Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России Страница 47

То есть все прекрасно знали, что Павел давно должен править и что император Петр III скончался от чего угод­но, только не от «геморроидальной колики». Знали — и мол­чали. Дворянство было единственным слоем, на который опиралась Екатерина. Единственным классом общества, для которого правление Екатерины было хоть чем-то по­лезно и выгодно. Но и дворянство было обречено почти на беспрерывную ложь.

Все знали, что официальные сведения почти обо всем лживы и ненадежны. Слухи роились, как мухи в мясных ря­дах, но почти все слухи тоже были по неизбежности лживы.

Насколько плохо представляли себе жизнь империи... по существу дела, абсолютно все, говорит такой, почти невероятный, случай: после смерти Екатерины один из первых вопросов, заданных царедворцам Павлом I Пет­ровичем (Сергеевичем?) был: «Жив ли мой отец?». Принц не исключал возможности, что его официальный отец не убит, это все сплетни, досужие побасенки... А на самом деле Петр III заточен в дальнем монастыре, в крепости, в каменном мешке, в подвале.

Павел I родился 20 сентября 1754 года. От Сергея Салтыкова или от Петра Романова-Голштинского? Сергее­вич он или Петрович? Эта тайна преследовала Павла I всю его жизнь и дожила до нашего времени. Никто доподлинно не знает, чей он сын. Вот что известно совершенно точно, так это что матери он не любил и боялся. И что мать точно так же не любила и боялась своего сына.

Есть какая-то мистика в том, что Павел родился в Лет­нем дворце Елизаветы Петровны. Впоследствии этот дво­рец был снесен, а на его месте сам же Павел построил Ми­хайловский замок. В этом замке Павел и был убит 11 марта 1801 года.

Другое место, навсегда связанное с ним и его семьей, — Павловский парк площадью 540 га и Павловский дворец. Они заложены в год рождения Павла. Дом всегда харак­теризует человека. Колоссальный парадно-помпезный Екатерининский дворец в Царском селе и Павловский в соседнем Павловске, в считаных километрах — это как два разных мира. Дворцово-парковый комплекс в Павловске совсем другой: домашний, семейный и добрый. Трудно объяснить, что такое «дух дворца» или «дух «дворцово-паркового комплекса». Но такой дух существует совер­шенно реально, и, похоже, во многом именно он опреде­ляет популярность Павловского парка у петербуржцев. В этом хорошо организованном, любовно устроенном парке просто приятно бывать.

Павловский дворец и Павловский парк устроила жен­щина, сыгравшая огромную и до сих пор не оцененную до конца роль в истории всей правящей династии.

Первая жена Павла Петровича Наталья Алексеевна (1755-1776), урожденная принцесса Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская, не принесла Павлу большого счастья. Женаты они были с 10 октября 1773 г., а в 1776 году молодая женщина умерла родами, вместе с младенцем. С Екатериной Наталья Алексеевна сразу всту­пила в конфликт: она была «прогрессивно» настроена, стоя­ла за раскрепощение крестьян и широкие конституционные реформы.

Павел очень страдал по покойной жене, никак не мог прийти в себя. И тогда Екатерина «вылечила» его очень в своем духе: представила сыну перехваченные ее развед­кой любовную переписку Натальи Алексеевны и графа Андрея Кирилловича Разумовского.

На похороны жены в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры Павел Петрович не пришел, тра­ур при малом дворе наследника престола не объявлялся.

Почти сразу же после похорон начались поиски новой су­пруги для наследника. Вся эта история сильно повлияла на характер Павла, сделав его подозрительным и неуравно­вешенным. Позже он не доверял ни своей второй жене, ни даже детям.

Но вторая жена Павла, Мария Федоровна (1759-1828), урожденная принцесса София Доротея Вюртембергская, сделала очень многое.

Замужем с 7 октября 1776 г., она сумела организовать жизнь царственной четы так, что у Павла появился тыл. Первая жена была скорее соратницей; вторая — домашним другом и хозяйкой в его доме. Стоит посетить ее покои в Павловском дворце. Ее комната с низкими окнами выходи­ла в «садик Марии Федоровны»: чтобы встать и сразу ока­заться среди плодов собственного труда. Мария Федоров­на сама вела хозяйство, родила 10 детей и, судя по всему, была предана мужу намного сильнее, чем он ей. С ней у императоров Российской империи появились не любовни­цы, не тайные браки, а такие категории, как семья и дом.

В 1783 г. Екатерина дарит Павлу Гатчину. Павел не коронован, не миропомазан, не венчан на царство. Это какой-то недоимператор. Тот, кто имеет законное право на престол, но кого к престолу не подпускают.

«Гатчинский полуимператор» в официальной истории ославлен почти как его официальный отец — истеричным полудурком, жестоким деспотом, солдафоном. Как и его официальный отец, был он человеком образованным, не­глупым и гуманным.

Что касается истеричности и скверного характера Пав­ла I Петровича. Его учитель (с 1760 г.) граф Никита Ивано­вич Панин был убежденным либералом и конституциона­листом. Его мировоззрение формировалось в многолетней дипломатической работе в Дании и Швеции. Его брат Петр Иванович был великим поместным мастером масонского ордена в России.

Павел сильно привязался к Панину. Юноша весьма охотно занимался чтением и был хорошо знаком с Сума­роковым, Ломоносовым, Державиным, Расином, Корнелем, Мольером, Вертером, Сервантесом, Вольтером и Руссо. Прекрасно владел латынью, французским и немецким языками, любил математику.

Один из младших наставников Павла, Порошин, вел дневник, в котором день за днем отмечал все поступки ма­ленького Павла. В нем не отмечены никакие отклонения в психическом развитии личности будущего императора, о которых так любили впоследствии рассуждать много­численные ненавистники Павла Петровича.

Павел был ярко выраженным холериком, это факт. Он был сторонником конституции и равенства сословий. Но его психическое развитие не показывает каких-либо от­клонений.

Что касается атеизма. Духовником и наставником це­саревича был один из лучших русских проповедников и богословов архимандрит, а впоследствии митрополит Мо­сковский Платон (Левшин). В Гатчине до самой револю­ции 1917 г. сохраняли коврик, протертый коленями Павла Петровича во время его долгих ночных молитв.

Таким образом, мы можем заметить, что в детские, от­роческие и юношеские годы Павел, ославленный неве­жественным дураком и психопатом, получил блестящее образование, имел широкий кругозор и рано пришел к рыцарским и религиозным идеалам.

Типичное обвинение Павла — в жестокости и жуткой муштре, царивших в Гатчине. Но самый высокий процент выслужившихся в офицеры простолюдинов — как раз в Гатчинском гарнизоне. Самое низкое число телесных на­казаний солдат — там же. Павел был популярен и любим в своем войске не меньше, чем его мама — гвардией. Да­же больше, потому что ему больше доверяли. И пото­му, что гарнизон Гатчины и Павла объединяла общность судьбы.

Захоти и сумей Екатерина убить Павла — и что же? И конец его войску, разошлют его по дальним гарнизонам, и уж там никакой надежды на карьеру.

А Павел и впрямь боялся матери. Гатчина жила за ча­стоколом рогаток, и службу караульные несли не за страх, а за совесть. Это был гарнизон чуть ли не отдельного госу­дарства, где действовали свои уставы и порядки.

Несколько раз в Гатчине среди ночи поднимали сол­дат по тревоге — якобы к Гатчине шли правительственные войска. Подсылала ли Екатерина к сыну убийц, не были бы тревоги ложными — неизвестно. Что солдат поднимали по тревоге, люди стояли с заряженными ружьями и пуш­ками, готовы были отражать неприятеля — это факт. Что стоит за этими происшествиями? Какие еще мрачные тай­ны? Бог весть...

В окружении Павла отнюдь не звонили во все колоко­ла, там старались замять такого рода происшествия. А уж в официальном летописании Российской империи таких эпизодов, конечно, и в принципе быть не могло. Но они были.

Есть данные и о том, что Павел Петрович, не без осно­ваний опасаясь за свою жизнь, во время восстания Пуга­чева вполне серьезно собирался двинуться ему навстречу со всем своим гатчинским войском. В 1773 году ему уже 19 лет, он имеет право на престол.

Какой вид могла бы принять встреча «чудом спасшего­ся Петра III» «папы»-Пугачева и пришедшего к нему почти­тельного «сына»-Павла, можно только гадать.

Но на какой-то момент сделалась вполне реальной связь принца Павла, законного наследника престола, и самозван­ца Пугачева, называвшего себя Петром III. Стало реальным соединение крестьянского сопротивления и дворянской, более того — придворной оппозиции... До какой степени меняет она принятые, казалось бы — единственно возмож­ные оценки событий!

Вряд ли победа Пугача могла нести что-то большее, чем ввержение России в кровавый хаос. Но сама то перспек­тива какова?!

Впрочем, эта встреча не состоялась... скорее всего, ко всеобщему благу.