Владимир Гельман - Из огня да в полымя: российская политика после СССР Страница 42

Возможно, если между парламентскими и президентскими выборами прошло бы не три месяца, а значительно большее время, оппозиция могла успеть хотя бы частично преодолеть эти слабости. Но стремительность развития событий оказалась на руку режиму, который сумел не просто испугаться протестов, но перехватить инициативу и эффективно ответить на вызов оппозиции с помощью всех доступных ему ресурсов и средств. В конце концов, 4 марта 2012 года властям удалось: (1) с помощью комбинации угроз и посулов мобилизовать сторонников статус-кво не только из числа периферийного электората; (2) в полном объеме задействовать локальные «политические машины», 4 декабря кое-где крутившиеся на «холостом ходу»; (3) максимально эффективно и успешно использовать весь арсенал злоупотреблений в ходе голосования и при подсчете голосов [217] . Хотя оппозиции, главным образом усилиями наблюдателей, удалось добиться относительно невысокого показателя голосования за Путина по Москве (официально 47 % голосов против 63,6 % по стране в целом) [218] , силы были все же слишком неравны. Режим смог отпраздновать свою убедительную победу и даже не слишком огорчаться тому, что протестное голосование за единственного зарегистрированного независимого кандидата – Михаила Прохорова – составило свыше 20 % избирателей в Москве и свыше 15 % в Санкт-Петербурге (при почти 8 % по стране в целом) – в конце концов, ни один из включенных в бюллетень кандидатов не мог создать для режима риска потери власти. «Системная» оппозиция и большинство ее сторонников по доброй воле или вынужденно смирились с возвращением Путина.

Для «несистемной» оппозиции 4 марта 2012 года стало днем унижения и деморализации, с одной стороны, и прощания с иллюзиями скорого успеха – с другой. Часть оппозиционеров потратили немало сил на попытки убедить общественность и самих себя в том, что Путин при честном подведении итогов голосования набрал бы менее 50 % голосов избирателей (хотя, говоря спортивным языком, куда важнее то, употреблял ли спортсмен допинг вообще, а не то, какие результаты он показал бы без применения допинга). Другая часть оппозиционеров совершила отчаянную попытку мобилизовать своих сторонников на запрещенные акции, которые были жестко пресечены в Москве и Санкт-Петербурге. Неудивительно, что вскоре после 4 марта 2012 года численность участников протестных акций пошла на спад (хотя последующие протестные выступления в Москве в мае-июне 2012 года вновь стали заметным явлением), а действия самой оппозиции подверглись критике со стороны ряда ее сторонников и активистов [219] .

В известной мере, российская оппозиция оказалась в весьма уязвимой ситуации, типологически сходной с судьбой белорусских оппозиционеров после победы Александра Лукашенко на президентских выборах 2010 года и последующего силового подавления послевыборного протеста правящей группой [220] . В случае Беларуси, унизительное поражение и без того слабой и раздробленной оппозиции привело к ее дальнейшему упадку и маргинализации [221] , рискам такого рода ничуть не в меньшей мере оказались подвержены и многие российские оппозиционеры. Часть активных участников протестных митингов вскоре ушли с политической сцены, другие вернулись к прежним не слишком успешным формам оппозиционной деятельности, и лишь немногие готовы были продолжать борьбу на новых аренах.

В свою очередь, режим по итогам голосования 4 марта 2012 года достиг поставленных целей при не столь уж больших издержках, что было для Кремля особенно значимо после относительного поражения ЕР в декабре 2011 года. Режиму удалось не допустить явного раскола элит и удержать в орбите своего влияния почти всех лояльных попутчиков. Более того, на фоне упадка протеста после президентских выборов Кремль смог частично отыграть назад уступки, изначально обещанные по итогам декабрьских митингов (в частности, ужесточив правила будущих выборов глав исполнительной власти регионов и максимально растянув по времени их сроки в ряде регионов). Избранная Кремлем стратегия отказа от компромиссов и агрессивной игры на «удержание счета» принесла свои плоды. Однако возвращение Путина на пост главы государства все же принесло как минимум два тревожных для режима побочных эффекта. Во-первых, сделав ставку прежде всего на «периферийный» электорат, режим утратил (возможно, что и навсегда) шанс вернуть поддержку статус-кво со стороны ряда «продвинутых» избирателей. Во-вторых, победа, достигнутая такими средствами, ставила под сомнение легитимность режима. Проще говоря, представление, что возвращение Путина на пост президента было нечестным, в глазах части избирателей имело куда большее значение, чем фактический масштаб злоупотреблений при голосовании [222] . Таким образом, победа режима по итогам электорального цикла 2011–2012 годов вполне может оказаться пирровой – независимо как от реальных, так и от официальных итогов голосований, трещины в стене статус-кво становится замазать все сложнее, и с течением времени риски потери власти для правящей группы, скорее всего, будут возрастать. 

Предварительные итоги

Последствия «опрокидывающих выборов» 2011 года и провал, пусть даже и частичный, российского электорального авторитаризма во многом определяет как сегодняшнюю, так и завтрашнюю повестку дня российской политики. Этот провал вовсе не был неизбежен и заранее предопределен, напротив, он стал следствием стратегических ошибок правящей группы. Неоправданно переоценив на основе прежнего опыта 2000-х годов эффективность «виртуальной политики» и увлекшись украшением фасадов, режим явно недооценил риски «обратной замены» руководителей государства, которые и повлекли за собой активизацию «продвинутых» избирателей. Оказалось, что известный тезис американского политолога Валдимера Орландо Ки «избиратели – не дураки!», широко цитируемый при анализе выборов в демократиях, имеет немалый смысл и при анализе выборов в условиях электорального авторитаризма [223] . Тезис Ки в нынешнем российском контексте восходит к знаменитому высказыванию Авраама Линкольна о том, что можно долго обманывать немногих или недолго обманывать многих, но нельзя всегда обманывать всех. Вероятно, российские избиратели могли бы еще некоторое время сохранять прежнее безразличное отношение к манипуляциям и злоупотреблениям со стороны режима, если бы не действия оппозиции, которая смогла вовремя умело воспользоваться ошибками правящей группы и применить эффективные средства активизации и мобилизации своих сторонников. Тем не менее ресурсный потенциал режима оказался достаточно велик, так что власти не успели растерять большинство сторонников, и в конечном итоге, хотя и не без труда, в марте 2012 года смогли удержать свое господство. Но означает ли итог электорального цикла возвращение к статус-кво, имевшему место до выборов? Ответ на этот вопрос зависит, в частности, и от того, какие выводы из недавнего опыта сделают и режим, и оппозиция, и российские граждане.

Для российского режима (как и для других авторитарных режимов в мире) главным уроком на будущее, скорее всего, может стать вывод о том, что либерализация, пусть даже частичная и «виртуальная» [224] , представляет опасность для сохранения статус-кво, а значит, для удержания власти следует вовремя «закручивать гайки». Этот курс уже был анонсирован Путиным сразу после президентских выборов, и нет оснований сомневаться в серьезности его намерений [225] . Вместе с тем, трудно сказать, сможет ли режим и далее успешно использовать такие институты, как политические партии и парламент, в целях кооптации «системной» оппозиции, и удастся ли ему успешно изолировать оппозицию «внесистемную» [226] . Что же до оппозиции, то стоящие перед ней вызовы несоизмеримо серьезнее. Удерживать «негативный консенсус» в течение длительного времени, а тем более воплотить его в организационную консолидацию по принципу «гражданское общество против враждебного государства» (определявшего систему координат, скажем, в случае польской «Солидарности») [227] , российским оппозиционерам будет крайне тяжело – особенно с учетом того, что режим не преминет прибегнуть к тактике «разделяй и властвуй» в отношении своих противников.

Распространение новых идей, продвижение новых лидеров и становление новых организаций займет некоторое время, в то время как потенциал поддержки со стороны части «продвинутых» избирателей может оказаться ослаблен. И, тем не менее, опыт протестной мобилизации 2011–2012 годов в любом случае не пройдет зря и для самой оппозиции, и для десятков, если не сотен тысяч, их участников и куда большего числа сторонников перемен. Семена, посеянные зимой 2011–2012 годов на Болотной площади и проспекте Сахарова в Москве и на площадях других городов страны, обязательно дадут свои всходы, хотя, возможно, и не в ближайшем будущем. На руку оппозиции играет и тот факт, что настроения «продвинутых» избирателей по прошествии времени могут передаться и части периферийного электората, расширяя, таким образом, потенциальную базу ее сторонников. Иначе говоря, спрос граждан на альтернативы статус-кво, скорее всего, будет возрастать так или иначе, и вопрос заключается в том, сумеет ли нынешняя российская оппозиция или, возможно, иные политические игроки удовлетворить его в ближайшие годы.