Сергей Валянский - Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина Страница 5

А для того чтобы делать надёжные выводы, всегда надо следовать некоторой соразмерности, а именно — занимаясь деталями, помнить, в связи с какой общей задачей мы ими занимаемся. А выдвигая общие положения, нельзя забывать, на базе каких конкретных фактах они выдвигаются! Тут мы, кстати, обоснуем один очень важный методологический принцип, который мы почерпнули в истории физики и предлагаем назвать «принципом Кулона». Вот его суть.

Шарль Огюст Кулон (1736–1806) был признанным авторитетом в теории упругости. Приступая к своим работам по электричеству, он сумел создать уникальный прибор — крутильные весы для исследований по взаимодействию электрических зарядов. То, что он создал достаточно точный прибор, это понятно. Чем точнее прибор, тем с бульшей точностью можно обнаружить существующую закономерность. Известно, что ряд его последователей, сделав менее точный прибор, не получили той закономерности во взаимодействии электрических зарядов, которую получил Кулон. Но есть и вторая сторона изобретения Кулона. Его прибор был достаточно грубым! В силу этого большое количество дополнительных закономерностей не смогли закрыть основную, потому он и смог её обнаружить. Мы не знаем, случайно это у него получилось или так и было задумано. Но как бы то не было, метод оказался весьма продуктивным.

Итак, смысл принципа Кулона в том, что, стремясь обнаружить ту или иную закономерность, следует иметь достаточную точность. Её превышение может привести к необнаружению искомой закономерности из-за маскирующих ее «шумов».

Как Запад стал богатым

Ни одно национальное развитие не может быть абсолютно схожим ни с каким другим, — с этим, наверное, не будет спорить никто из историков. Природа задаёт сообществам разных территорий разные начальные и граничные условия, придавая каждой стране, любой нации своеобразность, что-то, свойственное только данному случаю. Если сравнить между собою одни только готовые результаты, забывая об условиях, в которых они возникли, конечно, сравнение окажется затруднительным. Но в каждой стране тем или иным образом должны также проявляться и общие закономерности развития.

Существует диалектическое соотношение общего, специфического и единичного. Первая закономерность сообщает различным историческим процессам характер сходства в основном ходе развития. Второе условие придаёт им характер разнообразия. Третье, наиболее ограниченное в своём действии, вносит в исторические явления характер случайности. Задача историка именно и заключается в анализе исторического явления и выявлении причин, то есть в сравнении не готовых результатов, а причин их происхождения.

С такой точки зрения в России эволюция шла своим ходом, может быть, более медленным, но непрерывным. Наша страна пережила моменты развития, пережитые и Европой, — но в своё время и по-своему. Так что были не правы П. Я. Чаадаев и В. С. Соловьёв, советовавшие России пережить сначала все стадии европейской жизни, чтобы придти к европейским результатам.

Во всех областях жизни историческое развитое совершается у нас в том же направлении, как и везде, в том числе в Европе. Но это не значит, что оно и в частностях приведёт к тождественным результатам! Ведь тождественности нет и между отдельными государствами Запада. Разве мощнейшие из них — Англия, Франция и Германия — так уж сильно похожи друг на друга даже в организации своей государственности? Одна — конституционная монархия, вторая — президентская республика, а третья парламентская республика. А есть и много других различий. Во Франции основная религия — католичество, в Германии лютеранство, а в Англии англиканство, догматика которого совмещает положения протестантизма и католичества…

Так является ли Россия Европой?

Около ста пятидесяти лет назад этим вопросом задался российский учёный Н. Я. Данилевский. Ответ его был следующим. Европа, — а сегодня можно говорить более общо, «Запад» — понятие не географическое, а культурно-историческое, и в вопросе о принадлежности или не принадлежности к Европе или «Западу» география не имеет ни малейшего значения.

Что же такое Европа в культурно-историческом смысле? Это место эволюции и жизни германо-романской цивилизации. Европа сама и есть германо-романская цивилизация, эти слова — синонимы. Сегодня, когда говорят о мировой цивилизации и общечеловеческих ценностях, имеют в виду всё ту же германо-романскую цивилизацию. Так принадлежит ли Россия к Европе? Нет, — отвечает Н. Я. Данилевский. Россия принадлежит к русской цивилизации и никакой другой.

Сходную идею предложил французский историк Фернан Бродель, занимаясь проблемой развития капитализма в Европе XV–XVIII веков. Он ввёл представление о мир-экономике.

Вот признаки этого понятия:

— Мир-экономика занимает своё географическое пространство, границы которого, хоть и довольно медленно, перемещаются.

— Мир-экономика всегда имеет центр, представленный господствующим городом, который в прошлом был городом-государством, а ныне — экономической столицей (в США это Нью-Йорк, а не Вашингтон). Впрочем, в пределах одной и той же мир-экономики возможно одновременное, и даже весьма длительное сосуществование двух центров, например, Венеция и Генуя в XIV веке, или Лондон и Амстердам в XVIII веке до окончательного устранения господства Голландии. Один из двух центров всегда, в конечном счёте, бывает устранён, — так в 1929 году после некоторых колебаний центр мира вполне определённо переместился из Лондона в Нью-Йорк.

— Любая мир-экономика состоит из ряда зон, всегда имея при этом обширную периферию, которая в разделении труда, характеризующем мир-экономику, оказывается не участницей, а подчинённой и зависимой территорией. В таких периферийных зонах жизнь людей напоминает Чистилище или даже Ад, считает Бродель. Достаточным же условием для этого является просто их географическое положение.

И вот к какому выводу пришёл учёный. По его представлениям Россия, по крайней мере до Петра I, представляла собой мир-экономику, живущую своей жизнью; она была замкнутой в себе. Огромная Оттоманская империя до конца XVIII века также представляла собой мир-экономику. А вот на территории западной Европы никакие отдельные государства не составляли мир-экономику, таковой была вся Европа, и лишь её центр смещался с юга на север. Он был в Генуе и Венеции, в Антверпене, затем в Амстердаме и Лрндоне, но никогда не попадал в центры Испанской или Португальской империй — Севилью и Лиссабон.

Естественно, Европа как мир-экономика всегда стремилась сделать Россию своим «элементом», а точнее периферией, такой же, какой были для нее Индия, Латинская Америка, Африка. Подчинить весь мир Европа («Запад») сумела, а вот Россию начала «переваривать» только сейчас, с конца ХХ века. И причиной успеха было богатство.

Разобраться в начале богатства Запада можно. И Фернан Бродель это сделал. Он проанализировал экономическое состояние в центре мир-экономики, и отметил, что здесь высокие цены, но здесь и высокие доходы, ибо здесь — банки и лучшие товары, самые выгодные ремесленные или промышленные производства и организованное на капиталистический лад сельское хозяйство. Отсюда расходятся и сюда сходятся дальние торговые пути, сюда стекаются драгоценные металлы, сильная валюта, ценные бумаги. Здесь образуется оазис передовой экономики, опережающий другие регионы. Здесь обычно развиваются самые передовые технологии и их неизменная спутница — фундаментальная наука. Здесь же находят пристанище «свободы», которые нельзя отнести полностью ни к мифам, ни к реальности.

Высокое качество жизни заметно снижается, когда попадаешь в соседние страны промежуточной зоны (ещё не периферии, но уже не центра): постоянно соперничающие, конкурирующие с центром. Там большинство крестьян лишены свободы, там вообще мало свободных людей; обмены несовершенны, организация банковской и финансовой системы страдает неполнотой и нередко управляется извне; промышленность и ремёсла относительно традиционны.

Сегодня нам всё это легко представить, если взглянуть на Москву и сравнить её хотя бы с Подмосковьем или другими близлежащими областями: Москва процветает, остальные — как получится.

Вот ещё одно важное наблюдение Броделя. В Европейской мир-экономике в XVII веке сосуществовали самые разные общества, от уже капиталистического в Голландии до крепостнических, например, в разных княжествах Германии, и даже рабовладельческих. И это очень важное наблюдение. Капитализм успешно функционирует только при наличии иерархической структуры. Внешние зоны питают промежуточные, а особенно центральную, вот почему для процветания центра нужна как можно бульшая периферия.