Светлана Букина - Неоднажды в Америке Страница 40

Боря верил в невиновность Дёрка до последнего. Точнее, в то, что виновность его не была доказана. Он верил Бритт; если она говорит, что знает своего отца и что он не мог совершить такое, значит, он не мог. А проститутки и порнография – не доказательство вины. Это наши пуритане местные считают, что от порнографии до насилия один шаг, но мы же не они. Кому ты веришь? Мужчине пятидесяти семи лет, он в прекрасной форме, во цвете лет, ему секс нужен, что тут непонятного? Девушки в таком возрасте на шею уже не вешаются, поэтому он искал секс через Интернет и прибегал к услугам проституток. Про порнографию – вообще смешно. Ну, смотрел мужик порнушку. Тоже мне.

Мне казалось, что Дёрк виновен, хотя до конца процесса это было не очевидно. Впрочем, наши споры быстро скатились со стези «виновен – невиновен». Мы начали обсуждать жизнь этой семьи, благо интимные подробности сообщались нам телевидением, радио и газетами с завидной регулярностью. Дело было не в желании покопаться в чужом белье; мы просто осознали, что они всего на двадцать лет старше нас, что это не какие-нибудь наркодилеры или бездомные, а очень похожие на нас люди – уровнем образования, образом жизни и системой жизненных ценностей.

Ситуация ведь вполне реальна: один супруг теряет интерес к сексу в результате неких проблем со здоровьем, второй отнюдь не готов списывать свою сексуальность в утиль, а жизнь впереди долгая. Что дальше? Имел ли он право жить так, как жил? Должен ли был похоронить сябя заживо, коротая век рядом с фригидной женой, ради семьи и морали? Ну завёл бы себе любовницу, встречался бы с ней втихаря; зачем проститутки и групповухи-то? А если любовница не находилась?

В чём мотив убийства? Гулял бы себе по проституткам… А может, она каким-то образом всё узнала и потребовала развод? Развод означал бы потерю огромного количества денег, резкое падение материального благосостояния и переезд из огромного дома в престижном Веллсли в какой-нибудь таунхауз в худшем районе. Вот вам и мотив.

Не вписывался этот Дёрк в образ отца Бритт, которого она боготворила. Убить любящую жену, мать троих детей ради денег и возможности гулять по проституткам? Нет, это не он.

А откуда мы знаем, какой он? Дёрк много лет вёл двойную жизнь, о которой никто и не подозревал. Он хороший актёр. Его истинное лицо нам не известно, как не известно оно было его детям. Конечно, убийство – не просмотр порнухи или поход к проститутке, но если бы детям сказали, что их идеальный отец семейства и светило медицинской науки бегает по проституткам и проводит часы в Интернете в поисках очередной групповухи, они бы, наверное, рассмеялись вам в лицо. Не поверили бы. Значит, не знали они его, и уповать на это глупо.

И снова по кругу… Мы искали ответы на мучавшие нас вопросы, а их не было.

V

Каждый верил в то, во что хотел верить. Мой муж верил в невиновность подсудимого, потому что знал Бритт, желал ей только хорошего и не мог представить, что с ней сделает осознание, что её отец убил её мать. Он искренне надеялся, что всё это обернётся для неё и её семьи лишь страшным сном, что Бритт вернётся, начнёт опять преподавать спиннинг и всё встанет на круги своя. К тому же ему очень хотелось, чтобы полиция ошиблась, чтобы из увлечения порнухой и девочками не следовало, что человек готов убить жену, чтобы они выучили свой урок и перестали сразу подозревать мужей, вне зависимости от обстоятельств, особенно если у мужа кто-то был.

Я тоже желала Бритт всего самого лучшего; зауважала её по рассказам мужа. Я не могу сказать, что хотела, чтобы доктор оказался виновен. Тем не менее мне было проще видеть в этом человеке злодея. Это расставило бы все точки над i, сделало бы ситуацию простой, одномерной. Про жену писали много хорошего: она очень переживала по поводу охлаждения супружеских отношений, сделала пластическую операцию, держала себя в форме. Она любила мужа и простила бы ему тихий роман на стороне, но жить с человеком, всё глубже погружающимся в пучину разврата, не могла и не хотела. Мне было жаль её, противен он, страшно стареть, жутко от попыток понять его мотивы; и я почти подсознательно искала лёгких путей. Если он её убил, это всё объясняет. И в то же время не объясняет ничего. Может, проще было бы верить, как Боря, в его невиновность? Не получалось.

Мне почему-то всё время вспоминалась история про значок.

Я училась тогда в Simmons Colledge в Бостоне. После одной из лекций подошла к профессору, чтобы задать вопрос. Профессор разговаривал с другой студенткой, и я встала сзади, дожидаясь своей очереди. На девушке был надет рюкзак, полностью увешанный значками типа «We asked God and SHE is pro-choice (Мы спросили Бога, и ОНА за аборты») или «Radical Feminist Lesbian and Proud of It (Радикальная лесбиянка-феминистка, и горжусь этим»). Посередине всего этого великолепия красовался огромный значок, на котором крупными буквами было написано: «Simmons Colledge». Первая мысль при взгляде на рюкзак была: «Вот такие студентки ходят в Симмонс». Дождавшись, когда девушка отойдёт в сторону, я вежливо заметила, что один из значков на её рюкзаке меня очень задел. «Какой же?» – бодро поинтересовалась она, ожидая, вероятно, спора на какую-либо из затронутых на рюкзаке политических тем. «Ту, на которой написано „Simmons Colledge“,» – ответила я и вышла из аудитории, забыв даже задать профессору свой вопрос.

VI

Суд тем временем шёл своим чередом. Над доктором сгущались тучи. В его машине обнаружили полотенце со следами крови обоих супругов. На кроссовках тоже нашли брызги крови, которые не могли там появиться при попытках помочь жене или откачать её. В другом конце парка нашли перчатку Дёрка с кровью Мэй на ней, у самого же доктора руки были чистые, несмотря на уверения, что он долго пытался вернуть окровавленную жену к жизни. К тому же что-то не совпадало во времени: он физически не успевал добежать туда, куда он говорил, что добежал, а потом успеть обратно. Его версия событий не сходилась с самыми смелыми подсчётами минут на пять. Объяснения доктора были притянуты за уши; например, кровь на полотенце он оправдывал тем, что у обоих супругов в тот день шла кровь из носа. Дети по очереди свидетельствовали в пользу отца, говорили о нём исключительно хорошее, поддерживали его в течение всего процесса и, даже когда суд присяжных единодушно признал Дёрка Грейнедера виновным в преднамеренном убийстве своей жены, единогласно заявили, что по-прежнему считают происшедшее чудовищной ошибкой и истинный убийца их матери будет в один прекрасный день найден.

Мой муж ходил мрачнее тучи, переживал за Бритт, злился, что из частной жизни одной семьи сделали цирк для СМИ, и говорил, что вся эта история в очередной раз проводит в людских головах логическую цепочку «порнуха – проститутки – полная моральная деградация – убийство».

А мне казалось, что секс во всей этой истории сыграл роль значка «Simmons Colledge». Поэтому не только мой муж, но и все наши мужчины на работе так «болели» за этого человека, так не хотели, чтобы оказался он монстром, которым в итоге оказался. Логическая цепочка ведь совсем не логична, одно не обязательно следует из другого, но достаточно одного студентика с пестрящим значками рюкзачком, чтобы у многих сложилось впечатление, что все мы такие.

А Бритт так и не вернулась.

Те же и клюшка

И мы идём, тирлим-бом-бом,

И снег идёт, тирлим-бом-бом,

Хоть нам совсем-совсем не по дороге…

Ну и что? Снега не видели? Снег в декабре в Бостоне – тоже мне, новости дня. Даже бровью не повела. Посмотрела в окно спозаранку, увидела летящие снежинки и белоснежную землю, зарегистрировала этот факт где-то в подкорке, но не отреагировала никак. Утро и утро. Лениво напялила халат и поплелась в душ, велев сыну одеваться-уже-наконец-сколько-раз-можно-повторять-одно-и-то-же-в-школу-опоздаем.

Потом я три раза бегала на первый этаж, пытаясь найти сапоги, потом старший сын, как всегда, больше считал несуществующих мух на потолке, чем жевал свою вафлю с ореховым маслом, потом младший схватил мою перчатку и радостно с ней убежал, а мы всем домом за ним гонялись… Короче, вышли мы, как всегда, в самый последний момент. Добежали до машины, а она вся снегом покрыта. Ничего, думаю, сейчас я её рукавом отряхну, и поедем. Не тут-то было. Под обманчивым пушистым снежком вероломно пряталась толстая непробиваемая ледяная корка – рукой не отдерёшь. И в этот момент до меня доходит…

За неделю до того я разбила свою «Хонду» по дороге на горнолыжный курорт, и на тот момент моя машина находилась в мастерской, а я водила арендованную «Тойоту Короллу». Стоит ли говорить, что все скребки и щёточки остались в «Хонде»? У сына через пять минут отходит школьный автобус, я опаздываю на работу, а машина заросла ледяной коростой, и отскрести её нечем.

«Врёшь, не возьмёшь», – решаю я, лихорадочно пытаясь найти ключи от гаража (электронная открывалка тоже, естественно, осталась в «Хонде»). Нашла, открыла, ломанулась в гараж. Бешеным взором оглядываю стены: что бы такое приспособить? Вижу грабли, причём две штуки. Нет, граблями по обледенелому стеклу не очень как-то, да и толку мало. Метла, швабра, тяпка и лейка, электропила тоже не подойдут… И тут я вижу её – клюшку! Какими ветрами принесло клюшку в наш гараж? Мы её точно не покупали, в хоккей в семье никто не играет. Сын откуда-то приволок? Нет, сын уверяет, что сам в первый раз её видит. Ладно, будем считать, что Бог послал. Или Дед Мороз. В каждой безвыходной ситуации есть своя клюшка.