Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды" Страница 46

Но если эта корреспонденция в «Полярной звезде» исходила от Е. И. Якушкина, то путь ее в Лондон был скорее всего такой: Якушкин — Ефремов — Гербель — Герцен и Огарев.

Подпольная почта «Полярной звезды» действовала исправно.

Глава XII

ЛИПРАНДИ В «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЕ»

…О Россия!

Ради бога опомнись, пока еще не все средства истощены,

пока еще можно поправить зло.

Причудливая судьба действительного статского советника Липранди. Враг Вольной печати заинтересован в том, чтобы в ней напечататься. Как появились копии секретного «Мнения». П. А. Ефремов. «Дионисиево ухо»

Действительный статский советник Иван Петрович Липранди всю жизнь проклинал тот день и час, когда он согласился взяться за ответственнейшее и секретнейшее дело — разоблачение тайного союза злоумышленников, сосредоточившихся вокруг петербургского чиновника Буташевича-Петрашевского.

Само предложение заняться этим делом было признаком явного доверия со стороны министра внутренних дел графа Перовского. Этим признавались прошлые заслуги Липранди: блестящая военная карьера в юности (к 24 годам он подполковник, ветеран 1812 года и двух других кампаний, кавалер нескольких орденов), затем — один из надежнейших военных агентов (ценные агентурные сведения перед и во время русско-турецкой кампании 1828–1829 гг.), один из лучших знатоков Турецкой империи и отдельных ее частей (несколько десятков опубликованных и засекреченных военных и экономико-статистических работ, одна из лучших в Европе библиотек по восточному вопросу). С 40-годов Липранди — один из наиболее толковых и исполнительных чиновников министерства внутренних дел, отлично выполнивший несколько весьма трудных и щекотливых поручений.

«Дело Петрашевского» явно сулило чиновнику всякие блага. Липранди действовал с обычной расторопностью, как во время военных кампаний или в турецком тылу. К петращевцам засылается провокатор Антонелли, достаточно образованный, чтобы понять, о чем они говорят. 3а время слежки с его помощью добываются обширные разоблачительные сведения. И наконец, в ночь на 11 апреля 1849 г. 39 человек арестованы, доставлены в III отделение и вскоре осуждены. 21 преступник — Петрашевский, Спешнев, Достоевский и другие — ждут утром 22 декабря 1849 г. расстрела, но «в последний миг» расстрел заменяется каторгой.

Казалось бы, дело сделано как нельзя лучше. Преступники раскрыты. Царь и начальники довольны. Но именно это дело положило конец карьере Липранди и привело к его опале, такой опале, что несколько лет спустя он записал: «Каждый лишенный прав состояния каторжник имеет путь предъявлять свои вопли и закон ему внемлет, но его, Липранди, никто не хотел и слушать, и это продолжается и до сих пор»1.

В другом месте он восклицает: «Казнь Липранди совершена не на основании закона, а закулисно»2.

Было несколько причин такого необыкновенного поворота событий.

Нашлись люди, и довольно влиятельные, которым чрезмерное усердие Липранди не понравилось. Эти люди отнюдь не жалели о петрашевцах, но им не нравилось, что Липранди своими действиями задевал их ведомства.

Недовольно было III отделение («общество» открыл чиновник другого ведомства — министерства внутренних дел).

Недоволен был Муравьев-вешатель (министр государственных имуществ) и кое-кто из других высших сановников (среди замешанных оказались их подчиненные).

Поэтому не следует удивляться, что даже Л. В. Дуббельт, второй человек в III отделении, заседая в следственной комиссии, был мягок и старался уменьшить значение общества Петрашевского.

Сам Липранди же, понятно, всеми силами стремился доказать, что он открыл действительно серьезное и опасное тайное общество. Для этого 17 августа 1849 г. он подал специальное «Мнение» в Комиссию о злоумышленниках и приложил к нему выдержки из множества документов, изъятых у преступников.

Вот это самое «Мнение» вместе с приложениями, несмотря на то что на каждом стоял гриф «совершенно секретно», и попало 12 лет спустя в VII книгу «Полярной звезды».

Основную мысль этого обширного документа И. П. Липранди сформулировал следующим образом: «Это вовсе не какой-нибудь мелкий заговор, образовавшийся в нескольких разгоряченных головах <…>. Я постепенно дошел до убеждения, что в деле этом скрывается зло великой возможности, угрожающее коренным потрясением общественному и государственному порядку».

Липранди был прав. Петрашевцы действительно угрожали «потрясением порядку». Но, имея уже революционеров в своих руках, влиятельные люди были не склонны поощрять чиновника, и его «Мнение» не было одобрено, что, впрочем, ничуть не помешало комиссии, а затем царю, вынести петрашевцам суровый приговор.

В своей «Записке о службе», представляющей своего рода автобиографию, Липранди подробно повествует о собственных мытарствах: за дело Петрашевского он был представлен к ордену св. Анны 1 степени, «но здесь Комитет министров не удостоил его этой награды, как бы находя, что не следовало так отчетливо открывать злоумышленные общества <…>. Один из бюрократов при получении им этого представления выразился, что он <Липранди> обрызган кровью»3.

Был пущен слух, будто Липранди желал отличиться в деле Петрашевского, чтобы замять какие-то свои нечистые финансовые операции. Затем он попал в немилость, начальство принялось его теснить. В конце концов Липранди оказался в отставке и почти без средств, имя же его приобрело всероссийскую недобрую славу как благодаря осужденным, так и по милости его коллег-недоброжелателей. Герцен и Огарев избрали И. П. Липранди мишенью для обстрела, видя в нем символ всей мрачной полицейской системы.

«….Липранди, доносящий по особым поручениям» («Колокол» № 1).

«Известный энтузиаст Липранди подал государю глубоко обдуманный проект о составлении рассадника шпионов» («Колокол» № 7).

«Какой-то морской Липранди надулся и сделал донос» («Колокол» № 93).

«Липранди, как трюфельная индейка, чуял заговор…» «Литературный Липранди…» («Колокол» № 160) и т. п.

В автобиографии Липранди имеются довольно интересные признания о том, как отразилась на его судьбе кампания, которую вела против него Вольная русская печать.

В 50-х годах он пытался пристроиться в различных ведомствах. Горестно вспоминая (в I860 г.), что некогда отказался от губернаторской должности, которую предлагал ему Перовский, Липранди писал: «А ныне, как один из вельмож отозвался: что скажет о сем Герцен?»4.

В 1857 г. вечером в метель весьма важная персона — тайный советник — мчится через Николаевский мост на Выборгскую сторону, где живет опальный Липранди, чтобы предложить ему одно очень выгодное место.

Липранди радуется, сменяет квартиру, затратив на переезд большие средства, — и никакого места нет…

«Стороной узнаю, — пишет Липранди, — что и тут опасались Герцена, не щадившего и их самих <сановников>, с тою только разницей, что на Липранди он нападает единственно за то, что не покрывал мраком дело Петрашевского, за то, что открыл похищенный Клевенским полумиллион5 и будто бы делает разные предположения об устройстве тайной полиции, где будто бы Липранди служил (этот вздор передан Герцену лицом, едва ли не известным Липранди), а других он <Герцен> величает бестолковыми, неспособными, тупоумными лакеями, выжившими из ума и лет, взяточниками, позволяющими всевозможные насилия, и тому подобными эпитетами. А между тем эти лица находят опасным определять в свои ведомства Липранди, потому что это вызовет против них Герцена и Огарева, почерпающих свои идеи из доставляемых отсюда сведений»6.

Как жаль, что Герцен и Огарев не читали этой записки: то-то порадовались бы они, во-первых, тому, как боятся их сановники (Липранди на службу не берут, чтоб не попало за это в «Колоколе»), во-вторых, они отметили бы гордость и злорадство Липранди при перечислении эпитетов, коими Вольная печать награждает высших начальников. Тех самых «бестолковых, неспособных, тупоумных лакеев», которые не оценили и самого Липранди.

Самого же Липранди Герцен и Огарев обвиняют только в том, чем он гордится, — в разоблачении Петрашевского. В другом месте своей автобиографии Липранди снова вспоминает о Вольной печати: «Года два тому назад между прочими сумасбродствами молвы насчет Липранди распущена была и такая, что будто бы он по высочайшему повелению в 24 часа высылается из столицы, потому что известный русский памфлетист в Лондоне в своих листках, между прочим, касается и Липранди, в особенности со времен соединения с Огаревым, который также не знает лично Липранди. Вслед за сим пронеслась молва, что Липранди дан месячный срок к выезду! Источник всему этому известен7 <…>. Все старание обращено на то, чтобы не допускать Липранди до деятельной службы <…> по ложно приписываемой ему проницательности и общенародности в подобных делах, как Петрашевского, не рассуждая, что оно было единственное такого рода».