Альфонс Эскирос - Эмиль XIX века Страница 5

Берегъ пустынный и печальный тянулся къ океану, который я узналъ издали по дрожавшему блеску его зыби. Но не всегда такъ бываетъ. При высокомъ приливѣ океанъ заливаетъ песчаную пустыню, съ ревомъ поднимается выше и окружаетъ утесъ своими неизмѣримыми клокочущими волнами.

Моя келья, изъ которой видно море, освѣщена узкимъ окномъ, прорубленнымъ въ толщѣ стѣны. Это даже не окно, а какъ говорятъ инженеры, бойница — и эта жалкая щель для меня открываетъ безграничное. Это окно такъ высоко, что я долженъ встать, чтобы видѣть вѣчно бѣгущія волны, и даже приподняться на носки. Когда я сижу — я вижу одно небо. Все равно и у меня есть свой уголъ въ природѣ. Я по цѣлымъ часамъ наблюдаю цѣлый рядъ явленій, которыя до сихъ поръ не останавливали мое вниманіе: смѣняющіеся переливы свѣта и тѣни, громъ, градъ, туманъ — словомъ мрачную и величественную красоту метеоровъ. Пусть другіе любятъ смотрѣть на отраженіе неба въ поверхности воды, въ которую глядятся проносясь облака; для меня эта картина оборочена. Я вижу море въ небѣ.

Ты видишь, что я беру свою долю въ природѣ. Слѣдя по цѣлымъ часамъ за облаками, я вижу въ нихъ цѣпи горъ и въ безграничномъ эфирѣ синѣющіяся поля. Эти картины, висящія въ воздухѣ, я знаю, призраки вызванные моею мыслью, или моими воспоминаніями. Въ одиночествѣ одна отрада вызывать призраки знакомой мѣстности и любимыхъ людей. Я люблю видѣть эти прекрасные сны прошедшаго въ свѣтломъ пространствѣ, которое открывается надо мной. Я вижу тамъ тебя.

Неужли я дошелъ до галлюцинацій? Это было бы послѣднимъ наказаніемъ для ума, который болѣе двадцати лѣтъ былъ занятъ положительными науками. Я не жалуюсь. Счастливъ тотъ, который въ своемъ пораженіи можетъ найти опору въ сознаніи, что онъ защищалъ правое, честное дѣло. Я страдаю только отъ мысли, что я принесъ тебѣ страданіе.

6 января 185…

Вчера, между десятымъ и одинадцатымъ часомъ, густой туманъ покрылъ весь берегъ. Здѣсь обычай въ такомъ случаѣ звонить въ колоколъ. Всѣ колокола окрестныхъ деревень подняли непрерывный звонъ. Я тотчасъ догадался о томъ, что означалъ этотъ звонъ. Морской берегъ, который тянется отъ подножія скалъ перерѣзанъ болотами, лужами стоячей воды, зыбучими песками; опасность грозитъ на каждомъ шагу незнакомому съ мѣстностью путнику. Звонъ колокола долженъ указать ему дорогу къ подошвѣ горы. Вечеромъ я распрашивалъ своего сторожа, семейство котораго живетъ въ деревнѣ, и онъ сказалъ мнѣ, что двое дѣтей, захваченныхъ приливомъ, были спасены смѣлыми прибрежными рыбаками, которые сами чуть не погибли спасая ихъ.

Ты видишь, что у меня нашлась сегодня хорошая вѣсть, чтобы записать для тебя.

8 января 185…

Здѣсь дни идутъ другъ за другомъ и повторяютъ одинъ другой. Жизнь кажется однимъ безконечнымъ днемъ подавляющаго однообразія. Еслибъ еще я могъ знать, что дѣлается за стѣнами тюрьмы! Если бы я могъ имѣть вѣсти о тебѣ!

Мнѣ позволяютъ каждый день выходить на часъ или два для прогулки, на высокой площадкѣ тюрьмы. Я употребляю время прогулки на путешествіе… глазами. До сихъ поръ я жилъ въ мѣстности совершенно мнѣ незнакомой, я походилъ на мертвеца, не сознающаго, куда его бросили. Съ недѣлю уже я началъ знакомиться съ мѣстностью. Подъ вліяніемъ инстинкта, который вѣроятно, тюрьма прививаетъ всѣмъ заключеннымъ, я стараюсь запомнить видъ окрестностей. Мои глаза постоянно ищутъ новую, ускользнувшую отъ нихъ подробность; мнѣ кажется, я теперь въ состоянія нарисовать на память очертанія береговъ изъѣденныхъ моремъ, заливовъ, длинныхъ мысовъ, которые тянутся до горизонта, скалъ, которыя поднимаются облитыя солнечнымъ свѣтомъ или до половины скрыты туманомъ дали. Я также изучилъ въ совершенствѣ планъ тюрьмы, въ которую запертъ; красивыя архитектурныя линіи, укрѣпленія ея, и военныя и данныя природой, валы и ярусы стѣнъ опоясывающихъ скалу. Я не обдумываю планъ бѣгства. Другіе дѣлали попытки бѣжать — и всѣ были неудачны. Не говоря уже о солдатахъ и тюремныхъ сторожахъ, отъ бдительности которыхъ ничто не ускользнетъ, насъ стережетъ океанъ съ своими предательскими песками и еще тысячи препятствій. Я изучаю положеніе крѣпости только для развлеченія. Я бѣгу изъ своей тюрьмы только мыслью.

10 января 185…

Знаешь ли что дѣлаетъ со мной тюрьма! Она учитъ меня быть свободнымъ человѣкомъ.

Человѣкъ безсиленъ поработить человѣка. Я это все болѣе и болѣе чувствую съ каждымъ днемъ. Есть горькая радость въ сознаніи, что мы сильнѣе угнетенія. Гранитныя стѣны, желѣзные засовы, часовые не остановятъ мысль, свѣтъ ея прорвется черезъ всѣ преграды. Воля заключеннаго борется съ волей того, кто заковалъ его въ этихъ стѣнахъ; побѣжденный онъ не сдается, и если на его сторонѣ справедливость, онъ сильнѣе своего побѣдителя. Чтобы ни дѣлали — мысль неуловима какъ воздухъ. Закуйте члены, но совѣсть вамъ не достать! Это сознаніе непобѣдимости моего я даетъ мнѣ великую увѣренность въ будущемъ. Да! я клянусь всѣми тюрьмами, клянусь тѣнью тѣхъ, которые погибли въ этихъ каменныхъ мѣшкахъ и желѣзныхъ клѣткахъ, право и свобода восторжествуютъ въ мірѣ!

12 января 185…

Я наконецъ нашелъ средство переслать тебѣ это письмо. Ты получишь его черезъ ***, который рискуетъ всѣмъ, чтобы помочь намъ переписываться. Если сила и богатство имѣютъ толпы прислужниковъ, за то и несчастіе находитъ иногда друзей неизвѣстныхъ и преданныхъ.

Твои на всю жизнь.

II

Елена Эразму ***

20 января 185…

Наконецъ я получила твое письмо нашей тайной почтой. Оно успокоила меня. Мнѣ такъ нужно было утѣшеніе. О! сколько я выстрадала болѣе мѣсяца.

Мое здоровье разстроилось. Докторъ, за которымъ я послала послѣ твоего ареста, очень много распрашивалъ меня; ему пришла безумная мысль. Онъ увѣряетъ… но нѣтъ, я увѣрена, что онъ ошибается.

Во чтобы ни стало, я хочу тебя видѣть. Еще нѣтъ и года что мы женаты и уже разлучены, это ужасно! Я не могу болѣе выносить разлуку. Я выѣзжаю сегодня изъ Парижа съ разрѣшеніемъ подписаннымъ министромъ юстиціи. Они должны впустить меня въ твою тюрьму. Люди не имѣютъ права разлучать произволомъ то, что соединила любовь.

Не бойся нашего свиданія. Я ѣду не для того, чтобы просить тебѣ помилованіе. Какъ мнѣ ни мучительна разлука съ тобой, я уважаю твои убѣжденія, хотя не вполнѣ понимаю ихъ. Я могу имѣть слабости жены, но не подлость любовницы. Честь твоя — часть моей любви. Гордый и неподкупный — ты все таки мой, несмотря на то, что стѣны тюрьмы скрываютъ тебя отъ моихъ глазъ, и сталъ бы мнѣ чужимъ, измѣнивъ принципамъ и убѣжденіямъ твоей жизни, даже если бы я могла по прежнему обнять тебя. Сдѣлавшись твоей женой, я связала себя съ лучшею частью тебя — твоей совѣстью. Оставайся ей вѣрнымъ, и я клянусь быть для тебя тѣмъ, чѣмъ ты для нея, вѣрной до смерти.

Мы скоро увидимся. Я люблю тебя всею печалью моей души.

III

Отъ той же къ тому же,

15 января 185…

Я ничего не сказала тебѣ, а мнѣ нужно было сказать тебѣ такъ много. Вотъ почему я пишу тебѣ.

Было два часа, когда я позвонила вчера у воротъ твоей тюрьмы. Поговоривъ нѣсколько минутъ съ директоромъ, сторожъ со связкой ключей провелъ меня въ комнату, гдѣ я должна была ожидать тебя. Его тяжелые шаги раздавались по каменнымъ плитамъ. Я дала себѣ слово быть твердой — и не смогла, несмотря на всѣ мои усилія. Пустынность стѣнъ, безмолвіе сводовъ, прерываемое щелканьемъ замковъ, которые отпирались и запирались въ дальнихъ корридорахъ, тяжело налегли на душу. Когда ты пришелъ, я не помнила себя. Радость тебя видѣть, печаль видѣть тебя въ тюрьмѣ, все разомъ нахлынуло и потрясло всю меня. Я могла только плакать и кинуться къ тебѣ на шею.

Ты тоже былъ очень блѣденъ. Ты былъ боленъ? Боже мой, я даже забыла тебя спросить о томъ. Я не въ силахъ была ни о чемъ думать, я не видѣла ничего, я не могла сказать ни слова. Я чувствовала, что ты со мной.

Знаешь ли, какія мысли мучили меня въ глубинѣ души. Мнѣ казалось — страшныя стѣны имѣли глаза и уши. Еслибъ я сдѣлала малѣйшее движеніе, взяла бы твою руку, — онѣ увидѣли бы, еслибъ я тебѣ сказала шопотомъ нѣсколько словъ — онѣ услыхали бы и передали…

Сторожъ пришелъ напомнить намъ, что время отмѣченное для нашего свиданія, прошло. Я вздрогнула. Я готова была присягнуть, что часы невѣрны и я только вошла. О! я готова была отдать и то немногое что имѣю, свою жизнь, все за лишній часъ съ тобой.

Нужно было разстаться. Убитая, безъ слезъ, безъ голоса, почти безъ сознанія я прошла по плацу вслѣдъ за сторожемъ, который несъ фонарь. Кажется, ночь тогда уже наступила, я уходила все далѣе отъ тебя и, несмотря на то, мнѣ казалось, что я на каждомъ шагу слышала, что твой голосъ звалъ меня. Разъ я даже обернулась и увидѣла передъ собой массивную огромную дверь, которою запирается выходъ въ деревню.