Лев Троцкий - Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет? Страница 43

Наше предположение было бы неоспоримо потверждено точной диаграммой Красной Армии, до и после контрреформы; таких данных у нас, однако, нет, а если бы и были, мы не сочли бы возможным ими пользоваться публично. Но существует всем доступный факт, который не допускает двух толкований: в то самое время, как советское правительство снижает удельный вес милиции в армии на 57%, оно восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии! Всякая кавалерия – привилегированная и наиболее консервативная часть армии. Казачество было всегда наиболее консервативной частью кавалерии. Во время войны и революции оно служило полицейской силой – сперва царю, потом Керенскому. При советской власти оно неизменно оставалось Вандеей. Коллективизация, к тому же проведенная среди казачества с особенными насилиями, еще не могла, разумеется, изменить его традиций и склада. Зато, в виде из

ятия, казачеству возвращено право иметь собственных лошадей. Нет, конечно, недостатка и в других поблажках. Можно ли сомневаться, что степные всадники снова окажутся на стороне привилегированных против недовольных? На фоне непрекращающихся репрессий против оппозиционной рабочей молодежи восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора.

Еще более оглушительный удар нанесен принципам Октябрьской революции декретом, восстанавливающим офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии. Командный состав Красной Армии, со своими недостатками, но и со своими неоценимыми достоинствами, вырос из революции и Гражданской войны. Молодежь, перед которой самостоятельная политическая деятельность закрыта выделяет, несомненно, немало выдающихся представителей в ряды Красной Армии. С другой стороны, прогрессирующее перерождение государственного аппарата не могло, в свою очередь, не отразиться на широких кругах командного состава. На одном из публичных совещаний Ворошилов, развивая общие места насчет необходимости для командиров быть образцом для своих подчиненных, тут же счел нужным сделать такое признание: «к сожалению, я не могу особенно хвастаться»: низы растут, между тем «зачастую командные кадры не поспевают»; «нередко командиры не в состоянии должным образом ответить» на новые запросы и пр. Горькое признание наиболее ответственного, по крайней мере, формально, руководителя армии способно вызвать тревогу, но не удивление: то, что Ворошилов говорит о командирах, относится ко всей бюрократии. Правда, сам оратор не допускает и мысли о том, что правящая верхушка может быть причислена к тем, которые «не поспевают»: не даром же она всегда и везде кричит на всех, сердито топает ногами и приказывает быть на высоте. Однако, на самом деле именно бесконтрольная корпорация «вождей», к которой принадлежит Ворошилов, и является главной причиной отставанья, рутины и многого другого.

Армия есть сколок общества и болеет всеми его болезнями, чаще всего при более высокой температуре. Ремесло войны слишком сурово, чтоб мириться с фикциями и подделками. Армия нуждается в свежем воздухе критики. Командный состав нуждается в демократическом контроле. Организаторы Красной Армии не закрывали на это глаз с самого начала и считали нужным подготовлять такую меру, как выборность командного состава. «Рост внутренней спайки частей, выработка у солдат критического отношения к себе самим и к своим начальникам… – гласит основное решение партии по военному вопросу, – создают благоприятные условия, в которых начало выборности лиц командного состава может получить все более и более широкое применение». Однако, через пятнадцать лет после того, как вынесено было это решение, – срок, казалось бы, достаточный, для упрочения внутренней спайки и самокритики – правящая верхушка повернула на прямо противоположный путь.

В сентябре 1935 г. цивилизованное человечество, друзья, как и враги, не без изумления узнало, что Красная Армия будет увенчиваться ныне офицерской иерархией, которая начинается лейтенантом и кончается маршалом. По объяснению Тухачевского, фактического руководителя военного ведомства, «введение правительством военных званий создает более устойчивую основу для выращивания командирских и технических кадров». Объяснение сознательно двусмысленно. Командные кадры укрепляются прежде всего доверием солдат. Именно поэтому Красная Армия начала с упразднения офицерского корпуса. Возрождение иерархической касты вовсе не требуется интересами военного дела. Практическое значение имеет командный пост, а не чин. Инженеры или врачи не имеют чинов, однако же общество находит способы поставить каждого из них на нужное место. Право на командный пост обеспечивается выучкой, дарованием, характером, опытом, которые нуждаются в непрерывной и притом индивидуальной оценке. Чин майора ничего не прибавит командиру батальона. Возведение в маршальское звание пяти старших начальников Красной Армии не придаст им ни новых талантов ни дополнительной власти. «Устойчивую основу» получает на самом деле не армия, а офицерский корпус, ценою отдаления от армии. Реформа преследует чисто политическую цель: придать новый социальный вес офицерству. Молотов так в сущности и определил смысл декрета: «поднять значение руководящих кадров нашей армии». Дело не ограничивается, при этом, одним лишь введением званий. Одновременно идет усиленное строительство квартир для командного состава: в 1936 г. должно быть построено 47.000 комнат; на выплату жалованья отпущено на 57% больше по сравнению с предшествующим годом. «Поднять значение руководящих кадров» значит, ценою ослабления моральной связи армии, теснее связать офицерство с правящими верхами.

Достойно вниманья, что реформаторы не сочли нужным изобрести для восстановляемых чинов свежие названья: наоборот, они явно хотели идти в ногу с Западом. В то же время они обнаружили свою ахиллесову пяту, не осмелившись восстановить звание генерала, которое на русском народном языке имеет слишком иронический характер. Сообщая о возведении в звание маршалов пяти военных сановников, – отбор пятерки произведен, кстати сказать, больше в зависимости от личной преданности Сталину, чем от дарований и заслуг, – советская печать не забыла тут же напомнить о царской армии, с ее… «кастовостью, чинопочитанием и подобострастием». К чему же, спрашивается, так рабски подражать ей? Создавая новые привилегии, бюрократия на каждом шагу пользуется доводами, которые служили некогда для разрушения старых привилегий. Дерзость перемежается с трусостью и дополняется все большими дозами лицемерия.

Сколь неожиданным ни казалось, на первый взгляд, официальное возрождение «кастовости, чинопочитания и подобострастия», надо признать, что вряд ли у правительства оставалась большая свобода в выборе пути. Выдвижение командиров по признаку личного качества осуществимо только при наличии свободы инициативы и критики в самой армии и контроля над армией со стороны общественного мнения страны. Суровая дисциплина может отлично уживаться с широкой демократией и даже непосредственно опираться на нее. Однако, никакая армия не может быть демократичнее питающего ее строя. Источником бюрократизма, с его рутиной и чванством, являются не специальные потребности военного дела, а политические потребности правящего слоя. В армии они получают только наиболее законченное выражение. Восстановление офицерской касты через 18 лет после ее революционного упразднения свидетельствует с одинаковой силой: о той пропасти, которая уже успела отделить управляющих от управляемых; об утрате советской армией важнейших особенностей, которые позволяли ей называться «Красной»; наконец, о цинизме, с каким бюрократия возводит эти последствия разложения в закон.

Буржуазная печать оценила контр-реформу по достоинству. Французский официоз Тан писал 25 сентября 1935 г.: «Это внешнее преобразование является одним из признаков глубокой трансформации, которая совершается ныне во всем Советском Союзе. Режим, ныне окончательно упроченный, постепенно стабилизуется. Революционные привычки и обычаи внутри советской семьи и советского общества уступают место чувствам и нравам, которые продолжают господствовать внутри так называемых капиталистических стран. Советы обуржуазиваются» (Le Temps, 25 сентября 1935 г.). К этой оценке почти нечего прибавить.

СССР в войне.

Военная опасность есть только одно из выражений зависимости Советского Союза от остального мира, следовательно один из доводов против утопии изолированного социалистического общества; но именно в настоящее время этот грозный «довод» выдвигается на передний план.

Учесть заранее все факторы предстоящей свалки народов задача безнадежная: еслиб такая априорная калькуляция была возможна, конфликт интересов всегда кончался бы мирной бухгалтерской сделкой. В кровавом уравнении войны слишком много неизвестных. На стороне Советского Союза имеются, во всяком случае, крупные плюсы, как унаследованные от прошлого, так и созданные новым режимом. На опыте интервенций в период Гражданской войны снова доказано, что величайшим преимуществом России были и остаются ее пространства. Советскую Венгрию иностранный империализм, правда, не без помощи злополучного правительства Бела-Куна, опрокинул в несколько дней. Советская Россия, с самого начала отрезанная от окраин, боролась против интервенций три года; в известные моменты территория революции сводилась почти к старому московскому княжеству, но и этого оказалось достаточно, чтобы держаться, а в дальнейшем – и победить.