Ал. Смирнов - Всемирный следопыт, 1931 № 05 Страница 5

КОРАБЛЬ УДАРНИКОВ

Из дневника участника рейса «Абхазии» вокруг Европы — комсомольца-ударника завода «Серп и молот» Г. БЕБЧУКА

Полдень 26 ноября. Темная полоска моря на горизонте вплотную прижалась к ослепительному небу. Сверкающее под лучами южного солнца море походит на гигантский полированный стальной лист. Горизонт продырявливают, всплывая из моря, остроконечные конусы Везувия.

— Италия! — кричат рупора голосом капитана Галышева. — Италия!

Нормальная жизнь теплохода полетела вверх тормашками… Двери кают и салонов затрещали пулеметною трелью, и в несколько минут все палубы «Абхазии» были облеплены ударниками и ударницами. Даже коки с раздувающимися от ветра белыми шапчонками стремглав вылетели из камбузы взглянуть на приближающиеся коричневые шапки прославленного вулкана.

— Даешь Италию! — гремели в ответ рупорам многоголосые крики.

Берега приближались, развертывая чарующую панораму, раскинувшуюся у подножья коричневых гор. Уж ясно виднелась знаменитая канатная железная дорога на Везувий. Маленькие вагончики, вырисовываясь на фоне неба цветом застывающей мартеновской плавки, медленно катились вверх. Справа, на широченной спине горного массива, прорезая строгими зигзагами деревушки и волнистые леса, мчалась из города к верхушке Везувия шоссейная дорога.

Около часа дня два итальянских буксира, сопя и пыхтя, как ожиревшие моржи, потащили «Абхазию» в узкий проход Неапольской гавани. На горизонте дымили конусы Везувия. Белоснежные строения утопали в густых мандариновых и лимонных садах, сбегавших к морю. На набережной мерной поступью брели маленькие ослики, запряженные в крохотные тележки с колесами паровоза. Среди громадной толпы блюстителей и защитников «свободной Италии», мы с трудом отыскали маленькую сплоченную группу, потонувшую в море мундиров. Глаза трехсот ударников жадно пожирали смутно виднеющиеся родные лица. Вдруг негромкий всклик:

— Максим Горький!

Зашумела, заворчала живая изгородь, и громовыми раскатами понеслось к берегу:

— Максиму Горькому — ура! Советскому полпредству — ура!

Замолчали на миг, и словно эхом помчалось обратно к теплоходу:

— Привет ударникам Советского союза. Ура! Ура! Ура!

Но вот формальности проверки кончены. Офицер-итальянец сбегает по трапу и, щеголяя выправкой, идет к группе работников полпредства. Очевидно он передал им разрешение, потому что вся группа сейчас же направилась в нашу сторону.

Ударники ликуют. Приветствия летят с обеих сторон. Алексей Максимович идет, все ускоряя шаг. Вот он вынул большой платок и быстро утирает моргающие глаза.

— Ребята, ура!.. Ура! Ура! — кричат сотни глоток. Горький первым выходит на палубу. Он судорожно прижимает руки к сердцу, несколько мгновений смотрит на нас затуманенными глазами. Грудь вздымается, подбородок дрожит. Мгновение — и Алексей Максимович оправился. Протянув руки, подходит к ударникам, здоровается, хлопает по плечу. Вот он подошел к маленькому Никитину с АМО. Дрожащим голосом, сжимая руками плечи Никитина, говорит:

— Ну как, старина, победим? А?

И сам отвечает:

— Победим, конечно победим!

Но что это? Почему Алексей Максимович так странно уставился на старика Шилина. А Шилин тоже хмурит упрямые брови. Через три секунды все выясняется:

— Алексей Максимович!

— Шилин, старый мой друг!..

Оба взмахивают длинными ручищами и обнимаются.

Находчивый кинооператор

Через полчаса на верхней палубе «Абхазии» открылся летучий митинг. С крепкой речью выступил тов. Лукомский.

Коснувшись наших взаимоотношений с Италией, тов. Лукомский сказал:

— Советско-итальянская торговля разрастается. Свою потребность в нефти Италия на 50 % удовлетворяет на наших рынках, и в свою очередь экспортирует в СССР 45 % своего вывоза. Мы ввозим в СССР итальянские автомобили, шарикоподшипники, итальянские инженеры строят в Москве гигантский шарикоподшипниковый завод на 13 000 рабочих. Итальянцы осушают наши болота. Передайте привет рабочим нашего Союза и поругайте немного Донбасс за то, что он не выполнил программу, сорвав нашу работу. Италия дала нам большой заказ на уголь, а Донбасс не дал его.

Под гром аплодисментов, под щелканье фото и жужжание киноаппарата выступает Алексей Максимович.

— Приветствую вас, товарищи! Приветствую! На счет вредителей из торговопромышленной организации скажу одно: правильно советская власть поступает, не мешайте строить. Правильно!

Аплодисменты. Собрание кончено. Тов. Вигалок объявляет, что через полчаса мы уходим на экскурсию.

Я бегу в каюту. По дороге встречаю кинооператора Дахно. Останавливаю его и укоризненно говорю:

— Эх ты! Оператор липовый! Тебе только пейзажи снимать, а вот когда Шилин с Горьким целовались да плакали, такой момент ты упустил. Шляпа, — доканчиваю я торжествующе.

Взбешенный оператор схватывает меня за плечи и требует объяснения. Я рассказываю, как было дело. Осунувшийся Дахно отпускает меня и погружается в глубокую задумчивость Потом — совершенно внезапно — хлопает себя рукой по лбу и бегом мчится в каюту

Решив про себя, что человек окончательно рехнулся, иду одеваться.

Скоро все готовы, гурьбой выбегаем на палубу. На палубе застаем сногсшибательную картину. В кругу ударниц и ударников Максим Горький обнимается со стариком Шилиным, а рядом находчивый Дахно быстро вертит ручку киноаппарата.

Фашистская Италия

Неаполь начали осматривать… с полиции. Обилие полицейских подавляет и ошеломляет. Улицы пестрят военными мундирами и рясами духовенства. На пути к вокзалу подъемной железной дороги мы повстречали большой вооруженный велоотряд, десятки отдельных военных и несколько отрядов… молодых монахов

Сын Максима Горького, прикрепленный к нашей группе, говорит, улыбаясь:

— В Италии на 15 жителей приходится один поп.

Подходим к высокому темному зданию вокзала. Два узких железнодорожных пути круто убегают в темную пасть тоннелей. Усаживаемся. Маленькие вагончики тихо ползут вверх. Гора очень крутая, и ехать впервые жутковато.

Но вот свисток. Мы толпой высыпаем из тесных вагончиков и сразу попадаем в кварталы, где живет неапольская беднота.

Низкие грязные домики громоздятся по склону горы один над другим. Допотопная мостовая убегает в темнеющую муть вечера. Полуголые детишки стаей бегут за нами и попрошайничают. Чем выше взбираемся, тем хуже и грязней. Квартирами здесь служат крошечные комнатушки, где дверь заменяет окно. У дверей горит чугунка, на которой в грязном котле варится пища; над чугункой сушится рваное белье.

Кварталы бедноты протянулись вплоть до самой вершины, где расположились два ресторана для туристов. Отсюда великолепный вид на засыпающий Неаполь, залитый миллионами огней.

В отрытом городе

На следующий день — экскурсия в знаменитый старинный город Помпею.

От пристани к вокзалу пошли невероятно грязными улицами. Десятки нищих и оборванных бродяг попадались нам по пути. У здания американского банка к нам подошел оборванный парнишка и стал просить подаяние. Амовец Потапов дал ему папироску, кое-как об'яснив, что итальянских денег у нас нет, как только парень отошел от нас, его моментально схватил полицейский и начал избивать.

Через несколько кварталов улицы стали расширяться, дома росли, архитектура их становилась изысканной. Среди небольшого скверика высился громадный старинный замок. Пышный тропический сад, заросший сотнями пальм, благоухающий цветочными клумбами, зеленеющий пышной пеной причудливых кустарников, кружил головы северян. Сквозь густую листву тропических растений, высоко убегая в гору, виднелся Неаполь

Железная дорога в Италии много хуже нашей, вагоны жесткие и неудобные. Но скорость электропоезда быстрая: 30 километров до станции Помпея с несколькими остановками промчали в 45 минут.

В 79 году до нашей эры неожиданно произошло извержение Везувия. Город Помпея, с населением около 40 000 человек, в короткое время был залит потоками лавы и засыпан пеплом, слоем в 4 метра.

Прошли века. Строились новые города, деревни, и только в 1741 году один ученый начал делать раскопки на месте гибели города.

Прошли еще два столетия Помпея стала теперь историческим документом. Ее изучают, ее посещают тысячи туристов. Но город и по сейчас не откопан целиком Экономический кризис капиталистического мира отразился на работе по раскопкам Посещаемость Помпеи за последние годы уменьшилась в десять раз.