Валентин Зорин - Некоронованные короли Америки Страница 49

Нынешний глава «Леб, Роудс» Джон Леб как-то сказал, что источниками успехов его семьи являются три «м»: мэн, мани, мерридж — люди, деньги, женитьба. Что касается первого, то это дань «скромности» со стороны Джона Леба. Он считает секретом успеха фирмы деловые качества своего отца Карла Леба и свои собственные. С деньгами все ясно — какой может быть на Уоллстрите успех без денег? Ну, а третье — женитьба — это особая статья.

Здесь Лебы выделяются даже на фоне других американских мастаков по части использования супружеских уз в качестве «двигателя торговли». Карл Леб, дальний родственник основателя банка «Кун, Леб» — могущественного Соломона Леба, женился в конце прошлого века на дочери крупного банкира из Алабамы Альфреда Мозеса. Эта женитьба дала представителю младшей ветви лебовского семейства в дополнение к его уолл-стритским связям деньги алабамского банкира и обширные деловые связи на юге страны.

В числе ближайших друзей Альфреда Мозеса были трое братьев Лимэнов, галантерейщиков из города Монтгомери, основателей одного из крупных современных уолл-стритских банков. Тридцать лет спустя сын Карла женился на дочери Артура Лимэна — Френсис. У, Френсис, в девичестве Лимэн, а в замужестве Леб, есть две сестры. Одна из них — Дороти — стала женой банкира Бернхарда, ныне одного из руководителей уолл-стритского банка «Лимэн бразерс». Другая ее сестра — Хелен — стала женой Баттенвизера, который в настоящее время является одним из владельцев банкирского дома «Кун, Леб». Боюсь, что читатель запутался в этих сложных переплетениях генеалогического древа лебовского семейства. Зато сами они в этом прекрасно разбираются, извлекая из династических браков вполне реальные выгоды, исчисляемые миллионами долларов.

Брачные союзы — по сей день важнейшее средство, при помощи которого представители лебовской семьи карабкаются на деловую вершину. Последней из таких любовно-биржевых сделок было замужество дочери Джона Леба Энн-Маргарет. В 1953 году ее выдали замуж за Эдгара Бронфмана — наследника одного из крупнейших состояний Канады и даже, как утверждают справочники, всего Британского содружества наций. Его папаша Семюэл Бронфман — основатель и руководитель богатейшей «Дистиллере корпорейшн».

Эта сделка привела в орбиту лебовского бизнеса капитал, превышающий четверть миллиарда долларов. Не случайно финансовый обозреватель «Форчуна» восхищался: «Третье поколение Лебов в деньгах и браках начало хорошо!»

Руководители «Леб, Роудс» прячут свои семейные связи с кунлебовской группой. Но о них достаточно красноречиво говорит деловой почерк новых Лебов. Традиционно лебовской остается страсть к ростовщичеству. Неважно на чем, лишь бы заработать. Сегодня это могут быть железные дороги, завтра — мыловаренная промышленность, а послезавтра — биржевые спекуляции. Было бы прибыльно.

Одной из нашумевших спекуляций «Леб, Роудс» было вторжение ее… в кинопроизводство. Казалось, какое может иметь отношение одна из наиболее модных современных кинозвезд, Элизабег Тэйлор, к финансовым махинациям уолл-стритского банка. Оказывается, Может. Эта, вознесенная рекламой на голливудское седьмое небо, красивая, но весьма посредственная актриса прославилась не столько своей игрой, сколько скандалами вокруг ее личной жизни, что дает неплохую рекламу, и неимоверной капризностью.

Вот эта-то капризность и оказалась ниткой, ухватившись за которую Джон Леб обстряпал выгодное дельце. Он давно уже нацеливался на знаменитую голливудскую компанию «Твентис сенчури — Фокс», однако подступиться к ней ему не удавалось. Но вот компания взялась за съемку грандиозного фильма «Клеопатра», пригласив для исполнения главной роли Элизабет Тэйлор. В конце 1961 года съемки фильма по требованию Тэйлор перенесли в Италию. Это сделали для того, чтобы актриса могла избежать уплаты налогов со своих огромных гонораров и прибылей. А доходы эти весьма внушительны. Популярная кинозвезда, не обнаружив особых талантов по части искусства, далеко превзошла своих коллег в финансовой оборотистости.

Судя по всему, Тэйлор не ждет ни судьба ее соперницы Мерилин Монро, доведенной до самоубийства, ни нищая старость, в которой прозябают тысячи закатившихся голливудских звезд. С хваткой матерого биржевика она ведет дело с киностудиями, заботясь не столько о психологических нюансах ролей, сколько о параграфах и подпараграфах договоров. Так, давая согласие кинокомпании «Твентис сенчури — Фокс» сниматься в «Клеопатре», она оговорила, что 10 % сбора от проката картины будет переведено на ее счет. Это не считая 8 тысяч долларов в день, которые она будет получать весь период съемки картины.

Выговорив себе такие условия, оборотистая кинозвезда сообразила, что чем дольше будет сниматься фильм, тем толще станет ее кошелек. Поэтому работа над «Клеопатрой» шла по методу замедленной съемки — час в павильоне перед кинокамерой, неделя перерыва, то под предлогом недомогания, то в связи с отсутствием вдохновения.

Одним словом, капризы примадонны обошлись голливудской фирме весьма дорого. «Твентис сенчури — Фокс» оказалась перед серьезными финансовыми затруднениями. Вот тут-то на сцену и вышел Джон Леб.

Взяв в свои руки ведение финансовых дел компаний, он начал с того, что изгнал из нее Спироса Скураса, известного в Голливуде под кличкой Хитроумный грек, хозяйничавшего в этой кинокомпании свыше двадцати лет. Почувствовав железную хватку нового хозяина, который начал подыскивать замену Тэйлор, звезда перестала жаловаться на отсутствие вдохновения и под угрозой лишения всех гонораров и расторжения договора исправно сделала все, что от нее требовалось. Широко разрекламированный фильм вышел на экраны, а Джон Леб положил в карман немалый куш и приобрел прочные позиции в доходнейшем кинобизнесе.

…В небольшом ресторанчике, расположенном недалеко от Уолл-стрита, в нижней части Бродвея, теплым осенним днем я оказался за одним столиком с немолодым мужчиной, судя по его облику и одежде, типичным банковским клерком. Было время ланча, и все окрестные кафе заполнила чиновная публика, торопившаяся проглотить свою порцию традиционного стэйка с печеным картофелем.

Мы разговорились. Желчный, с мрачным юмором, мой сосед был откровенен, как бывают откровенны случайные собеседники, не знающие друг друга и уверенные в том, что судьба вряд ли сведет их когда-нибудь еще. Я не ошибся. Он служил в расположенной неподалеку «Леб, Роудс». Когда-то этот человек был биржевым маклером, основал собственное дело, почти достиг предела своих мечтаний — заветного миллиона долларов, но прогорел на одной из биржевых спекуляций и разорился. С трудом избежав долговой ямы, расстался с иллюзиями и доживает свой век на службе у чужих миллионов. С едким сарказмом и эрудицией знатока рассказывал он внимательному слушателю-иностранцу о нравах, царящих в паучьей банке, которая известна во всем мире как центр финансовой деятельности Уоллстрита.

— Мой хозяин? О-о, он просто удачливый игрок. Он ведет рискованную игру, но ему пока всегда везло. Судите сами: одна из сделок, принесшая ему миллионы долларов, связана с компанией по выращиванию сахарного тростника и производству сахара, действовавшей на Кубе, — «Кьюбан атлантик шугар компани». Джои Леб купил контрольный пакет акций этой компании в 1956 году. Уже в следующем году его чистая прибыль от кубинского сахара превысила 6 миллионов долларов, И представьте себе, как раз накануне падения Батисты мистер Леб продал эту компанию кубинскому сахарному королю Хулио Лобо, Уверяю вас, это была чистая случайность, но она спасла моему хозяину весьма круглую сумму.

Позже я проверил то, что услышал от моего случайного собеседника. Все было точно. Больше того. Как свидетельствуют документы, сделка, о которой он рассказал, была завершена в 23 часа 20 минут 31 декабря 1958 года. Несколько часов спустя, в первый день нового года, Батиста бежал с Кубы, а вскоре за ним последовали другие кровососы, и в числе их Хулио Лобо с толстой пачкой теперь уже никому не нужных акций, купленных им за миллионы долларов у Джона Леба, Впрочем, и сам Джон Леб не очень скрывает свою страсть к азартной игре. Рассказывая о своем бизнесе, этот изысканно вежливый, не повышающий голоса, с ледяным взглядом человек вдруг произносит неожиданную фразу, более уместную в лихорадочной обстановке тотализаторного зала на бегах или за зеленым сукном казино, нежели в респектабельном помещении банка: «Если бы мы вели наше дело на основе строгой стоимостной отчетности, оно могло бы в некоторых фазах оказаться не столь прибыльным, как это имеет место сейчас. Но банковское дело нельзя мерить только сухой меркой цифр. Если бы мы не получали от нашего бизнеса сильных ощущений и без конца осторожничали, то, мне кажется, лучше уж было вовсе прикрыть лавочку».