Валери Триервейлер - Благодарю за этот миг Страница 44

Я не являюсь ни претендентом на что-либо, ни чьим-то представителем. Теперь, когда я больше не выступаю в официальной роли, я могу без опаски оказывать поддержку в тех делах, в той борьбе, которые мне представляются справедливыми. Я свободная женщина и хочу по-прежнему приносить пользу. Хорошее слово — «польза», в нем и скромность и сила.

На встречу со мной приходят украинцы, живущие во Франции, и сирийские беженцы: «Съездите туда, помогите нам». Я никаким образом не могу повлиять на международные конфликты. Но у меня есть голос, чтобы донести их слова до остальных. Я журналистка и хочу выйти за порог кабинета, чтобы видеть, понимать, свидетельствовать. Я побывала в лагерях беженцев в Ливане, в трущобах Индии, Южной Африки, Гаити. И во Франции тоже, где в цыганских таборах условия не лучше. Теперь я могу писать и говорить что хочу.

До сего времени я избегала высказываться о политике, о его политике. Мне горько видеть, каким образом ведутся общественные дела… В том, что говорится и делается, я больше не вижу себя. Я перестала вести счет изменам. Мне знакомы его сомнения, его умение выигрывать время и отступать, никому ничего не объясняя. Знает ли он еще, что такое «быть левым»?

Однажды Франсуа Олланд упрекнул меня в том, что на телевидении я назвала себя «левой». Тогда я не поняла сути его претензий. С точки зрения общества я происхожу из среды самых незащищенных, тех, кто считает каждый потраченный евро. Я родом оттуда. Именно об этих людях я думаю, когда принимаются решения об урезании расходов и увольнениях, потому что знаю: их жизнь станет еще тяжелее.

Может, он предпочел бы, что я объявила себя «правой»? Наверняка нет. Думаю, он предпочел бы, чтобы я просто молчала, чтобы была его любовницей и его жрицей — и более ничем. Моя ошибка в том, что я не была спокойной и мягкой: именно такую женщину он хотел видеть рядом с собой, когда достиг вершин власти.

Сегодня я вспоминаю нашу беседу накануне первичных партийных выборов. Франсуа на несколько дней лег в больницу: ему предстояла маленькая неопасная операция. Этот суперактивный человек оказался на больничной койке, в размышлениях о сути бытия.

В тот день он немного расслабился, и у нас состоялся разговор — наверное, самый важный. Франсуа поведал мне, что политическая карьера в тандеме с женой была для него настоящим мучением. Признался, что не сам он сделал такой выбор, что виной всему обстоятельства и честолюбие Сеголен Руаяль, с годами только усиливающееся. Он, такой сдержанный, такой закрытый, когда речь шла о его прошлом, рассказал мне о том, какие страдания ему причиняла эта совместная общественная жизнь, как ему приходилось держаться в тени матери своих детей. Все началось с того, что президент Миттеран сделал министром ее, а не его. Имя Франсуа глава государства вычеркнул в последний момент: не хотел, чтобы в правительстве были муж и жена.

Мне вспомнился эпизод из тех времен, когда я делала первые шаги в политической журналистике, а его только что избрали депутатом. Во времена правления Миттерана, во время приема в честь 14 июля, устроенного в саду Елисейского дворца, мы с Франсуа стояли и о чем-то разговаривали, а в нескольких шагах от нас Сеголен Руаяль наслаждалась всеобщим вниманием. Какой-то мужчина подошел к Франсуа и протянул руку:

— Здравствуйте, месье Руаяль!

Франсуа криво ему улыбнулся. Когда несносный тип удалился, он процедил сквозь зубы:

— Однажды за это придется заплатить.

Я знаю также, каким испытанием для его гордости стало выдвижение матери его детей кандидатом в президенты от социалистов, в то время как он был первым секретарем.

В тот день в больнице я думала, что он говорит мне о своем прошлом. Но может, он обращался тогда и ко мне? А я не поняла его. Наши чудесные годы подходили к концу. Он собирался включиться в президентскую гонку с высокими шансами победить. И не хотел заключать сделку с кем бы то ни было. Когда я сказала, что считаю себя левой, а значит, существую отдельно от него, он вспомнил о годах, проведенных с Сеголен Руаяль, и вновь испытал чувство, будто у него что-то отобрали.

В свете этого разговора я поняла, почему во время кампании он отдалялся от меня, почему так отреагировал на тот злополучный твит, почему рассердился, когда вышла хвалебная статья обо мне. Однажды он устроил мне скандал, увидев наше с ним фото на обложке журнала:

— Тут только тебя и видно!

Это была реакция обиженного мужчины.

Мне пришлось заплатить за политическую карьеру, одну на двоих, за его прошлое, которое портило наше настоящее и поставило крест на нашем будущем.

Однако «парадокс Олланда» состоял в том, что этот мужчина, не желавший ни с кем делить славу, предпочитавший играть на сцене в одиночку, влюбился в женщину, у которой были работа, прошлое, трое детей да к тому же независимый, свободолюбивый характер. Он мог бы найти другую, более покладистую. Но выбрал страсть. Так поступают политики, существа гордые и сильные, которым нужно все и сразу и даже больше чем всё, потому что их амбиции не знают границ.

Но меня ведь тоже не провести: иногда его устраивало, чтобы я выходила на авансцену. Как в ситуации с голосованием по поводу гомосексуальных браков — кампании «Брак для всех». Франсуа не отступил, несмотря на гигантские манифестации противников идеи. Он сдержал обещание, хотя у него не было внутренней убежденности в своей правоте, и он заговорил даже о «свободе совести мэров». По поводу этой формулировки я тотчас же написала ему, что она не пройдет. И действительно, раздались крики негодования, и он ее снял. В этом случае, с его согласия и даже порой вместо него, я сражалась в первых рядах. Наверное, оттого, что Франсуа воспринимал брак как захлопнувшуюся дверь, он не мог понять и даже вообразить, насколько велико значение этой реформы: возможно, именно благодаря ей он оставит след в истории Франции. Вот такая насмешка судьбы.

Я ни секунды не сомневаюсь, что «Брак для всех» станет последней крупной реформой левых. Уверена, что он не осуществит свое намерение дать право голоса иммигрантам на местных выборах, хотя об этом говорил не раз. Неуверенность, множество препятствий — и лошадь встанет на дыбы…

Франсуа пишет мне в эсэмэсках, что я женщина его жизни. Мне знакомо это выражение, он уже говорил это обо мне в одном из интервью, но вскоре отрекся от своих слов. Все то же двоедушие.

Несколько недель назад он предложил мне выйти за него замуж. В третий раз. Впервые это случилось в 2010 году, но я тогда только что развелась и не была готова к новому браку. Во второй раз — в сентябре 2012 года, сразу после выборов. Мы планировали скромную свадьбу перед самым Рождеством в узком кругу в Тюле. За месяц до срока он взял свои слова назад, причем вел себя невероятно жестоко. В его жизни уже появилась Жюли Гайе, но я этого не знала.

А теперь поздно.

Свадьбой ничего не поправить.

Конечно, если бы я вышла за него замуж, это облегчило бы мне жизнь. Я не была бы самозванкой в глазах публики и даже, может быть, в собственных глазах: официальное оформление отношений, наверное, успокоило бы меня, и я перестала бы сомневаться в себе. Мне не нужна пара колец, скорее внутренние узы, которые связали бы нас. Этим летом мы с моим младшим сыном были в «Комеди Франсез» на спектакле «Лукреция Борджиа» по пьесе Виктора Гюго. Сердце мое сжалось, когда я услышала реплику Лукреции, обращенную к супругу, дону Альфонсо: «Вы позволили толпе насмехаться надо мной, позволили оскорблять меня… Кто женится, тот и защищает»[40]. Вечная трагедия.

В моей жизни с Франсуа Олландом было много печалей и много радостей, я познакомилась с удивительными людьми, пережила незабываемые моменты. У персонажа, которого считали мной, который появился по воле обстоятельств и СМИ, теперь нет причин для существования. Эта книга — брошенная в море бутылка с нашим, моим и Франсуа, общим прошлым. Я совершала ошибки, порой заблуждалась, могла обидеть, но никогда не разыгрывала комедию и всегда была искренней.

Все, что здесь написано, — правда. Я слишком тяжело пострадала от лжи, чтобы лгать самой. Пока писала, разобралась в том, что было продиктовано гневом, а что — разочарованием. Сколько времени я еще буду носить траур по этой любви? Президент подвел итог нашим отношением одной фразой из восемнадцати ледяных слов: он сам их передал агентству Франс Пресс. Эти страницы — ответная реплика. Последняя волна землетрясения, опустошившего мою жизнь. Финал нашей истории. Прочтут эту книгу те, кто захочет понять. Другие пойдут мимо своей дорогой, и так будет лучше.

Пришло время завершить рассказ, написанный моими слезами, моей бессонницей, воспоминаниями, которые порой еще обжигают сердце. Благодарю за этот миг, благодарю за эту безумную любовь, благодарю за путешествие в Елисейский дворец. И благодарю за пропасть, в которую ты меня сбросил. Я многое поняла о тебе, о других, о себе самой. Отныне я в силах существовать, ходить, действовать, не опасаясь взглядов со стороны, не выпрашивая, чтобы ты взглянул на меня. У меня появилось желание жить, написать что-то, кроме этой странной книги о необычном путешествии, именуемом жизнью женщины. Все это будет, но уже без тебя. На мне не женились, меня не защищают. Может, только любили так, как любила я сама.