Игорь Ефимов - Аркадий Северный, Советский Союз Страница 43

Отчаянному же парню Жоре Ордановскому судьба через несколько лет выкинет и вовсе черную карту… В один прекрасный день он выйдет из дому и больше уже не вернётся. Есть ли тут связь с историей несостоявшейся рок-оперы? Одному Богу ведомо. Но ходит с той поры и до наших дней одна легенда об исчезновении Георгия Ордановского: что ушёл он не куда-то там, а. в монастырь. Где и пребывает сейчас в полном здравии и душевном покое. Неисповедимы пути Господни! Как объяснить, что вскоре после этой неудавшейся постановки оперы с библейским сюжетом Северный записывается с ансамблем, которому по чьей-то. воле? прихоти?.. дали название "Божья обитель"? Со вступительным словом о днях, проведённых в монастыре… Только ли это простое совпадение? Кто знает.

И это тем более непонятно потому, что ансамбль с таким оригинальным именем на сто процентов состоит из. "Братьев Жемчужных" во главе с Резановым! Только теперь почему-то им хочется называться по-новому. Как это произошло — никто уже толком и вспомнить не может. Николай Резанов, которого, по его собственному признанию, до сих пор коробит от названия "Братья Жемчужные", говорил только, что"… имя "Братья Жемчужные" стало лейблом, и менять его уже как-то не получалось… Правда, мы иногда назывались по-другому… "Святые братья" там какие-то…" Из слов Резанова всё равно неясно — почему. Но догадаться нетрудно — это, скорее всего, просто режиссёрская задумка. Ведь концерт предназначался "на рынок", и ему, соответственно, нужен был товарный вид. С ореолом "романтики" и всего такого прочего. Да это и не особенно ново: именно для той же высокой цели у наших коллекционеров и повелась традиция сочинять всякие залепухи в виде "художественных вступлений" к концертам. Но здесь эта традиция развёрнута аж до гротеска. Правда, создать иллюзию, что Северный вновь кочует на гастролях — мысль тоже не оригинальная; и поскольку тема Байкало-Амурской магистрали уже затаскана до неприличия, Северного на этот раз "отправляют" в горы. Где он попадает. впрочем, не будем ещё раз пересказывать эту душераздирающую историю про монастырь…

О казусах, случавшихся с Аркадием Северным в лечебных учреждениях, существует немало историй. Например, история, напечатанная подпольным рок-журналом "Ухо" в № 3 за 1983-й год: "Однажды лечился А.С. от хронического алкоголизма. Рассказ врача: "Так, вроде, мужик в пижаме и мужик в пижаме, но есть какой-то шарм, его и не знали сначала, а потом… ну вот, курить он выходит, и через десять минут все, кто был в курилке — его друзья, и не просто, а закадычные, он весь был подкупающе хорошим, что ли, располагал к себе не только алкашей, но и врачей, персонал, говорил красиво, просто и умно, закругляя этак, вроде с прибаутками. Но они не замечались. Весёлый был и умный. Но вот не везло ему, что ли, т. к. в больнице он умудрился сломать ногу. Как сказать? Он не был в центре событий, но вокруг него обязательно что-то происходило. Тут один псих сказал, что он излучает энергию и она материализуется. Ну так. Сломал он ногу, а уже была договорённость, что он будет петь, ну что-то типа концерта. Сломанная нога, ругань врачей, так он разрешил, больные его на руках перенесли на сцену, соорудили ему спец-стул, и он пел и играл на гитаре. Ну, чудесный концерт. Артист, понимаешь, от Бога, да и человек хороший. Жалко его. Очень жалко".

Теперь уже невозможно сказать, — исходят ли эти истории из одного реального случая, или из разных, и каков этот случай был на самом деле. И остаётся только фиксировать вариации Легенды, неизбежно возникающие при изустной передаче.

Внимательный читатель не может не заметить, что в рассказах Фукса и Шорина есть некоторые расхождения относительно места проведения записи. Нам кажется, что это — всё те же игры времени и памяти, на которые нам уже не раз приходилось сетовать на страницах этой книги…

Остановимся на другом занятном моменте — имени ансамбля. Аркадий вполне определённо называет его — "Божья обитель", но. часть коллекционеров, — видимо, ошарашенная монастырской историей, — присвоила ансамблю из этого концерта совсем другое название! "Святые братья" — о котором как раз и упоминал Н. Резанов, в приведённой выше цитате. В общем, нормальная российская путаница. А некоторые не поддались на провокации и записали этот концерт всё-таки за "Братьями Жемчужными". Это и понятно: даже малоискушённый слушатель сразу легко узнавал их по неповторимому голосу Резанова. Да и джазовый стиль "Жемчужных" никуда не делся. Он, конечно, стал сильно электрифицирован, но не будем сейчас зацикливаться на таких тонкостях. Стилистическое разнообразие музыки "Жемчужных" — это предмет для отдельного разговора.

Репертуар концерта "Божьей обители" получился весьма разнообразным, можно даже сказать — "пёстрым", как и большинство предыдущих маклаковских концертов: тут есть и классический блат, и новая песня на белогвардейскую тему, и лирика, и песни в современных ритмах. Многие — опять же, на стихи Раменского. Вот только со словами песен у Аркадия опять идёт сплошная импровизация. Которая восхищала далеко не всех. Как раз про этот концерт вспоминал Валентин Мироновский: "… Так безбожно врал текст, что за голову схватишься. Например, "друг будто врач" вместо "враг". Потому что не вдумывался, ему лень было хоть раз перед исполнением по тексту пробежаться. Спел — и ладно, никаких дублей". Кстати, дублей Аркадий вообще не любил. В таких случаях, как вспоминала Елена Раменская, "Аркадий злился в шутку: "Чёрт бы побрал — надоело петь. Я эту песню почти наизусть выучил". Он же всегда по листочку, редко на память пел. Спел песню — и сразу про неё забыл, Володя даже иногда обижался".

Однако, надо заметить, что уж каким-каким, а "весёлым" этот концерт назвать никак не получается. Несмотря на то, что в нём всё-таки есть и "шуточные" песни. Но — увы! как бывало уже не раз, в их исполнении у Аркадия не чувствуется никакого искреннего веселья. А о причинах этого мы уж не будем повторяться. Но эта "мрачность", по-видимому, осталась незамеченной организаторами концерта, — все слишком хорошо помнили весёлого парня с гитарой — Аркашу Северного, и поэтому вновь поспешили украсить программу разными хохмочками. Да и про тот же "товарный вид" им надо было помнить; ведь чистая тоска — она на любителя. Что ж, Аркадий делает эти хохмочки. используя свой, уже немалый опыт в их подаче; но заметно, что ему самому при этом нисколько не весело. Впрочем, и шуточные песни тут не ахти какие; например, тот же "Курятник" производит совершенно удручающее впечатление, как вымученным весельем исполнения, так и вымученным юмором текста. Всё-таки для Раменского это был, судя по всему, вовсе "не его" жанр. Вспомнить хотя бы достаточно заунывную "Балладу о тринадцатом номере" из концерта "Листья жёлтые". Наверное, это понимал и сам Владимир Николаевич, потому что никогда особо и не налегал на юморной жанр, и в историю советской неподцензурной песни он всё-таки вошёл как автор совершенно другого плана.

Это был последний в этом году концерт Северного, в котором принимали участие музыканты "Братьев Жемчужных". Аркадий вскоре в очередной раз надолго покинет Ленинград, а "Братья" потихоньку начинают сворачивать свою концертную деятельность. Была, правда, ещё их совместная запись с Евгением Абдрахмановым, но особого успеха она не имела, и сейчас представляет интерес разве только для совсем уж "продвинутых" коллекционеров. Многие тексты этого автора-исполнителя были откровенно слабы, и не дотягивали даже до улично- дворового уровня. К тому же и вокальными данными Бог его не сподобил. А ведь именно по этой причине С. И. Маклаков отказал в записи гораздо более талантливому автору — Игорю Эренбургу, который, как и Абдрахманов, специально для этого приехал из Москвы. Сейчас Эренбург почти никому неизвестен, хотя и является автором целого пласта песен, которые стали воистину народными и пелись как Аркадием Северным, так и многими другими исполнителями. Один только "Мой приятель студент." чего стоит! Но Абдрахманова рекомендовал Сергею Ивановичу Г. С. Ивановский, которому он не мог и не хотел отказать. А Игорь, судя по всему, нашёл Маклакова то ли сам, то ли взяв адрес у. Северного. По словам самого Аркадия, он был знаком с Эренбургом. Игорь непонятным образом нашёл Северного на одной из "конспиративных" московских квартир, где тот обретался в какой-то из своих приездов. Аркадий рассказывал потом, что Эренбург разрешил ему петь все свои песни. Впрочем, в те времена, как, кстати, и сейчас, отношение к авторским правам было довольно своеобразное, и разрешение Эренбурга было чисто формальным: ведь Северный пел его песни и до того. А концерт Эренбурга в Питере всё-таки состоялся. Раменский у себя дома записал его под две гитары с Резановым, сохранив тем самым для истории авторское исполнение многих и многих известных песен.

А Аркадий, переждав весеннюю непогоду, с первым летним солнышком вновь собирается "на юга". Это у него уже стало традицией — проводить лето на берегу Чёрного моря (жаль только, что эта традиция не продлилась хотя бы на несколько лет дольше.). В этот раз на квартире Шорина его находят эмиссары с Кубани. Причём длинными и окольными путями. С. И. Маклаков вспоминал, что к нему обратились с просьбой о "наведении контакта" с Аркадием музыкальные деятели из Краснодарского края. Одним из них был Станислав Сафонов, — один из тех людей, для которых в нашем повествовании уже сложилось традиционное определение "коллекционер и продюсер". В то время он возглавлял студию звукозаписи в комбинате бытового обслуживания города Тихорецка, то есть, работал под вполне официальной крышей. Правда, записями каких-либо исполнителей "вживую" Сафонов до той поры не занимался. Но, что немаловажно, был знаком с также проживающим в Тихорецке Анатолием Мезенцевым — музыкальным руководителем того самого ансамбля "Магаданцы", чьи оркестровые записи блатных песен разошлись по всей стране ещё в начале 70-х годов. Мы уже несколько раз упоминали об этом в предыдущих главах. Закончив свои трудовые подвиги в столице Колымского края, Мезенцев перебрался на родные просторы Кубанщины, и работал в то время клавишником в привокзальном ресторане станции Тихорецкая.