Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6322 ( № 18 2011) Страница 45

– Здравия желаем!

Хмара хмуро оглядел всё это моральное разложение и, вытянув из внутреннего кармана красивой авиационной шинели бутылку «Столичной», изрёк:

– Сам я не употребляю, но рад соответствовать на общественных началах.

Я подошёл к нему, молча снял фуражку, военно-воздушную шинель и побежал к фотокорам, чтоб щёлкнули…

Прошло сорок лет, фотография подполковника славной авиации Виталия Резникова покоится в семейном альбоме…

Прошло сорок дней с тех пор, как душа лётчика, поэта и философского сатирика Павла Хмары устремилась в межзвёздную высь, покинув навсегда осиротевшую «Литературку».

Однажды поэт возглавил «Клуб 12 стульев» «Литгазеты» и провёл на этой престижной вершине полтора десятилетия. Ходят слухи, что Павел был добрым, всех авторов привечал чуть ли не до усыновления, забыв аксиому, что добро должно быть с кулаками.

Он прожил 81 год, прожил чисто, честно, творчески и на небе, и на земле нашей грешной. Сегодня он опять на небесах, откуда, увы, нет возврата.

Я, быть может, намеренно ни слова не посвятил его поэтическому умению. Читатель сам может в этом убедиться, читая подборку стихов подполковника в отставке Павла Феликсовича Хмары…

Виталий РЕЗНИКОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Павел Хмара

Клуб 12 стульев

Павел Хмара

Деловое письмо о любви

На Ваш исходящий с отказом

я Вам сообщить бы хотел,

что слишком серьёзно наказан

таким состоянием дел.

Вопрос быть моею женою

был в принципе Вами решён.

Он был согласован со мною

и Вами в тот день утверждён,

когда, совещаясь в субботу,

мы вечером шли из кино,

и я, проявляя заботу,

купил Вам одно эскимо.

В тот день Вы давали зароки

о загсе, о свадьбе, но вот

теперь Вы срываете сроки

намеченных прежде работ,

теперь Вы намерены даже

нарушить былой договор...

Любовь нашу до арбитража

я не доводил до сих пор, –

я полон пока ещё веры.

Без Вас не могу я никак!!!

Примите конкретные меры

по части вступления в брак.

Прощание с лошадью

Я помню лошадь с грустными глазами.

Печальный пережиток наших дней!

И как он оказался между нами

С нелепою телегою своей?

Неслись машины, оглашая местность,

Седок ушёл за пивом в гастроном…

И лошадь понимала неуместность

Своей персоны в шуме городском.

К ней подошёл старик, пенсне сверкая,

По шее потрепал её рукой

И вопросил: – Ну что, брат, вымираем?

И лошадь помотала головой.

Всё было так естественно, без позы…

У старца что-то дрогнуло в усах,

И недистиллированные слёзы

Сверкнули у обоих на глазах.

Я вдруг представил, как оно случится:

В глобальной спешке палочкой стуча,

Я встречу лет, возможно, через тридцать

Нелепого в ту пору «Москвича».

Мы с ним воспоминаньями взыграем,

И я, погладив бок его рукой,

Спрошу его: – Ну что, брат, вымираем?

И он в ответ помашет головой.

И жалко скрипнут части битой рамы,

больных рессор, ободранных колёс…

Мы вместе посчитаем наши раны,

Но… обойдёмся, может, и без слёз:

Ведь мы придём к тому, чего хотели,

Оставив сзади столько драм и ям!

Ну а потери – что они, потери…

Они всегда сопутствуют боям.

Выборные места из размышлений избирателя

Всё это длится бесконечно долго:

Лишь прогремит предвыборный тамтам,

Влечёт нас к урнам наше чувство долга,

Как будто счастье нас заждалось там.

Как будто всё, что парят кандидаты,

Весь этот смак и счастье через край

Мы обретём, когда, как в бой солдаты,

Пойдём за них и завоюем рай.

Опять приходит спрос на наши души,

И все мы, отпуская тормоза,

Сперва пьём мёд, развешивая уши,

Потом вкушаем яд, разув глаза.

А в рай, куда витии нас зазвали,

Они и въедут нынче, как вчера!

Им нужно, чтоб мы голоса отдали,

А уж потом – хоть не расти трава!

Всё происходит чинно, честно, чисто,

Но депутат – он человек, не Бог!

И больше нас он ценит финансиста,

Который в кресло сесть ему помог,

Который даст ему пожить зернисто,

На бедность что подкинет заодно:

Ему ж прожить на свой оклад министра,

Как Колька Свист сказал бы, – западло!

Ну, не пятьсот, конечно, миллионов

(Мы не наводим тени на плетень!),

Но всё же думский наш творец законов,

Он – приводной финансовый ремень!..

Нет, не пойду! Пусть не сочтут

за чванство!

Мой жест не отведёт от нас беду!..

А вдруг Шойгу* лишит меня

гражданства?!..

Нет, Чайка не позволит! Не пойду!

* Когда-то Шойгу предлагал лишать гражданства тех, кто не ходит на выборы.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,5 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Три лося

Клуб 12 стульев

Три лося

КОНСПИРОЛОГИЯ «КЛУБА ДС»

Писатель Алексей Толстой, пребывая за границей, написал фантастический роман «Аэлита». В романе рассказывалось, как из Петрограда, со двора дома номер одиннадцать по Ждановской набережной, 18 августа 1921 года стартовала ракета на Марс. Построил и вёл ракету инженер по фамилии Лось.

А на Ждановской набережной, по странному совпадению, и правда жил человек по фамилии Лось.

Настоящий Лось жил в доме номер 13. Его звали Юзеф Доменикович, и он был конструктором, авиатором и планеристом.

У Юзефа Домениковича имелся младший брат, Леон Доменикович, но он был в отъезде и в этой истории участия не принимал.

Когда настоящий Лось прочёл роман Алексея Толстого, то очень удивился. «Никогда я на Марс не летал, – подумал он, – что за ерунда?»

Знакомые его и соседи, тоже читавшие фантастическую книгу, встречая авиатора, спрашивали:

– Разве вы уже вернулись?

Авиатор почёсывал в голове и спрашивал в свою очередь:

– Откуда же?

– С Марса, – объясняли люди.

За какую-нибудь неделю бедного авиатора совсем допекли. Юзеф Доменикович решил отомстить писателю.

Когда Алексей Толстой вернулся на родину, он по собственной неосторожности поселился всё на той же Ждановской набережной, в доме номер три.

Однажды утром конструктор Лось шёл на работу и встретил гуляющего писателя, которого узнал по портрету в книжке. Ничего он ему не сказал, а вечером отправился в свою мастерскую и целую неделю не выходил оттуда.

Через неделю он опять встретил на набережной писателя и говорит ему:

– Я слышал, Алексей Николаевич, что вы интересуетесь космической техникой. Желаете посмотреть одну штуку?

Писатель, которому не хотелось возвращаться домой и продолжать сочинять знаменитое «Хождение по мукам», обрадовался и последовал за конструктором.

Инженер Лось провёл его в какой-то двор и выкатил из гаража яйцеобразную ракету.

– Это макет для кино? – спросил писатель.

– А вы сами посмотрите, – предложил авиатор и любезно распахнул дверцу в корпусе ракеты.

Писатель влез в аппарат, а инженер Лось захлопнул дверцу и дал ракете старт.

Вскоре Алексей Толстой испытал на себе описанные им в романе космические перегрузки и невесомость. Питался он в полёте бутербродом и яблоком, которые захватил на утреннюю прогулку.

Спустя положенное время ракета опустилась на Марс.

Писатель выглянул в иллюминатор, поёжился, надел скафандр и вышел на поверхность так увлекательно описанной им планеты.

Под его ногами расползался рыжеватый песок, лишённый какой бы то ни было растительности. Горизонт был ровен и пуст, только очень далеко вздымался конус огромной горы – вулкана Никс Олимпика. Никаких красавиц Аэлит нигде не виднелось. Кроме того, было очень холодно, а солнце казалось маленьким и тусклым, как лампочка фонарика, у которого сели батарейки.

– Господи! – сказал Алексей Толстой. – Тут даже описывать нечего! Одна пыль!

Постепенно он подошёл к вулкану Никс Олимпика.

– Хорошо, – сказал писатель Толстой, – вот хоть его я опишу.

И он достал свою записную книжку в сафьяновом переплёте.

Вулкан Никс Олимпика уже много тысячелетий являлся потухшим. Но тут он вскипел.

«Нет уж, – решил вулкан, – не хватало только к Алексею Толстому в книгу попасть!»

Из верхушки вулкана пополз едкий дымок, песок под ногами писателя задрожал, стало очень жарко, а потом вулкан взорвался.