Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории Страница 47

— Это назначение определялось личным выбором Николая II?

— Не совсем так. В феврале 1913 года государь назначил министром внутренних дел Николая Александровича Маклакова, выпускника историкофилологического факультета Московского университета. Он служил по ведомству министерства финансов в качестве управляющего Полтавской казенной палаты, отличился во время торжеств по случаю 200-летия Полтавской битвы и был затем выдвинут на пост черниговского губернатора, В первых числах января 1913 года Маклаков — тогда еще управляющий МВД — позвонил в Москву Джунковскому и предложил ему занять должность своего товарища, курирующего работу Департамента полиции, намекнув, что его кандидатура уже согласована с царем.

— В таких случаях отказываться не полагалось?

— Да, хотя предложение это Владимир Федорович принял на определенных условиях. В своих мемуарах он вспоминал: «Я решился на предстоящий мне тяжелый труд прежде всего из чувства долга, не считая себя вправе отказываться, тем более что мне казалось, что именно в этой области — охране порядка в империи — я сумею принести некоторую пользу, упорядочить полицейское дело, так как очень хорошо знал отрицательные стороны в деле розыска, провокационные способы, к коим прибегала охрана…» Для осуществления своих грандиозных планов Джунковский потребовал для себя и должность командира ОКЖ, что в первоначальные планы министра не входило. Тем не менее он принял это условие, и ему с большим трудом и при прямом содействии государя удалось перевести на другую должность в МВД тогдашнего командира корпуса генерал-лейтенанта В. А. Толмачева. Также безоговорочно Маклаков принял и другие условия Джунковского: избавить его от обязанности выступать в Думе на общих собраниях, предоставить полную самостоятельность в действиях и распоряжениях по Департаменту полиции с одновременной прямой ответственностью по всем делам полиции и охраны.

— Можно понять, что Джунковский был хорошо осведомлен об особенностях полицейской деятельности. Откуда? Опыт губернаторской службы?

— В мемуарах он писал, что эта деятельность не входила в круг служебных обязанностей московского губернатора. По его признанию, он был совершенно незнаком с техникой розыскного дела — т. е. абсолютно некомпетентен в вопросах крайне важного политического сыска, за который брался с благими намерениями его улучшения… Маклаков и Джунковский были, как говорится, два сапога пара, и из тандема этих двух дилетантов ничего путного выйти не могло. А ведь до Февральской революции оставалось только четыре года.

— То время в России характеризовалось, скажем по-современному, резкой политизацией общества. Кому симпатизировал Джунковский?

— Перед ним стоял выбор: быть то ли на стороне либеральной общественности, стремившейся свергнуть самодержавие и ненавидевшей его охранные органы, то ли на стороне возглавленного им ведомства, ведущего борьбу с «революционной заразой». Владимир Федорович избрал «третий путь» — и нашим, и вашим, пытаясь совместить высокие общечеловеческие моральные принципы с агентурно-оперативной деятельностью политического розыска. Попытка эта завершилась тем, что своей дилетантской реформаторской деятельностью Джунковский нанес непоправимый урон вверенному ему ведомству, разоружив его и обескровив в самый канун революционной бури.

— С чего же он начал в качестве «новой метлы»?

— Ну, первые же шаги показали, что он склонен отдавать приоритет вопросам внешней формы, а не глубокому содержанию сложных проблем, перед ним стоящих. Он сразу облачился в голубой жандармский мундир, хотя мог бы носить и мундир генерал-майора свиты, объясняя это тем, что поставил своей целью поднять престиж этого мундира. Носить исключительно жандармскую форму, а не так называемый общегенеральский мундир, Джунковский обязал и всех генералов, числящихся в ОКЖ. Он так же всерьез ополчился против права ношения офицерами розыска статского платья и «злоупотребления этим правом», подписав по этому поводу приказ № 181. Однако одеть оперативников и агентуристов в жандармскую форму означало не только серьезно осложнить их работу, но и подставить их самих под бомбы и револьверные пули террористов всех мастей. Поступить так мог только человек, абсолютно не знакомый с исходными азами розыскной деятельности. Но и этого мало! Джунковский вскоре добрался и до унтеров, составлявших, основной костяк ОКЖ. Достаточно сказать, что в октябре 1916 года в составе общего числа чинов корпуса — 15 718 человек — было 11 957 унтер-офицеров и 671 вахмистр. Наряду с выполнением чисто административных обязанностей они активно привлекались не только к проведению арестов и обысков, но и к наружному наблюдению, выполнению других оперативных задач.

— Очень знакомо — начальник-дилетант сразу берется за решение формальных, простите за каламбур, вопросов… Ну а как конкретно Джунковский реформировал систему политического розыска России?

— В апреле 1913 года директор Департамента полиции Степан Петрович Белецкий представил Джунковскому по его требованию материалы ликвидированной Петербургским охранным отделением подпольной организации «Учредительная группа Революционного союза», в состав которой входили два участника разогнанного полицией собрания общеученических организаций, происходившего в декабре 1912 года в частной гимназии Витмера. Вот, смотрите, как вспоминал об этом сам Джунковский: «Я потребовал к себе для ознакомления дело Витмеровской гимназии. Просмотрев это дело и выслушав доклад директора Департамента полиции, я пришел в ужас от преступных, с моей точки зрения, приемов со стороны лиц, ведавших розыском, выразившихся в пользовании сотрудниками из числа учащихся средних учебных заведений. Мне показалось чудовищным такое заведомое развращение учащейся молодежи, и как мне Белецкий ни доказывал необходимость этого, я не мог с ним согласиться. Я приказал тотчас же составить самый строжайший циркуляр, воспрещающий пользоваться сотрудниками из учащихся средних и низших учебных заведений». Два нарушителя этого циркуляра были отстранены от своих должностей. Издавая этот циркуляр,

Владимир Федорович руководствовался своими доморощенными представлениями об этике розыскной работы. В данном случае он как раз и пытался служить и нашим, и вашим…

— Но правда, стоило ли превращать школьников в полицейских агентов?

— С точки зрения общечеловеческой морали было неблагородно втягивать неоперившихся юнцов во взрослые игры, заканчивавшиеся ссылкой или тюрьмой. Но тот же «Революционный союз», в который входили эти зеленые юнцы, призывал к свержению царского правительства, готовил забастовки рабочих и уличные демонстрации, то есть нарушал законы Российского государства. Так что на преступный путь их толкали не охранники… Вспомните биографии любого из революционеров: путь в революцию для большинства начинался именно в старших классах гимназии. Поэтому с оперативной точки зрения первый бастион против проникновения революционной пропаганды в ряды молодежи надо было возводить как раз в старших классах, вербуя секретных сотрудников именно из ученической среды. Что же касается принципов морали, то конкретное воплощение для спецслужб всех государств мира они должны находить в принятых там законах, регламентирующих оперативно-розыскную деятельность.

— Да, революционеры получили хороший «подарок»…

— Затем Джунковский решил осчастливить своим высоконравственным подходом Российское воинство. Как истый неофит, вступивший в «terra incognita», он с превеликим удивлением открывал для себя все новые и новые ужасы столь непонятной для него системы политического розыска. Вот что писал Владимир Федорович: «По всей России, с согласия военного министра Сухомлинова и большинства командующих войсками округов, существовала войсковая агентура под руководством офицеров Корпуса жандармов, а иногда даже и унтер-офицеров. Секретные сотрудники выбирались из нижних чинов офицерами Корпуса жандармов случайно или по рекомендации ротных командиров. На их обязанности было являться к офицеру, заагентурившему его, и докладывать о всем, что делается в его части, о чем говорят между собой нижние чины, каково настроение и т. д. Бывали случаи, что в части все было тихо и спокойно, настроение хорошее, между тем жандармскому офицеру очень хотелось сделать карьеру, и для этого он начинал что-нибудь выдумывать, начинал угрожать своему сотруднику, что лишит его содержания, если он не будет давать ему сведений. Этого было достаточно, чтобы сотрудник, не имевший нравственных устоев, начинал сообщать сведения заведомо ложные, на основании которых производились обыски и даже аресты. Потом, конечно, из этого ничего не выходило… Другой офицер, не получая сведений, прибегал к другому способу — он давал сотруднику пачку прокламаций, чтобы тот раздал у себя в роте и затем сообщил бы фамилии тех нижних чинов, которые набросятся на эти прокламации, проявят к ним сочувствие, другими словами — провокация в полном смысле…» Как видно, положение с использованием агентуры в армии из числа нижних чинов действительно складывалось тревожное и требовало принятия немедленных и решительных мер по его коренному улучшению.