По ту сторону Псоу - Сергей Юрьевич Катканов Страница 40

Европейцы думают, что это всегда и везде будет так. Если народ не имеет большой армии, с ним можно не считаться. Судьбу этого народа можно решать, вообще не спрашивая его мнения. Российская и грузинская сторона уже считают для себя возможным обсуждать абхазский вопрос без участия абхазов. Дескать, как решим, так и будет, а абхазам, как скажем, так и сделают. Как бы Абхазия и не субъект вовсе, а только объект. А вот абхазов оскорбляет, когда абхазский вопрос (церковный, например) рассматривают без их участия. И если мы не хотим слышать их голос, то как бы нам не пожалеть об этом. Абхазия может доказать, что она не объект, а субъект, но нам не понравятся их доказательства.

И вот сегодня в Абхазию приезжают мелкие представители великой державы. Я видел их наглые, самодовольные, высокомерные физиономии. Они искренне считают: поскольку Абхазия не может обойтись без российской помощи, значит абхазы будут делать то, что им скажут. А не факт. Неужели наши ни чего не поняли в 2011, когда проявив пренебрежение к абхазам, к их мнению, послали в Новоафонский монастырь настоятеля из России? Ведь получили на входе маленькую репетицию большого бунта, а на выходе – раскол, который вообще не известно как и когда удастся расхлебать. Неужели мы хотим, чтобы абхазы решили, что репетиции закончены и пора уже показать полную версию классического абхазского спектакля со всеми надлежащими спецэффектами?

Абхазская независимость не декларативная только, а реальная, очень основательно подкрепленная готовностью идти до конца вопреки всему и не смотря ни на что. И разговаривать с Абхазией можно только, как с суверенным государством, а не как с подмандатной территорией.

Абхазы на самом деле вполне адекватны и они понимают, что помощь – это не просто так. Но они видят наши отношения, как сотрудничество двух суверенных государств. Россия помогает Абхазии, Абхазия дает возможность России отстаивать свои геополитические интересы в регионе.

***

Мы сидим на участке Нодара под деревом. У него не много деревьев, это не сад. Ровная поляна. И через эту поляну протекает речка, берега которой красиво выложены камнем. Меня совершенно очаровала эта речка, протекающая прямо через участок. Мелкая, каменистая, а вода – как жидкий хрусталь. Её тихое журчание успокаивает. Для меня это важно, потому что разговор у нас с Нодаром очень неспокойный. Он говорит:

– Иванишвили это вам не Саакашвили. Грузия обязательно опять нападет на Абхазию.

– Но русские…

– А если русские получат приказ не вмешиваться?

– Этого не будет.

– Это уже было.

– Но Путин это вам не Ельцин.

– А долго ли ещё будет Путин?

– Ещё довольно долго. Русские больше не предадут Абхазию.

– Но предположим русские получат приказ не вмешиваться. Для нас это даже лучше. Ты ведь знаешь, что тогда будет. Сюда хлынут добровольцы со всего Кавказа.

– Знаю. И не только с Кавказа, но и со всей России. Добровольцев будет даже больше, чем в прошлый раз. Тогда у нас не многие знали про Абхазию, а теперь многие знают.

Нодар улыбается и кивает.

– Но чем больше здесь будет добровольцев, тем больше здесь будет крови.

Нодар кивает и разводит руками.

Две боли

Возвращаюсь как-то из Абхазии, разговорился в поезде с одним армянином об абхазских делах. В какой-то момент он улыбнулся и немного ехидно заметил:

–Я смотрю, вы уже как они, говорите «Сухум».

– Когда я впервые побывал в этом городе, он назывался уже так. Я никогда не был в «Сухуми».

Потом я не раз об этом задумывался. Да, я предвзят и предубежден. Я смотрю на ситуацию, если не абхазскими глазами, то во всяком случае с абхазской стороны. Извиняет меня то, что это неизбежно. Невозможно увидеть конфликт сразу с двух сторон, как невозможно оказаться одновременно сразу в двух точках пространства. Даже если человек последует совету древних римлян и выслушает вторую сторону, у первой стороны – всегда преимущество. Первая сторона дает тебе базовую информацию, а вторая уже такой возможности не имеет, она уже вынуждена опровергать, что всегда не просто. Первая сторона заходит в твоё сознание беспрепятственно, а вторая вынуждена пробиваться с боем, пытаясь сломать уже сформированные представления.

Вот я и думаю: а что если бы я увидел грузино-абхазский конфликт впервые с грузинской стороны? Если бы у меня были друзья в Грузии и не было бы друзей в Абхазии? Недавно натолкнулся в сети на словосочетание «абхазские зверства» и сразу же подумал: «Что за чушь?» А если бы я много раз бывал в Грузии и никогда в Абхазии, сейчас, должно быть, услышав про «грузинские зверства», я так же подумал бы, что это полная ерунда.

Да, я не сомневаюсь, что с грузинской стороны всё выглядит совершенно по-другому, но мне уже никогда не удастся полностью встать на грузинскую точку зрения, даже если бы я этого хотел, а к тому же и не хочу. Я стараюсь быть честным, объективным и беспристрастным настолько, насколько это возможно. До известной степени это всё-таки возможно, потому что грузины всегда были мне интересны и симпатичны, к грузинскому народу как таковому у меня нет ни какого предубеждения. Поэтому я с большим интересом посмотрел фильм Мамуки Купарадзе «Абхазия – сторона конфликта».

И я почувствовал грузинскую боль об утрате Абхазии. Вот ездит Мамука по той земле, которая когда-то была его землей, и каждую минуту помнит: потеряно, не наше. Разве его боль не понятна? Мамука не обостряет и ни кого не осуждает. И его, наверное, не стоит осуждать за тоску в глазах.

А в Абхазии демонстрация этого фильма вызвала резкий протест. И правда, как решились здесь это показать? Здесь это не может быть воспринято иначе как вражеская пропаганда. Душа абхазского народа ещё не вернулась с войны. Демонстрация любого грузинского фильма об Абхазии здесь воспринимается, как без пяти минут измена Родине. Иначе не может и не должно быть. Этот фильм безобиден? Бенгальские огни тоже безобидны, но не для тех, кто живет на бочке с порохом.

Читаю, как грузины пишут о «возвращении изгнанного большинства народа Абхазии в свои дома». У меня уже выработались абхазские рефлексы, и эти слова сначала кажутся мне бесстыдно циничными. А потом я их понимаю. Жили мирные грузины в Сухуми. И рождались в Сухуми. Здесь были их корни, здесь были могилы их родителей. И вот они «под грохот канонады» паковали чемоданы и