Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке Страница 43

На портрете Гувер отнюдь не выглядит древним дедушкой. Он изображен бравым, пышущим здоровьем мужчиной в соку. Не тот ли это портрет, который был скомпонован ни фотографий нескольких агентов ФБР? Недаром же он выполнен известным голливудским фотографом. Ведь сам-то Гувер не реальное лицо, а миф. А эти ребята из Голливуда большие доки по части всевозможных иллюзионов. Канонический портрет Гувера неизменно сопровождал нас на протяжении всего путешествия по бесчисленным туристским кругам фэбээровского ада. Выполненный то в масле, то в графике, выложенный мозаикой и запечатленный фотокамерой, он бдил. Неусыпно. На одних этажах портрет висел в гордом одиночестве, на других его окружало созвездие почетных грамот и призов, полученных чемпионом по борьбе с инакомыслием за свою долгую карьеру всеамериканского филера.

Родился он первого января 1895 года в Вашингтоне. Учился в юридической школе имени Вашингтона. Жил, работал и умер в Вашингтоне. Жил, работал и умер с мечтой о том, чтобы Америка забыла про Джорджа Вашингтона. С нее вполне достаточно помнить об Эдгаре Гувере.

...Когда экономка директора ФБР нашла своего патрона бездыханным в спальне, многие в Штатах облегченно вздохнули. Пронесло, мол. Ой ли? Ведь будды не умирают, а лишь перевоплощаются... В вашингтонских коридорах власти заменили не Гувера, а лишь того двадцать шестого актера-детектива, который играл его роль по сценарию, сочиненному журналом «Ридерс дайджест».

Теперь ее играют двадцать седьмой, двадцать восьмой, двадцать девятый...

Сценарий тот же...

Вашингтон — Нью-Йорк.

1974 год

Шпион № 1

Он умер не в плаще и не от удара кинжалом. Аллен Уэлш Даллес, которого называли шпионом № 1 Соединенных Штатов Америки, тихо скончался в госпитале Джорджтаунского университета от осложнения в легких, вызванного азиатским гриппом.

Во время панихиды, проходившей в пресвитерианской церкви Вашингтона, кто-то вспомнил полушутливое-полусерьезное предостережение о том, что, если по недосмотру апостола Петра Аллен Даллес попадет на небеса, он может учинить там избиение ангелов и уж наверняка подорвет пару-другую звезд, разумеется, первой величины.

— Ну, это уж слишком. Вряд ли далее Аллен Даллес способен развести адское пекло в райских кущах, — возразили в том же полушутливо-полусерьезном тоне говорившему. — Но то, что он зашлет в преисподнюю своих агентов и установит с ней секретную связь, никакому сомнению не подлежит...

Последние годы своей бурной жизни, нашпигованной всевозможными приключениями, Аллен Даллес провел в тиши фамильного особняка в Вашингтоне. Попыхивая знаменитой трубкой, которую он почти никогда не выпускал из зубов, Даллес писал мемуары, редактировал «Выдающиеся и подлинные шпионские истории», книгу, которую «Нью-Йорк таймс» прозвала «антологией современного шпионажа», а в минуты отдохновения перечитывал романы Флеминга о похождениях Джеймса Бонда. Теперь он мог смаковать их. А еще совсем недавно он штудировал Флеминга с профессиональной точки зрения, делал пометки на полях и поручал своим экспертам лабораторное изучение головоломных задумок и фантастической экипировки Бонда, чтобы отделить зерна от плевел. (Именно в результате подобных опытов американская разведка взяла на вооружение бондовский трюк — нож, спрятанный в каблуке ботинка и приводимый в действие скрытой пружиной.)

Иногда его вновь призывали для выполнения «разовых» поручений. Он участвовал в работе комиссии Уоррена, расследовавшей, а точнее, маскировавшей обстоятельства убийства Джона Кеннеди. В 1964 году по поручению президента Джонсона он совершил путешествие по великой реке Миссисипи, охваченной расовыми волнениями, чтобы составить рекомендации для их обуздания. Но то были последние всплески его длительной и бурной карьеры.

Даллес был рожден для шпионажа, как птица для полета. В запутаннейших лабиринтах тайной войны Даллес чувствовал себя как рыба в воде. Все, что знал и умел вымышленный Джеймс Бонд, могло преспокойно умоститься в одном мизинце на руке Даллеса. Но тем не менее он сошел со сцены, напоминая подбитую птицу, рыбу, выброшенную на берег, шулера, которому дали по рукам. И дело тут совсем не в том, что таланта не хватило, что подвели сноровка и опыт, что внезапно отказала пружина, приводящая в действие нож, спрятанный в каблуке его ботинка. Дело в том, что игра, которую вел Даллес, была проигрышной по самой своей сути — он пытался оттянуть назад пружину развития послевоенного мира, и чем больше ему казалось, что он преуспевает в этом, тем больнее и сильнее била она, вырвавшись из его цепких рук, повинуясь одновременно и законам физики, и законам истории.

Кто-то назвал братьев Даллесов — Джона Фостера и Аллена Уэлша — братьями Гракхами «наоборот». Как правило, параллели подобного рода скорее броски, чем точны. Но в данном случае суть исторической миссии братьев Даллесов схвачена верно. «Холодная война» старшего и «тайная война» младшего велись против одной и той же цели — коммунизма. Этот уникальный тандем доминировал в американской политической жизни почти целое десятилетие. Старший пытался разговаривать с нами на языке силы, младший — на языке шпионажа. Старший целился нам в грудь атомными бомбами, младший норовил всадить в спину отравленный кинжал. Религиозный фанатизм старшего и макиавеллистское безбожие младшего были одинаково пропитаны ненавистью к прогрессу, на голову которого они призывали фурий «массированного возмездия». Но возмездие, не менее массированное оттого, что оно было не ядерным, а историческим, настигло их самих. Проповедник и проводник политики «отбрасывания коммунизма» сами оказались выброшенными на мусорную свалку истории.

В этом было нечтоо символическое. Лишь после того, как призрак приближающейся смерти стал затуманивать взор Джона Фостера, его сознание начало проясняться. Он вынужден был признать несостоятельность своей философии. Аллен Уэлш, задумавший весною 1961 года покончить с социалистической Кубой, свернул шею не ей, а себе. Когда воды залива Свиней сомкнулись над разгромленными силами вторжения, выяснилось, что вместе с ними пошла ко дну и карьера Аллена. «Титаник» шпионажа оказался потопляемым. Когда впоследствии Даллеса спрашивали: а не было ли вторжение на Кубу аморальным и незаконным? — он хладнокровно пояснял, что об успешных операциях разведка помалкивает, а ее провалы говорят сами за себя.

Приблизительно в таком же духе сказал о Даллесе и президент Кеннеди: «О ваших успехах умалчивали, о ваших неудачах трубили». Сам Кеннеди был далеко не в восторге от Даллеса. Престиж молодого президента, въехавшего в Белый дом всего за три месяца до того, был серьезно поколеблен кубинской авантюрой. «Даллес — легендарная фигура, — жаловался он своему ближайшему окружению, — а с легендарными фигурами нелегко сотрудничать». Через семь месяцев после разгрома в заливе Свиней Кеннеди сделал Даллеса козлом отпущения.

— Согласно британским законам подать в отставку должен был бы я, — сказал президент шпиону, — но по нашим законам, боюсь, что это придется сделать вам.

Аллен Даллес повиновался. Вашингтон вешал на него одновременно и собак и ордена. Он принимал и то и другое. В 1961 году он принял из рук Кеннеди медаль «За национальную безопасность» и отставку...

С именем Аллена Даллеса связана целая эпоха в истории американской разведки. Это он, по сути дела, превратил ее из хобби любителей в ремесло профессионалов, из узкого клуба в левиафана, неподвластного конгрессу. Анналы истории хранят знаменитый анекдот о том, как Генри Стимсон, бывший государственным секретарем более сорока лет назад, распустил единственный имевшийся в то время в Вашингтоне шифровальный отдел со словами: «Джентльмены не читают чужих писем». Аллеи Даллес был джентльменом с головы до ног, но это не мешало ему читать и чужие письма, и чужие мысли. Ему платили за такую начитанность из неподотчетных фондов. Но отчитываться все-таки пришлось. Правда, несколько позже.

Формально первым директором Центрального разведывательного управления США был генерал Уолтер Кеделл Смит, но именно Даллес стал подлинным создателем ЦРУ.

С 1947 года по поручению президента Трумэна он участвовал в выработке структуры этой организация, возглавлял комитет по изучению ее «возможной эффективности в рамках закона». В 1950 году Смит попросил Даллеса приехать из Нью-Йорка, где он занимался частной адвокатской практикой, на несколько недель в Вашингтон для обсуждения доклада вышеназванного комитета. Несколько недель обернулись одиннадцатью годами. Сначала он стал заместителем директора ЦРУ, затем его главою. Он был неограниченным монархом этого государства в государстве, который не только царствовал, но и управлял. «Я шпион, а не бюрократ, — любил повторять Даллес. — Пусть бумаги пишут другие. Мое дело добывать их». Близкие сотрудники Даллеса рассказывают, что он непосредственно вникал во все детали «срочных операций», если они сулили авантюрно закрученную интригу. Его самоуверенность не знала границ. Границы в жизни и на карте существовали лишь для того, чтобы нарушать их.