Геннадий Разумов - Умная книга бессвязных мыслей Страница 5

В комнате спертый воздух, потому что вентилятор спер у него последний кислород.

Совесть – светофор, он дает зеленый свет добрым делам и не пропускает злые. А если перекресток нерегулируемый?

На тупом точиле нож не отточили.

Игра не стоит свеч, дешевле включить обычные лампочки.

Вон там, на обочине дороги, лежит простой щербатый камень. Ему миллионы лет. Может быть, на него ступало копыто древнего шерстистого носорога или широкопалая ступня неандертальца? Не исключено и то, что вмятины на камне – отпечатки ноги Пришельца из Космоса, следы инопланетной цивилизации. А, может быть, этот булыжник – осколок метеорита, который был космическим маяком, указывавшим путь звездолетам других планет?

Докажите, что это не так!

РАЗГОВОРЧИКИ

– Какая отвратительная рожа у этого наглого зверя, – ворчит мышь, убегая от кота.

– Какая аппетитная попочка, – облизывается кот, глядя на исчезающую в щели мышку.

Такова субьективность видения...

А разбуженный их возней Рекс сердито рычит:

– Какие мерзкие морды.

И это что обьективность?

В разговоре глупый лишь о себе тебе рассказывает, а умный о тебе тебя расспрашивает.

– Ну ладно, давай, пока.

– Пока, пока.

Вот так, попокакали, покалякали.

– Какого хрена ты приперся, козел облезлый?

– Шкуру поправить.

– Тогда наливай.

– Ядрена вошь! – ругнулась бляха-муха, глядя на завшивевшего козла вонючего.

– Классная тачка, – сказал ученик 10-го класса "А", рассматривая классические формы классной учительницы 10-го класса "Б".

На одесском Привозе.

– Тетка, почем куркин муж?

– Тридцать.

– Дорого. Бери десять и не морзни.

– А если к завтрому потеплеет?

На одесском Толчке.

– Лопни, но держи фасон.

– Какой нахал!

– Таки, да, нет.

– Ша, тихо.

– Опять уткнулся в Интернет. Другого разве дела нет?

– Девушка, давайте знакомиться. Как вас зовут?

– А меня звать не надо, я сама иду. No problem.

– Дело пахнет керосином, – проворчал примус, глядя, как на кухне устанавливают газовую плиту.

– Тут газом и не пахнет, – сказала в свою очередь газовая плита, когда ее стали менять на электрическую.

Таковы запахи технического прогресса.

– Хватит уже крутиться, присядь, приляг, отдохни.

– Не могу, это же велосипед: перестану крутить педали, упаду.

Какая же ты близорукая. И какая ты тряпка. Он не только втирает тебе очки, но и вытирает об тебя ноги.

– Улица?

– 36-ая.

– Дом?

– 37.

– Квартира?

– 38.

– Возраст?

– 39.

– Температура?

– 40.

– 50.

– Что 50?

– Через 50 минут скорая помощь будет.

Начальник Геодезической экспедиции говорит подчиненному:

– Заявка не полна.

– Как это?

– Инструмент не обеспечен. Что берешь?

– Два нивелира, три теодолита.

– Оптику беречь надо, протирать.

– Что протирать?

– Как что? Оптическую ось.

– Чем?

– Чем-чем, спиртом конечно. Давай быстренько выписывай на складе и неси.

– Куда?

– Куда-куда, конечно, сюда. Протирать будем. Зоя, сбегай в погреб за огурчиками.

Говорит эрудит: в эру универсального прогресса критико-ассимилированный индивидуум оптимистически мистифицирует дискретную трансцендентную абстракцию.

Отвечает бюрократ: дело в том, понимаете ли, что в общем, конечно, это уже что-то, хотя, с другой стороны, по-видимому, можно определенно считать, это все же не очень, чтобы очень, но и не очень, чтобы так.

На каждое мнение должно быть сомнение. Хуже, когда одно самомнение.

Если ты, Ковков, большой начальник, подходишь усталый после работы к своему дому и видишь на стене поганую надпись: «Ковков – дурак», догадайся, что это не про тебя, а про твоего Сеньку, паршивца.

В магазине покупатель в очках возмущается:

– Я уже жду четверть часа, сколько еще вы будете меня игнорировать?

Продавщица в ответ:

– Вы слышали, он меня еще и обзывает.

На базаре одна торговка кричит другой:

– Я не позволю себя оскорблять!

Кошмар в Кашмире – война, пожары. Какой ужас!

А у меня на лифчике крючек оторвался. Какой кошмар!

Конечно, свой лифчик ближе к телу.

– Глянь, какая идет, фигуристая.

– Давай спереди зайдем, подкатимся.

– Эх, какую попу испортила.

– Сразу на двух стульях не усидишь.

– А с хорошенькой партнершей и на одном стуле – ой, как хорошо.

– Сразу на двух стульях не усидишь.

– А если вот с такой попой?

– Тогда, пожалуйста.

Местоимения

Если я свое место под солнцем имею, значит, я – местоимение.

Я

Буква "Я" в алфавите последняя, но по своему значению – первая. Казалось бы, "А", стоящая на первом месте, должна была бы и по смыслу быть первой. Но, нет – союз он и есть союз, причем вовсе не союзный (соединительный), а разделительный (противопоставительный).

«Чтоб ему пусто было». Но не мне. Подо мною место подольше пусть пусто не будет.

Правда, как зубная щетка, у каждого своя, но у меня она все-таки правдее.

Как выделится из общей массы? Может быть, брить только левую щеку, а на правой отрастить бороду?

«Единица – вздор, единица – ноль» – В.Маяковский ошибался не только в арифметике.

Толпа всегда опасна, кем бы она не была – стаей волков или стадом овец. Первая загрызет, вторая затопчет.

Как я о себе думаю, так я себя и чувствую.

Боже, пугай меня, но не наказывай.

Каяться в содеянном также неудобно, как гладить на себе рубашку.

У меня чего только не было, в смысле, ничего не было.

Я прожил жизнь инженером пресных вод и осел на просушку у соленой воды океана.

Смешно, но больше всего вещей я теряю там, куда кладу, чтобы они не потерялись.

Широкая папина спина, теплая мамина грудь, мягкие бабушкины колени. Где они, мои дорогие?

Плохо, что не удается даже минуту побыть наедине с самим собой. Но как ужасно остаться одному...

Меня никто теперь с утра не будит – она со мною никогда уже не будет.

Я сегодня совсем один, сам с собой открываю прения. Я над мыслями господин, но я раб своего настроения.

Только я намылилась посмотреть мыльную оперу, как мой опер домой приперся, переключил канал и заорал: «Судью на мыло!»

Не люблю молчунов – никогда не знаешь, что от них ждать. Почему они молчат? То ли считают себя очень умными и не хотят с тебой, дураком, разговаривать. Или они, наоборот, глупые и боятся, что ты об этом узнаешь.

У меня на работе стол, компьютер, кружка, пингпонговая ракетка. А сегодня еще и хорошее настроение. Я вожу курсор по монитору и насвистываю модный мотивчик. «Ты чего это?» – осаживаю я себя.

И вдруг вспомнил: утром на улице мне улыбнулась какая-то девушка.

* * *

Кто-то не любит носить галстук. А меня он заводит, как шнурок лодочный мотор. Затяну утром узел на шее, и мои движения становятся быстрыми, стремительными. Я хватаю мобильник, портмоне, бутерброд и бегу на работу.

Кто важнее – один из первых вопросов детства. Для меня главным был дед, он сидел во главе стола, был солиднее бабушки, которая, как казалась мне, играла вторую роль. Когда я что-нибудь выклянчивал, она говорила: «Спроси дедушку».

Только через много лет я узнал who was who.

Чем больше волос падает с головы, тем больше на ней появляется рогов.

Он лежал в Колонном зале Дома Советов, а я шел к нему внутри огромной толпы, ход которой вдруг застопорился. Некоторые находчивые шустряки нырнули во двор большого дома и полезли по пожарной лестнице, надеясь через чердак пробраться к цели. «Не будь дураком», – сказал я себе и пошел за ними. Подойдя к лестнице, я поднял голову и вдруг замер – прямо надо мной из-под серого драпового пальто сверкнули голубые девичьи трусики с узкими розовыми резинками. Я смутился, отвел глаза, снял ногу со ступеньки лестницы и повернул обратно. Так я не попал к Сталину. Мне было 18 лет.

Кто может отличить корейца от китайца, а китайца от вьетнамца? Я нет.

А мингрела от абхазца, или грузина от азера? Тем более.

Все лица кавказской национальности на одно лицо.

Но если поставить их рядом и приглядеться...

Перед операцией на открытом сердце я пришел к хирургу.

– От вас требуется, – сказал он, – "История болезни" из районной поликлиники и еще, – он сделал паузу, – 2 бутылки водки. Для обмывания.