Николай Васильев - Америка с чёрного хода Страница 5

До отхода поезда пользуюсь случаем осмотреть Виннипег. Недалеко от отеля расположен виннипегский парламент. Он выглядит несколько солиднее эдмонтонского. Перед его главным входом воздвигнут памятник покойной королеве Виктории. На постаменте выгравированы три буквы V R I – «Victoria regit imperium» («Викторая правит империей»). По обе стороны памятника водружены британский и канадский флаги.

На одной из центральных торговых артерий Виннипега – Портаж-авеню – целый квартал занимает огромное здание. Это универмаг и центральная контора «Компании Гудзонова залива». Хищнические операции этой пресловутой компании в течение XVIII и отчасти XIX века привели к истреблению многих индейских племен. Компания безраздельно владела обширными канадскими территориями, имея свою собственную администрацию, вооруженные силы, крепости, ведя монопольную торговлю с индейцами. Тогда компания торговала главным образом мехами. Центром этой торговли являлся Виннипег. Сейчас, конечно, уже не только меховая торговля характеризует экономику Виннипега и всей провинции Манитобы. В городе развиты мукомольная промышленность и сельскохозяйственное машиностроение. Прилегающие к городу районы изобилуют не столько пушным зверем, сколько пшеницей. Но еще до сих пор в Виннипеге и его окрестностях можно видеть магазины, фабрики и склады компании, остающейся одной из крупнейших монополий в Канаде.

На главных улицах Виннипега, так же как и в Эдмонтоне, расклеены афиши, свидетельствующие о живом интересе к нашей стране. Большая афиша сообщает о том, что на днях в одном из городских кинотеатров начинается фестиваль советских фильмов. Из другой афиши явствует, что 5 ноября в Аудиториуме – крупнейшем лекционном зале города – состоится массовое собрание в честь годовщины Октябрьской революции, организуемое Обществом советско-канадской дружбы.

Я заблаговременно прихожу на вокзал. Вагон уже превращен в два длинных спальных отделения, разделенных узким проходом. В нем нет отдельных купе, и спальные места образуются из скамей, днем служащих для сидения. Второй ярус спальных мест образуется из откидных полок.

Утром происходит длительная и нудная процедура обратного превращения. К счастью, на это время можно пройти в вагон-ресторан.

Поезд проходит мимо Порт-Артура – небольшого порта на Верхнем озере, в нескольких десятках километров от границы Соединенных Штатов. В течение двух-трех часов мы едем вдоль побережья. Перед нами расстилается безбрежная гладь огромного озера.

Затем поезд углубляется в бесконечные леса, хвойные и смешанные. Временами по обе стороны железнодорожного полотна возникают массивные гранитные глыбы. Почва районов, по которым мы проезжаем, не что иное, как сравнительно тонкий слой земли, нанесенный в течение веков на колоссальное гранитное основание, по географической терминологии – «гранитный щит».

Еще одна ночь, и поезд останавливается на оттавском вокзале.

Устроившись в очередном отеле, расположенном возле вокзала, я направляюсь в советское консульство. Небольшой особняк консульства находится на обрывистом берегу реки Ридо. Это первое советское учреждение, с которым я имею дело после вылета из Маркова, если не считать нашей военной миссии в Фербенксе. Меня жадно расспрашивают о Советском Союзе и со своей стороны делятся со мною последними новостями.

Что касается моего дальнейшего маршрута, то мне рекомендуют доехать до Монреаля автобусом, а оттуда – поездом до Нью-Йорка. Я готов немедленно последовать этому совету, но сегодня воскресенье, заняться билетами можно будет только завтра.

Воскресенье в Оттаве – необыкновенно скучный день. Вы не можете в этот день ни заниматься делами, ни развлекаться, ибо все деловые учреждения и увеселительные заведения закрыты. Вы не можете выпить в этот день даже бутылки пива. В воскресенье открыты только церкви и лекционные залы, причем и лекции читаются главным образом на душеспасительные темы. Официальное ханжество доходит в канадской столице до крайних пределов.

– Но вы не отчаивайтесь, – утешают меня в консульстве. – Если вам все же захочется пойти в кино, отправляйтесь в Холл – городишко на другом берегу реки. Трамвай довезет вас туда за десять минут. Там уже провинция Квебек, и Холл живет не по оттавским, а по квебекским законам.

Коротая время, я долго брожу по улицам. Вечер застает меня на «парламентском холме». Он называется так потому, что на нем расположен парламент британского доминиона Канады. Это большое, в готическом стиле здание с высокой башней для часов. По совести говоря, у меня нет никакого желания осматривать столичный парламент, – вряд ли я увижу в нем что-нибудь новое по сравнению с тем, что уже видел в «парламентах» Эдмонтона и Виннипега.

С «парламентского холма» открывается широкий вид на реку Оттаву с ее порогами и стремнинами, на возникающие за рекой огни города Холла.

Я не выдерживаю охватывающей меня скуки, еду в Холл и захожу в первое попавшееся кино. Сеанс уже начался. Идет хроника. На экране демонстрируется казнь Пьетро Карузо, видного итальянского фашиста. Диктор предупреждает публику, что казнь через повешение изображается в хронике во всех деталях. Нервных просят в течение тридцати трех секунд не смотреть на экран. В ответ на это предупреждение в зале раздается иронический смех. Смеются главным образом женщины, полагая, должно быть, что диктор имел в виду именно их.

Начинающийся вслед за хроникой американский «боевик» представляет собой жуткую смесь садизма и совершенно патологической фантазии. Типично голливудская продукция! Героиня «боевика» – кровожадная женщина-оборотень – обладает способностью превращаться в волчицу. В таком виде она живьем пожирает свои жертвы. Публика видит, как женщина-оборотень с садистским смаком терзает по меньшей мере с полдюжины жертв, дико завывающих от страха и боли. Перед такой картиной бледнеют даже подробности казни Пьетро Карузо. Теперь мне становится ясно, почему женщины смеялись в ответ на предупреждение диктора: для людей, воспитанных на голливудских «боевиках», казнь Карузо не более, чем детская игра.

Вкусив от благ американского «киноискусства», я возвращаюсь в отель и перед сном просматриваю местную газету. На первой странице, под заголовком «Побольше снарядов», помещено сообщение о прессконференции у генерала Мак-Нотона. До конца сентября 1944 года Мак-Нотон командовал Первой канадской армией, находившейся на Западном фронте. Высказываясь за увеличение производства снарядов, генерал объясняет возрастающую потребность в боеприпасах тем, что приближающаяся зима коренным образом изменит военную тактику. Мобильная фаза войны, по его мнению, должна закончиться и смениться осадной. Таким образом, генерал полагает, что война, по существу, должна перейти в стадию застоя.

Выводы и аргументы вчерашнего командующего канадской армией в Европе совершенно неожиданны. Советская Армия продолжает успешно наступать в Венгрии, Югославии, Польше, Восточной Пруссии и Северной Финляндии, отвлекая на себя двести двадцать вражеских дивизий, в том числе двести немецко-фашистских. Что-то не видно, чтобы на Советско-германском фронте наступала стадия застоя. Следовательно, Мак-Нотон предполагает, что она наступит на Западном фронте, у союзников. А может быть, не предполагает, а прямо планирует? Не его ли имел в виду мистер Гарти, когда говорил об американских и канадских генералах, которые предпочли бы воевать вместе с Гитлером против Советского Союза, чем с Советским Союзом против Гитлера?

Впоследствии я узнал, что буквально через несколько дней после этой публичной агитации в пользу застоя на фронтах Мак-Нотон был введен в состав канадского правительства в качестве министра национальной обороны. Очевидно, высказанная генералом точка зрения вполне соответствовала стратегическим установкам канадских правящих кругов и их хозяев в Соединенных Штатах и Англии. На другое утро я поднимаюсь рано, но автобус на Монреаль отправляется с большим опозданием. Дорога почти все время идет вдоль реки Оттавы, мимо лугов и полей, одиноких фермерских домов и небольших деревушек. Через несколько часов мы в Монреале.

Монреаль – самый крупный город не только в провинции Квебек, но и во всей Канаде. В Монреале свыше восьмисот тысяч жителей. Именно здесь, а не в официальной столице Оттаве, находится центр коммерческой, финансовой и промышленной жизни страны. Именно через Монреаль осуществляется и влияние американских монополий на экономику и политику Канады. Банки Монреаля, контролирующие крупнейшие предприятия Канады, сами находятся в зависимости от американского финансового капитала, в первую очередь от Моргана и Рокфеллера. За время войны инвестиции американского капитала в канадскую промышленность выросли с 2,1 миллиарда долларов в 1940 году до 5 миллиардов и с тех пор продолжают беспрерывно увеличиваться. Канадская металлургия, машиностроение, бумажная и лесная промышленность, горнорудное дело в той или иной степени находятся под американским экономическим контролем.