Игорь Зудов - Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей Страница 5

Во-первых, медицинский персонал, ежедневно заступающий на смену, приезжает не на персональных машинах, а в общественном транспорте, где подхватить эту самую инфекцию ничего не стоит.

Во-вторых, врачи и медсестры по чисто экономическим соображениям выходят на работу и не вполне здоровыми, перенося на ногах легкие заболевания. И тогда их рабочий день начинается не с больных, а с самолечения.

За непродолжительное время неоднократно приходилось наблюдать и врачей, и медсестер с такими явными признаками простудных заболеваний, что их не только в реанимацию, но и в трудовой коллектив допускать не следовало. Я уж не говорю о других болезнях, не имеющих явных внешних признаков.

Но в отличие от водителей общественного транспорта, машинистов железнодорожного транспорта и пилотов самолетов, медицинскую комиссию перед дежурством они не проходят. Так что заразить пациентов с ослабленным иммунитетом им ничего не стоит.

В-третьих, в ежедневных врачебных обходах участвуют далеко не стерильные люди. Ведь нельзя же всерьез воспринимать белый халат, не всегда идеально чистый, как защиту от какой-либо инфекции.

С удивлением наблюдаешь, как из отделений реанимации в угоду политическим интересам даже разрешают вести телевизионные репортажи – если нужно показать что-нибудь сенсационное. Происходит подобное и в Англии, и в нашей стране, и в других местах. А уж что такое установка телевизионной аппаратуры для съемок, я знаю не понаслышке. На «абонируемом» телевизионщиками месте разве что слон не разместится. И участников телевизионного действа должно быть как минимум двое. О какой стерильности можно рассуждать?

Поэтому аргументы о внесении возможной инфекции родственниками больных настолько неубедительны, что их не стоит даже обсуждать.

Практика лечебных учреждений Таиланда, где, как ни удивительно, уровень медицинского обслуживания – один из высочайших в мире, Испании, где близких не пускают разве что в операционную, опровергает доводы отечественных эскулапов, наложивших запрет на посещение больных в реанимации.

Ведь от подобных посещений столько неприятностей. При них, родственниках, станет опасно обращаться с пациентами как с животными – например, когда вставляют трубку для искусственного питания. Кто допустит, чтобы родному человеку не давали несколько дней ни пить, ни есть или чтобы он истекал кровью? Кто позволит, чтобы под покровом таинственности скрывались преступные деяния персонала?

Нужны доказательства? У всех на слуху недавний случай с двухмесячной девочкой в Краснодарском крае, от которого в очередной раз содрогнулась страна. Грудному ребенку, поступившему в больницу с коклюшем, в результате неверных действий персонала и последовавшей за этим попыткой уйти от ответственности пришлось ампутировать руку до плечевого сустава.

Опять вместо вены попали в артерию, опять обеспокоенных родителей не пускали в реанимацию, и в результате крошечного человечка превратили в калеку. На этот раз виновные ответили за содеянное. Другим положительным следствием стала отмена запрета в больницах Краснодарского края на посещение больных в отделениях реанимации.

Оплошавшие медики продолжают защищаться, и самое главное, не слышно в медицинском сообществе серьезного осуждения произошедшего.

Общаясь в ходе подготовки рукописи с представителями одного из медицинских печатных органов, получил моральную «оплеуху» за то, что позволил себе, не имея специального образования, критиковать работников здравоохранения. Оказывается, таким правом обладают только их коллеги. А замечания непрофессионалов они не воспринимают и реагировать на них не собираются. Ответ настолько ошарашил, что я в очередной раз лишился дара речи. Не в этом ли одна из причин нынешнего состояния российской медицины?

Следует оговориться, что понятие реанимации сейчас чрезмерно расширилось, и зачастую в этом повинны сами медики. Одно дело, когда больной балансирует на грани жизни и смерти и одно неверное действие может подтолкнуть человека к могиле. Но таких больных в нашей палате в самые тяжелые времена было все-таки явное меньшинство.

К находящимся в критическом состоянии пациентам родственников действительно пускать нельзя. Но не из-за угрозы инфекции, а из-за невозможности оказать реальную помощь. Полученный ими психологический шок может быть настолько сильным, что еще неизвестно, кому скорее потребуется помощь – больному или его близким.

Знаю по собственному опыту, какое воздействие оказывает поступающий в палату после операции человек. Без сознания, с прерывистым дыханием, бледный как полотно, не издающий ни звука. Ты как будто видишь себя в недавнем прошлом. Картина не для слабонервных.

Но если интенсивная терапия завершена и больному разрешено есть в палате, самостоятельно отправлять естественные нужды, то помощь и уход родственников на этом этапе не только желательны, но и необходимы.

Конечно, идущих на поправку больных, по многим причинам, нужно отделять от тех, кто продолжает бороться со смертью. Но часто у лечебных учреждений такой возможности нет по причине ограниченности ресурсов. В некоторых больницах прооперированных больных, в том числе и онкологических, возвращают в те же палаты, откуда их брали на операцию.

В этом случае бремя выхаживания ложится, как правило, на их соседей. Медицинский персонал, призванный обслуживать послеоперационных пациентов и получающий за это зарплату, а нередко и щедрую мзду от родственников, очень часто просто устраняется от тяжелой, сопряженной с нравственными страданиями работы. Особенно в ночное время и в предутренние часы, когда и случается большинство летальных исходов. Очень часто многие из них происходят из-за несоблюдения элементарных правил медицинского ухода и полнейшего равнодушия сотрудников.

Чуть ли не каждый день мы слушаем и читаем о том, что никто не хочет идти на грязную работу в больницы. Придумываем даже альтернативную службу для молодых людей. Огромный резерв бесплатной рабочей силы – пустить родственников к больным; они их и покормят, и судно вынесут, и белье поменяют, и от тяжких дум отвлекут, а заодно и лежащему на соседней кровати помогут. Такой способ ухода за больными существует в наших клиниках, но не в отделениях реанимации.

Не нужны чужие глаза и уши там, где царят безответственность, произвол и круговая порука, где на ребенка с синдромом Дауна могут поднять руку только за то, что он помочился в неположенном месте, где под покровом ночи не только звенят стаканы и чашки с горячительными напитками, но и творятся более серьезные дела. Поверьте, я видел это собственными глазами.

В нарушение клятвы Гиппократа

К концу шестого дня я осознал, что надежды на спасение нет. Невозможность дать весточку о своем состоянии жене и детям, нежелание понимать мои жесты со стороны врачей и сестер не оставляли никаких шансов на выздоровление. Да и кому нужен пожилой человек, от которого отказалась реанимация того отделения, где делали операцию? Значит, случай тяжелый. Так стоит ли тратить силы, лекарства, если шансов практически нет? Ведь недаром ни один бомж, подобранный на улице и попавший сюда, повторяю, не доживал до утра.

В нашей стране жизнь человеческая никогда не ценилась. А уж теперь, во времена дикого капитализма, она не ценится ни в грош.

Один из первых вице-премьеров правительства сформулировал это как привычку государства «сорить людьми». Страшнее не скажешь. То «посорили» на войне, то – на сибирском морозе. «Посорили» в деревне, в больнице, безбоязненно «сорят» человеческими жизнями наркоторговцы и уголовники. А в результате сводятся на нет усилия тех, кто стремится сделать нацию здоровой и благополучной.

Как тут не задуматься о данных, приводимых Г. Явлинским: «Сегодня отрасли, которые дают 80 % ВВП, связанные так или иначе с экспортом и обслуживанием энергетических ресурсов, требуют лишь 10 % нашего человеческого потенциала...» Может быть, именно поэтому чиновники не торопятся вникать в проблемы демографии, несмотря на постоянные требования президента страны? Сокращение населения России сейчас происходит такими катастрофическими темпами, что сопоставимо с последствиями стихийных бедствий.

С одной стороны, это возникает из-за низкой рождаемости, которая к 2000 году упала до 8,3 %. По этому показателю мы оставили позади все развитые страны. Но если там эти процессы обусловлены ростом уровня жизни, то у нас – резким обнищанием населения. Многие молодые люди говорят, что рождение детей для них – непозволительная роскошь, даже несмотря на введение родовых сертификатов. Ведь для полноценной жизни молодой семье нужны и нормальное жилье, и дошкольные учреждения, и возможность получения образования, и качественное медицинское обслуживание и многое другое, чего нельзя получить с помощью той незначительной суммы, которой государство наконец-то решилось поделиться с населением из своих сверхдоходов.