Фридрих Горенштейн - Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения Страница 5

НЕСЛОЖИВШИЙСЯ ДУХ:

Я из гадов двух гибрид в синтезе каком-то,

на живую нитку сшит, как строфа экспромта.

Введение

Есть книги, которые у всех на виду, и поэтому их никто не читает. Но есть книги, которые являются библиографической редкостью, и поэтому прочесть их мало кому удается. Именно такие две книги внушили мне мысль написать эту повесть. Эти две книги: «Анти-Дюринг», созданный Энгельсом в 1876 – 1878 годах, и «Первый международный антисемитический конгресс» («Der erste Internationale Antisemitenkongress»), брошюрка, изданная в Хемнице в 1883 году издателем Эрнстом Шмайтцнером.

Брошюрка эта, где даже в заголовке чувствуется некоторая наивность поиска и свобода еще не сложившихся понятий (антисемитический вместо антисемитский), представляет из себя аккуратную книжечку чуть более паспортного формата с твердым темно-сиреневым переплетом и с зеленовато-серым титульным листом. На титульном листе этом помимо заглавия указаны города и фамилии лиц, у которых эту брошюрку можно получить. Ну, фамилии лиц опустим, они нам ни о чем не говорят, а названия городов укажем, чтобы убедиться, как широко все задумывалось и рекламировалось. А именно: Амстердам, Брюссель, Киев, Лемберг (Львов), Лондон, Москва, Нью-Йорк, Одесса, Санкт-Петербург, Париж, Рим, Варшава.

Тем не менее конгресс этот канул в Лету, и не каждый, даже образованный, современный антисемит знает о его существовании, о его замыслах и о его страстях. В этом есть своя закономерность. Антисемитизм, как движение крайне нигилистическое, где даже в самом названии содержится отрицание, всегда пренебрегал теорией, которая плелась в хвосте его каждодневной практики с того самого момента, как христианско-фeодальная Европа сделала его необходимым элементом своей исторической драматургии. Это имело свои преимущества и за многие века полного владычества христианской идеологии над наивными народными душами создало богатый антисемитский фольклор, которым, по сути, пользуются и по сей день и которому антисемитская наука, явившаяся в конце XIX века и в своем первоисточнике говорящая главным образом на немецком языке, придала национальные черты «высокопарного пустозвонства» (выражение Энгельса). Все это привело к тому, что антисемит всех времен и народов хорошо знал своего врага-еврея (разумеется, фольклорного еврея), но плохо знал сам себя. А есть только один метод самопознания – это полемика внутри собственного движения, и есть только одна мера для всякого движения – это его положительный идеал. Что антисемиты обещают евреям – понятно. Давайте посмотрим, что они обещают другим народам, в том числе и тем, от имени которых они выступали и выступают. Брошюра-отчет о состоявшемся в сентябре 1882 года в Дрездене «Первом международном антисемитическом конгрессе» дает нам возможность проанализировать борьбу разных направлений в антисемитизме, существовавших к концу XIX века, их внутреннюю полемику и победу нового, социалистического, антикапиталистического антисемитизма над его устаревшим религиозно-клерикальным прародителем.

Одной из главных фигур подобного анализа является Евгений Дюринг, лично на конгрессе не присутствовавший, но представленный своими сторонниками в качестве создателя и вождя расового научного социализма.

Кстати, в обширной острополемической книге Энгельса «Анти-Дюринг» даже внимательный читатель с трудом обнаружит расовые антисемитские черты в социализме Дюринга. Может быть, эта сторона вопроса кажется Энгельсу не заслуживающей серьезного внимания? Лишь кое-где и мельком он касается этой особенности Дюринга. Так, в главе «Натурфилософия», в которой Дюринг пытается расправиться с ненавистным ему Дарвином за его якобы вывод об общем прародителе всего живущего, Энгельс замечает: «Общий прародитель был изобретен господином Дюрингом лишь для того, чтоб елико возможно скомпрометировать его путем сопоставления с праиудеем Адамом». В другом месте, в разделе «Философия», в главе «Мораль и право», где речь идет о «социалитарном будущем строе» (мы еще вернемся к этому своеобразному термину расового социалиста Дюринга), Энгельс пишет: «Даже утрированное до карикатуры юдофобство, которое при всяком случае выставляет напоказ господин Дюринг, и то составляет если не специфически прусскую, то все же специфически ост-эльбскую особенность. Тот самый философ действительности (философ действительности – тоже весьма своеобразный термин расового социализма Дюринга, на котором мы остановимся поподробнее), который суверенно смотрит сверху вниз на все предрассудки и суеверия, сам до такой степени находится во власти личных причуд, что сохранившийся от средневекового ханжества народный предрассудок против евреев он называет «естественным суждением, покоящимся на «естественных основаниях», и даже доходит до следующего монументального утверждения: «социализм – это единственная сила, способная бороться с сильной еврейской подмесью»». Далее Энгельс не без основания замечает с сарказмом: «Еврейской подмесью! – какой это «естественный» язык».

Язык действительно неважный для того, чтоб изъясняться на нем с вышеупомянутым Дарвином или подобными личностями, но мы-то теперь знаем, что для «социалитарного общества» язык этот самый подходящий; и то, что г-н Дюринг, по предположению Энгельса, учился грамоте по прусскому кодексу, и то, что его философский горизонт ограничен шестью старопрусскими провинциями, – все это вовсе не составляет слабой стороны для философа действительности. Ибо, как он сам заявляет: «На месте всех ложных теорий надо поставить эмпирические свойства рационального понимания и инстинктивного побуждения. Таким путем устраняются нелепые фантазии о внутренней свободе, которые пережевывали и которыми кормились целые тысячелетия, и они заменяются чем-то положительным, пригодным для практического устройства жизни».

Может быть, с точки зрения научного социализма Энгельса это действительно «оракулоподобные банальности». Оракулоподобные банальности вообще характерны для идеологического потомства Дюринга. Но назвать социальные и экономические построения расового социализма Дюринга, его зоологический антисемитизм «личной причудой» – тут невольно ловишь себя на мысли, что, несмотря на всю остроту и язвительность полемики против Дюринга, у Энгельса существовала тайная мысль только высечь, а не уничтожить пусть нерадивого, но собрата по социализму. Более того, на первый взгляд бескомпромиссная критика Энгельса имеет свои пределы. Создается впечатление, что Энгельс понимает: расовый социализм Дюринга и классовый социализм Маркса имеют общую праматерь – классическую немецкую философию, общего врага – капитализм и общие идеалы – социалистические. Поэтому вульгарное, невежественное понимание пути к социализму должно быть высмеяно и разгромлено, но так, чтобы полемика не затронула социалистического, антикапиталистическою фундамента. Энгельс знает, что «именно бескомпромиссная борьба внутри немецкого христианского мировоззрения родила немецкий материализм», что «два выдающихся гегельянца, Штраус и Бауэр, взяв каждый одну из сторон Гегеля, направили их друг против друга как полемическое оружие», чем нанесли тяжелый удар прежде всего дорогой им обоим философии Гегеля.

Поэтому в полемике с расовым социалистом Дюрингом классовый социалист Энгельс все-таки соблюдает правила рыцарского турнира. Это борьба внутри одного политического сословия, связанного определенными правилами чести. В своем предисловии к «Анти-Дюрингу» Энгельс пишет: «Я тем более должен соблюдать по отношению к нему (Дюрингу) все правила чести, принятые в литературной борьбе, что после начала публикования моей работы Берлинский университет поступил с ним постыдно несправедливо… Университет, который идет на то, чтобы при известных всем обстоятельствах лишить г-на Дюринга свободы преподавания, не вправе удивляться, если ему при столь же известных всем обстоятельствах навязывают г-на Швенингера».

Заметим, что Дюринг был уволен из университета главным образом не столько из-за работы Энгельса, сколько за клеветническую кампанию против выдающегося немецкого физика и физиолога Гельмгольца. Кто такой Швенингер, которого нелестно характеризует Энгельс, мы не знаем, но кто такой Дюринг и каковы его «личные причуды», мы уже себе представляем со слов того же Энгельса. В дальнейшем мы познакомимся с этим вождем социалистическою антисемитизма еще ближе, и поэтому сказанное в примечаниях Политиздата «О преследовании Дюринга реакционной профессурой» (значит, по отношению к расисту Дюрингу кто-то еще может выглядеть реакционером) приобретает еще больший смысл и особый привкус.

Эти два момента «Анти-Дюринга»: талантливая острота в полемике и осмотрительная осторожность в предельные моменты, касающиеся святая святых – социализма, – предоставляют анализу серьезные возможности. Надо заметить, что расовая теория и ее современная форма – расовый социализм – просты, логичны и ясны, как всякий продукт разложения. В то же время это все-таки социализм, мы убедимся в том, исходя не только из собственных воззрений Дюринга, но и из полемических замечаний Энгельса. Более того, мы убедимся, что круг вопросов, которыми занимается Дюринг: труд и капитал, социалистическая мораль и социалистическое право, хозяйственная коммуна как социалистическая форма экономики – указывают, что Дюринг рассматривает расовый социализм как переходную стадию через социалистическую диктатуру к расовому коммунизму. Его итоговое отношение к Марксу отрицательное, как, впрочем, ко многим выдающимся личностям, но первоначально Дюринг опубликовал положительную рецензию на первый том «Капитала». Таким образом, анализ одноклеточного расового социализма может существенно прояснить суть многоклеточного социализма классового, да и социализма вообще. Мы, пожив в XX веке, знаем, что одноклеточный расовый социал-национализм, который нащупал Дюринг еще в 1876 году и который Энгельс когда-то называл его «личными причудами», не имел тенденции к внутреннему разложению, а был уничтожен извне, тогда как многоклеточная, классовая форма социализма имеет постоянную тенденцию стремиться к своей простейшей одноклеточной форме и требует постоянных идеологических и организационных усилий для того, чтобы этого избежать. Когда же эти усилия ослабевают либо исчезают, многоклеточный классовый социализм очень быстро приближается к своей ясной, логичной расовой одноклеточной форме.