и имеет право на инициативы в рамках своей епархии. Горбачёв предпочитал всё решать самоуправно. Только Лигачёв – сторонник старой цековской централизации – пытался отстаивать права и обязанности партийной номенклатуры в системе управления. Коллективного руководства не стало, не нащупывалась продуманная стратегия. Формула «партия и правительство» потеряла смысл. Теперь слишком многое зависело от темперамента одного человека и сотрудников, которым он доверял через голову иерархии.

Время покажет правоту Лигачёва: мы так и не сумели создать более эффективную «властную вертикаль», чем КПСС как «руководящая и направляющая». Как только ЦК оказался вне игры, страна погрязла в коррупции, в политических провокациях и межнациональных распрях. Не выиграл и сам Горбачёв: в условиях безвластия власть отвоевала новая элита, к которой пристроился Борис Ельцин. Но это другая история…

Горбачёв вроде бы продолжал курс Андропова. Укреплял дисциплину, напирал на машиностроение. Правда, явно перегнул палку в борьбе с пьянством. К тому же он сразу проявил сговорчивость в международных переговорах. Выдвинул броский лозунг одностороннего разоружения. Это выглядело суетливо. Никаких коврижек ни от Лондона, ни от Парижа СССР за это решение не получил. Так и поведётся: Горбачёв будет получать очки «в личном зачёте», не задумываясь о больших и малых поражениях страны. Увы, оказалось, что интересы главы государства и страны разошлись.

Самых «неблагонадёжных» отправили в отставку в первую очередь. Тихонова, Романова. Тихонов – инженер, лауреат Сталинской премии «за коренное усовершенствование производства миномётных труб», такого гладкими речами не проймёшь. Опытные практики с самого начала скептически относились к Горбачёву. Гейдара Алиева быстро устранить не удалось – его непросто было заменить. Бакинец работал энергично, с размахом, курировал машиностроение, лёгкую промышленность, транспорт, образовательную систему – то есть ключевые отрасли объявленного Горбачёвым «ускорения». На заседаниях политбюро держался особняком, на горбачёвские игры поглядывал не без высокомерия. Понимал, что в его собственной блестящей карьере наступает время эпилога, но не спешил выслуживаться. Алиева пытались обвинить в коррупции, воздействовали на него через врачей – и наконец он подал в отставку.

Главная черта той эпохи: ради личного торжества «прорабов перестройки» на слом пошла система, связанная с интересами миллионов людей, в том числе – будущих поколений. Что-то сломалось с тех пор, истончился народный инстинкт самосохранения. Для кого-то и нынешний украинский разлом – всего лишь азартное состязание, повод потрепаться в блогах и на телеканалах.