Артем Франков - Украинский футбол: легенды, герои, скандалы в спорах «хохла» и «москаля» Страница 47

Все полученные сведения Корсунский заносил в гроссбух и затем довольно долго над ним колдовал. В итоге каждый мальчик находил рядом с собою в составе команды только тех, с кем взаимодействовать в игре ему было легко и приятно. Благодаря этому ребята раскрывались до конца, проявляя свои самые лучшие качества. Опросы, с помощью которых Корсунский регулировал расстановку игроков, он практиковал во всех возрастных группах, вплоть до выпускной. Пройдет три месяца – и новый опрос! Из школы Корсунского вышло немало знаменитых футболистов, но наибольшие надежды он возлагал на Лобановского, говорил, что у этого долговязого рыжего паренька – редкий, бесценный дар. «У рыжего есть все, чтобы стать выдающимся центрфорвардом: сообразительность, уникальный глазомер, поразительная для его высокого роста координированность, мощный накатистый бег, отличная прыгучесть, комбинационный талант, трудолюбие, смелость, точность ударов и передач, филигранный дриблинг. Уложить его на газон можно только ударами сзади» – эти слова Корсунского записаны в одном из моих тогдашних блокнотов.

Лобановский и сам понимал, что коронное его место, на котором он может добиться наибольшего успеха, – центр нападения (в ту пору у нас играли еще по системе дубль-ве). И вот, когда он стал наконец центрфорвардом киевского «Динамо», когда его пригласили на это же амплуа в сборную СССР, то есть когда Лобановский обратил на себя внимание публики, специалистов и прессы, он согласился… перейти на левый край (в киевском «Динамо»). Я даже написал в этой связи статью (она называлась «Виолончель или скрипка?»), публикацией которой надеялся воспрепятствовать окончательному переводу в «виолончелисты » «первой скрипки» киевлян – Лобановского. Статью поместил еженедельник «Футбол», и сам «первый скрипач» ее содержание

одобрил, но только в приватном разговоре со мною, ибо не отваживался перечить тренеру Соловьеву, который эту нежелательную для Лобановского перестановку произвел. Тут надо сказать, что, критикуя в своей статье решение Соловьева как ошибочное, я в данном случае собственную компетенцию не преувеличивал: аналогичной точки зрения придерживались Аркадьев, Качалин, Ошенков, другие футбольные авторитеты.

Чем же мотивировал свое решение Соловьев? В прессе он объяснял, что у динамовцев Киева на левом фланге атаки отсутствует «узкий специалист», а Лобановский играет там лучше других. Тем временем из команды донесся слух, что недостаток в специалисте на левом краю – не более чем благовидный предлог для вывода Лобановского из центральной зоны, а подлинная причина состоит в другом. Ведь в футбольных коллективах, как и в театральных, редко обходится без интриг. В центре нападения киевского «Динамо» играл в ту пору сильный, техничный мастер, хорошо зарекомендовавший себя к тому же и в сборной СССР, двадцатипятилетний Каневский (также ученик Корсунского). И хотя, как показала серия игр, сдвоенный центр нападения Лобановский – Каневский представлял для обороны соперников еще большую опасность, Каневского, по словам его товарищей, не на шутку беспокоила мысль, что двадцатидвухлетний и, прямо скажем, более одаренный Лобановский вскоре перетянет одеяло популярности на себя – в киевском «Динамо» и в сборной страны.

Отчего Каневский, как только открылась вакансия на левом краю, и настоял (на правах премьера), чтобы переведен туда был именно Лобановский, причем дал понять руководству клуба, что в противном случае он из команды уйдет. Лобановский же в этой ситуации проявил очевиднейшую слабость характера. Ведь другие команды, не худшие, чем киевское «Динамо», с радостью взяли бы не только Каневского, но и его! Словом, у Лобановского была возможность постоять за себя. В ту пору я устроил ему встречу в Москве с Бесковым, тренировавшим команду ЦСКА (разговор происходил при мне – в квартире писателя Константина Симонова, у которого я, приехав из Киева, остановился), но покинуть украинскую столицу Лобановский так и не решился. Между прочим, Соловьев все же поставил вскоре Лобановского в центр нападения, не убрав оттуда и Каневского. Это произошло в матче с ереванским «Спартаком» (нынешним «Араратом»). Киевляне разгромили соперников, забив восемь мячей, но уже в следующей игре Лобановский вновь оказался на краю. В чем был смысл его одноразового перевода в центр, так и осталось тайной. То ли руководители клуба решили таким путем повоспитать Каневского, показав, какая замена ему имеется в команде, то ли им не терпелось испытать на левом фланге нового игрока Басалика (а усадить на скамью запасных – даже в одном-единственном матче – Каневского либо Лобановского они не решались), но, так или иначе, а в следующей же календарной игре Лобановский снова фигурировал на левом краю. Между тем, прояви он тогда волю, характер, его имя, на мой взгляд, засверкало бы со временем в том коротком и славном списке наших центрфорвардов, в котором значатся имена Федотова, Боброва и Стрельцова».

Ну да, а потом Лобановский, видимо, из благодарности всячески помогал Каневскому? Ой, не вяжется… И не проверишь ведь. Вряд ли стоит ожидать какого-то подтверждения от Виктора Израилевича, верно?!

Снова слово Филатову: «Год 1965-й стал годом его расставания с родным «Динамо», он не подошел к новой системе 4–4—2, которую вводил тренер Виктор Маслов. А ведь любимцу киевской публики Лобану, Лобанчику, было всего 26, и он после этого выступал в «Черноморце» и «Шахтере». (Несмотря на то, что Лобановский играл крайним нападающим, он вошел, теперь уже навечно, в список 100 лучших бомбардиров чемпионатов СССР, забив 71 мяч, деля 69–71 места с Копейкиным и Осяниным). Обида была смертельная, и только много лет спустя, когда Лобановский стал видным тренером и сам властно сортировал игроков, он признал, что Маслов, которого он чуть снисходительно относил к разряду интуитивных тренеров, имел право перешерстить состав и отказаться от услуг тех, кто не влезает в схему. У нас с ним однажды был нелегкий диалог на эту тему, и хоть Лобановскому ужасно не хотелось пересматривать пережитое (это не в его натуре), он со скрипом согласился и даже обронил несколько похвальных слов о своем обидчике Маслове. А я тогда был очень доволен разрешением старинного, мусоленного конфликта.

Г. Качалин в двух матчах вводил в состав сборной Лобановского и даже в отсутствие В. Понедельника отвел ему позицию центрфорварда, но, как видно, новичок ему не приглянулся, тем более что оба эти товарищеских матча (с Австрией и Польшей) были проиграны. Впрочем, в сезонах 1960-61 выиграть конкуренцию на левом краю у Михаила Месхи (отца) было невозможно.

Чуть лучше сложились дела у Лобановского в олимпийской сборной. У тренера В. Соловьева Лобановский сыграл в пяти товарищеских встречах и в двух отборочных с Финляндией, забил один гол. Был капитаном.

Вызов в сборную во все века считался признанием. Однако выражусь прямо: Лобановский считался фигурой второго состава. Мастерам прошлых далеких сезонов принято льстить, все-то они превосходные, выдающиеся. В данном случае любезные преувеличения излишни, тренерской одаренности Лобановского, главной его одаренности, еще предстояло проявиться, а его игровые мечтания, дразнившие, подзуживавшие и не сбывшиеся, возможно, его тренерскому будущему пошли на пользу, они заставляли трудиться ум и душу вернее, чем полевые удачи.

Но что незабываемо, так это дивертисмент Лобановского, им рассчитанный, отрепетированный и поставленный. Как только у ворот противника назначался угловой удар, стадион, радостно вскрикнув, умолкал, затаив дыхание и округлив глаза, боясь проморгать долгожданное мгновение. В тишине шел мелкими шажками высоченный парень к угловому флагу. Тогда, после шведского чемпионата мира 1958 года, у всех на языке был «сухой лист», удар бразильца Диди, удар с подрезкой, когда мяч летит по направлению, известному одному бьющему, и снижается, как падает на добычу хищная птица.

Вратари были бессильны угадать, снизится ли мяч и нырнет в верхний угол, либо не долетит до ворот, либо перелетит их, а и тут и там в засаде его стерегут по уговору изготовившиеся форварды. Не видел публикаций, в которых бы подсчитывались забитые после угловых Лобановского голы. Важнее всего была сама процедура, сам сценарий вставного номера сродни цирковому и то смятение, в которое впадала защищающаяся сторона. Ну и, конечно, деланная невозмутимость, бесстрастность рыжего веснушчатого молодого человека, не подававшего вида, как он рад своему короткому могуществу. Несколько лет угловые Лобановского расцвечивали футбольные спектакли на всех стадионах.

Лобановскому довелось поиграть в 1960—61 годах в «Динамо» чемпионского покроя. А в двух следующих сезонах команда сползла туда, откуда поднялась, на пятое и девятое места. Эта синусоида не могла не навести на размышления Лобановского, форварда и студента.