Андрей Буровский - Бремя белых. Необыкновенный расизм Страница 44

И еще «круче»: «Понятно, кроманьонец был все-таки умнее предшественника; но в чем это реально могло выразиться, когда вооруженные дубинами или камнями существа сходились на ледяных равнинах?».[150]

Судя по всему, в прямых военных действиях шапелльский неандерталец не уступил бы кроманьонцу… наоборот. Громадная физическая сила неандертальца даже давала ему немалые преимущества… Если камнями и дубинами — кроманьонцу пришлось бы туго.

Может быть, дело в более совершенной организации сапиенсов? В чем-то они были лучше устроены… Ищущий — обрящет! Ученые искали, чем сапиенс «совершеннее» дикого неандертальца, и, конечно же, нашли, что им надо.

Долгие годы сравнивали мозг современного человека с эндокраном неандертальцев. Эндокран — это точный слепок мозговой полости черепа, позволяющий отчетливо видеть следы древних мозговых извилин и определять, какие части мозга были в этом черепе развиты, а какие нет.

Неандертальский мозг «оказался» очень негармоничным, «неправильным», со следами неравномерного развития различных частей. Мозг обезьяны и мозг современного человека при всех своих отличиях имеют более плавные, округлые очертания и выглядят более законченными творениями природы. Впрочем, так оно и есть: и обезьяна, и Homo sapiens — более завершенные, законченные в своем роде существа, чем неандертальские люди.

Уже отличие не в пользу неандертальца: переходная форма, что возьмешь! Началось с гармоничной обезьяны, закончилось гармоничным человеком, а неандерталец — посреднике. Негармоничный он наш.

А кроме того, наш мозг намного лучше неандертальского, поскольку у нас лучше развиты лобные доли. Так называемая префронтальная область мозга. У шимпанзе эта область занимает примерно 14 % мозговой территории, у неандертальца — около 18 %, а у кроманьонца и у нас — свыше 24 %.

Еще в начале XX века научились делать лоботомию: удалять лобные доли или части этих долей. И что оказалось? Люди без лобных долей оказывались не способны или почти не способны сдерживать своих эмоций: если голодны, разбивали витрину магазина и хватали еду; если злились, не могли смирить звериную ярость. Как выражается герой одного американского романа:

«_ Что, заваливают нянек прямо посреди операционной?

— Нечто вроде…».[151]

Вот мы и выяснили, чем совершеннее неандертальцев! Узнали, чем лучше высокий лоб, чем низкий. Мы ведь всегда знали, что лучше, но теперь мы убедились, что всегда думали правильно, и узнали, чем именно наш лоб и весь наш череп лучше! «Оказалось», именно под нашим красивым высоким, крутым лбом заложены способности современного человека к коллективности, общественной жизни.

Неандерталец жил не в одиночестве, охотился большими или малыми группами, но для сложного постоянного общения в крупном коллективе, оказывается, не годился: был еще слишком зверем. Процитируем еще раз хорошую, по заслугам любимую многими книгу Эйдельмана:

«Урезанная его покатым лбом префронтальная область мозга, видимо, не имела достаточного «заряда» торможения, сознательного ограничения. Порою стихийно возникали крупные группы, стаи неандертальцев, но взрывы ярости, необузданных желаний или других форм взаимного антагонизма расшатывали, ослабляли первобытный коллектив. Вероятно, он очень часто распадался на совсем небольшие группы, по нескольку человек.

Но вот наступает кроманьонец: его лобные доли способны усмирять страсти, сплачивать этих людей в большие группы по нескольку десятков и даже сотен… Между ними возникают постоянные семейные связи, и постепенно образуется первый постоянный тип человеческого общества — род.

Сознательное подчинение, самоограничение (как ни дидактически и назидательно это звучит) — вот с чего начинается Homo sapiens. Куда было устоять неорганизованному, анархическому неандертальцу против дисциплинированного противника!

Возможно, предки кроманьонцев много занимались такой охотой (облава, загон), которая требовала особенно слаженных коллективных действий, и постепенно достигли высшей стадии «общительности».

Принципиально новый уровень связи между большим числом людей сразу дал мощный результат (по известному наполеоновскому принципу: «Два мамелюка, безусловно, превосходили трех французов. 100 мамелюков были равноценны 100 французам. 300 французов большей частью одерживали верх над 300 мамелюками, а 1000 французов уже всегда побивали 1500 мамелюков»).

Более тесное общение — значит, более развитый язык.

Богатство языка — богатство мыслей, и наоборот.

Бурный рост ассоциаций, то есть сообразительности, выдумки, знаний.

Производственный процесс, охота все сложнее, но результаты все лучше.

Личность человека все ценнее: каждый — часть целого, и целое каждого охраняет. Детство кроманьонца удлиняется. Ему не нужно так рано взрослеть, как неандертальцу».[152]

В общем, все понятно: мы «качественнее» неандертальца. Теперь даже известно, в чем именно.

…Вот только есть некоторые сомнения, что так уж быстро вымерли бедные неандертальцы. Неандерталец из Сен-Сезер (Франция) жил примерно 35 тысяч лет назад. Уважаемым коллегам так хочется, чтобы неандертальцев побыстрее истребили, что они часто называют его «Последний неандерталец». Но это не так… Известны находки неандертальцев и из более поздних времен. Причем неандерталец из Сен-Сезера найден вместе с каменными орудиями не мустьерского типа, а с каменными орудиями верхнего палеолита, типа шательперрон. Эта техника хорошо известна, и ее часто находят вместе с останками людей современного анатомического типа.

Самая поздняя (пока) находка неандертальца в Европе сделана в 1974–1986 годах в Виндижа (Хорватия). Возраст находки — 24–30 тысяч лет.[153] В этой пещере найдены кости 12 человек. Это позднейшие неандертальцы в Европе, но при этом у них есть некоторые анатомические черты современного человека. Каменные орудия у них есть и мустьерского, и ориньякского типа. Действительно, а кто мешал неандертальцам заимствовать технику верхнего палеолита? Неандертальцам вовсе не надо превращаться в сапиенсов, чтобы овладеть техникой верхнего палеолита.

Есть и другие находки неандертальцев намного моложе 30 тысяч лет назад.[154]

Есть много свидетельств того, что одни культурные традиции начинали неандертальцы, а продолжали сапиенсы.[155]

Сам феномен появления верхнего палеолита ведущий специалист в этом вопросе, Л. Б. Вишняцкий, объясняет взаимодействием сапиенсов и неандертальцев. Верхний палеолит для него — это следствие взаимной культурной ассимиляции двух форм человека.[156]

А вот сапиенс в Европе порой оказывался носителем мустьерской культуры.[157]

О биологической метисации и ассимиляции Леонид Борисович пишет крайне осторожно. Археологи вообще не любят вторжения в чуждые области — в данном случае в генетику. А тут еще действует консервативная установка: устаревшее на много лет представление, что неандертальцы — особый вид человека, с которым сапиенс не мог скрещиваться.

Но это представление давно стало достоянием истории науки. О скрещивании этих двух форм человека пишут давно и уверенно.[158] Причем пишут те самые коллективы генетиков, которые сначала утверждали, что метисация была невозможна.

Просто ведь как получилось? Сначала расшифровали так называемую «митихондриальную ДНК» — эта задача полегче. По этим данным получалось — метисация сапиенсов и неандертальцев невозможна. Можно было с облегчением выдохнуть и не думать об обезьяноподобных неандертальцах как о предках.

А потом расшифровали ядерную ДНК… И тут получилось: все-таки метисация была. А самая прелесть этой ситуации в том, что метисировались мы не абы как! Это мужчины-неандертальцы брали в жены женщин (или самочек?) сапиенсов.

Что и логично: сапиенсы долгое время были намного менее культурны. Эдакие гастарбайтеры древнекаменного века, к которым порой снисходили коренные жители, хозяева жизни.

Есть вполне мотивированные версии, согласно которым современные европеоиды происходят от неандертальцев примерно на 25 %. Ученые даже задают вопрос: кто такие на самом деле сапиенсы?! Очень уж они метисированные…[159]

Почему же сапиенсы «победили»?

Самый крупный специалист по неандертальцам в России, а может быть, и во всей Европе, Леонид Вишняцкий, предполагает: дело в том, что сапиенсы шли из более теплых регионов. Там плотность населения в любом случае была выше, чем в приледниковой зоне.

Число и сапиенсов, и неандертальцев невозможно указать точно, но, по-видимому, общее число неандертальцев не превышало 10–20 тысяч одновременно живущих на Земле существ.