Савелий Дудаков - Ленинъ как мессия Страница 5

Тогда политически понятно подчеркиванье мужицкой сущности Ленина, а, следовательно, русского характера течения революции. Так я думаю. И, конечно, в прицеле статья Ленина «Лев Толстой – как зеркало русской революции», где сделан упор на то, что великий писатель – носитель крестьянской идеи…

В свете статьи Троцкого, интересны чуть ли не первые стихи о Ленине, подтверждающие мысли «Героя Октября». Речь идет о цикле под названием «Ленин» и написанные в 1918 году Николаем Алексеевич Клюевым (1884-1937). Ни о каком-либо государственным или партийным «заказе» не могло идти и речи. Так утверждается русский мужицкий характер деятельности революции и Вождя:

«Есть в Ленине керженский дух,

Игуменский окрик в декретах,

Как будто истоки разрух

Он ищет в «Поморских ответах»10.

Для меня интересны стихи сектанта Клюева. (В литературоведенъе бытует мнение, что поэт Николай Клюев был сектантом, возможно хлыстом.) Его восприятие Ленина – это признание Нового Учения, создатель которого своей биографией дублирует иудейского Иисуса – Мессию. Во-первых, рождение в прекрасной семье: отец – сеятель народного просвещения, а мать – великомученица; во-вторых – гибель старшего брата, мученика Идеи. Александр Ульянов – ипостась Иоанна Предтечи, кузена Иисуса. Блестящие знания, поражающие учителей – это ли не параллель с Иешуа, удивлявшего раввинов своей осведомленностью? Предательство и смерть Христа перекликается с выстрелом Фанни Каплан:

«Есть в истории рана всех слав величавей, Миллионами губ зацелованный плат, Это было в Москве, в человечьей дубраве, Где идей буреломы и слов листопад».

«Зацелованный плат» должен вызвать ассоциации с платом св. Вероники, отершей кровавый пот Спасителя. Даже приход восточных волхвов и поклонение животных обыгрывает Клюев:

«Стада носорогов в глухом Заонежье,

Бизоний телок в ярославском хлеву.

Я вижу деревни седые, медвежьи,

Где Скрябин расставил силки на молву …

С Пустозерска пригонят стада бедуины,

Караванный привал узрят Кемь и Валдай,

И с железным Верхарном сказатель Рябинин Воспоет пламенеющий Ленинский рай. …

От Великого Сфинкса к тундре

Докатилась волна лучей,

И на полюсе сосны Умбрий

Приютили красных грачей»11.

Вероятно, имелся в виду приезд какой-то делегации с Востока, посетившей в это время Москву. Рябинины – семья сказателей былин в четырех поколениях, уроженцы Олонецкой губернии села Гарницы, Речь идет о Иване Герасимовиче Рябинине-Ан-дрееве (1873-1924). Несколько озадачивает появление Скрябина. Какого? Может композитора, пытавшегося заглянуть в иной мир, что духовно должно (по вероятной идее Клюева) быть родственным исканиям Ленина. (Александр Николаевич Скрябин (1871-1915), по словам Клюева «Изумительный русский звукописец»).

Клюев послал оттиск своих стихов лично Ленину с дарственной надписью в своем обычном витиеватом стиле: «Ленину от моржовой поморской зари, от ковриги-матери из русского рая красный гостинец посылаю я – Николай Клюев, а посланник мой – сопостник и сомысленник Николай Архипов. Декабря тысяча девятьсот двадцать первого года»12. Если Ленин просматривал лично почту, в чем я очень сомневаюсь – не то было время, то представляю себе выражение лица «Ильича»… В 1924 году вышло третье издание(!) стихов Клюева о Ленине. Одно из стихотворений озаглавлено: «Ленин на эшафоте,..». Далее игра стихий – суть жизни вождя:

«Волга с Ладогой – Ленина жилы

И чело – грозовой небосклон… ….

Ленин – птичья октябрьская тяга,

Щедрость гумен, янтарность плодов…

Словно вереск дымится бумага От шаманских волхвующих слов» (1918 г.)13 К этому следует добавить, что в искренность «футуристов», «ничевоков», «имажинистов», и иных «леваков» – никто не верил.

Футуристы и прочие «с радостным ржанием устремились в конюшни имени товарища Луначарского, где им была приготовлена обильная кормушка». (М. Арцыбашев)14. Тот же писатель: «Велика и обильна литературная проституция»15.

Другая поэтическая крайность – Игорь Северянин. В 1918 году он публикует стихотворное приветствие Ленину. К сожалению, в моем распоряжении всего четыре строчки:

«Его бесспорная заслуга

Есть окончания войны.

Его приветствовать, как друга Людей, вы искренне должны…» (1918 г.)16.

Возможно близостью к своей троюродной сестре «Шурочке» Домонтович – Александре Коллонтай объясняются некоторые псевдополитические поэзы «непревзойденного Северянина». Так, у него есть стихи унижающие А. Ф. Керенского:

«Да, он поэт!

Да, он фанатик,

Идеалист stille decadance,

Паяц трагичный на канате,

Но идеальность – не баланс…» (май 1918 – «Александр 1V»)17.

Также он резко относился к эмигрантам. Сам же Северянин, застрявший на своей мызе в Эстонии, как, скажем, Леонид Андреев и Илья Репин в Финляндии – в частях бывшей Российской империи писал:

«Они живут политикой, раздорами и войнами, Нарядами и картами, обжорством и питьем, Интригами и сплетнями, заразными и гнойными, Нахальством, злобой, завистью, развратом и нытьем» («Чем они живут», 1923 г.)18.

Но будет справедливо сказать, что вся эта филиппика дает характеристику любой эмиграции… Во всяком случае, в большевистский рай его приманила лишь II Мировая война, хотя он пел в 20-е годы близкое нам по теме:

«И может быть, когда-нибудь

В твою страну, товарищ Ленин,

Вернемся мы…»19.

И одновременно вещи названы своими именами:

«Ты потерял свою Россию.

Противопоставил ли стихию

Добра стихии мрачной зла?».

Ответить на кардинальный вопрос: что было противопоставлено «стихии мрачного зла» – невозможно. Поражение белых закономерно:

«Нет? Так умолкни: увела

Тебя судьба не без причины

В края неласковой чужбины.

Что толку охать и тужить -

Россию нужно заслужить!» – так Северянин заканчивает стихотворение и можно только диву даваться, как это стихотворение проникло в советский сборник: кажется, в советской печати никогда нельзя было прочитать о «стихии мрачного зла».

Интересен и поэтический портрет Ленина, исполненный Пастернаком. И в данном случае – не может идти речь о государственном заказе. Цитата длинная, но выбросить из нее что-либо нельзя, ибо теряется смысл шедевра:

«Чем мне закончить мой отрывок

Я помню, говорок его

Пронзил мне искрами загривок

Как шорох молньи шаровой.

Все стали с мест, глазами втуне

Обшаривая крайний стол,

Как вдруг он вырос на трибуне,

И вырос раньше, чем вошел.

Он проскользнул неуследимо

Сквозь строй препятствий и подмог,

Как этот, в комнату без дыма

Грозы влетающий комок.

Тогда раздался гул оваций,

Как облегченья, как разряд

Ядра, не властного не рваться

В кольце поддержек и преград.

И он заговорил. Мы помним

И памятники павшим чтим.

Но я о мимолетном. Что в нем

В тот миг связалось с ним одним?

Он был – как выпад на рапире,

Гонясь за высказанным вслед,

Он гнул свое, пиджак топыря

И пяля передки штиблет.

Слова могли быть о мазуте,

Но корпуса его изгиб

Дышал полетом голой сути,

Прорвавший глупый слой лузги.

И это голая картавость

Отчитывалась вслух во всем,

Что кровью былей начерталось:

Он был их звуковым лицом.

Столетий завистью завистлив,

Ревнив их ревностью одной,

Он управлял теченьем мыслей

И только потому – страной.

Тогда его увидев вьяве,

Я думал, думал без конца

Об авторстве его и праве

Дерзать от первого лица.

Из ряда многих поколений

Выхолит кто-нибудь вперед.

Предвестьем льгот приходит гений

И гнетом мстит за свой уход». (1923, 1928) Жирным шрифтом я хотел подчеркнуть главную идею Пастернака: ранняя смерть Ленина в конечном итоге привела к тирании. Это моя расшифровка, ибо никаких цензурных изъятий это место не претерпело, В верстке 1957 года, которую он лишь немного изменил, мы читаем приблизительно то же самое, пожалуй, словесный сгусток еще более жесток, но и только:

«Когда он обращался к фактам,

То знал, что полоща им рот

Его голосовым экстрактом,

Сквозь них история орет.

И вот, хоть и без панибратства,

Но и вольней, чем перед кем,

Всегда готовый к ней придраться,

Лишь с ней он был накоротке.

Столетий завистью завистлив,

Ревнив их ревностью одной,

Он управлял теченьем мыслей

И только потому – страной.

Я только думал о происхожденьи

Века связующих тягот.

Предвестьем льгот приходит гений

И гнетом мстит за свой уход» 22 Другая мысль: Ленин – это голос масс, плоть от плоти ее, и в этом близость к рассуждениям Льва Троцкого. Например, в описании костюма вождя… Впрочем, в поэме Сергея Есенина «Анна Снегина» разговор поэта, которого крестьяне обзывают «беззаботнйком», с земляками летом 17 года носит тяжелый характер: речь идет о разрухе, земле, войне и раздорах. Поэт не знает ответы на эти вопросы. Поэт и чернь. Знакомо? Угрюмые и опасные лица- все чревато взрывом: