Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №7 (2001) Страница 5

Я со взводом на своих ЗИСах проезжал мимо небольших, в несколько изб, деревушек и каменных помещичьих усадеб, поместий и “господских дворов”. За ними были разбросаны вспаханные кукурузные и пшеничные поля — обширные земельные угодья чередовались с карликовыми лоскутками отрубов, напоенных дождями. Потом пошли неглубокие лощины, цепи невысоких холмов с неубранными виноградниками, опять равнина и опять холмы. Свою бригаду мы нагнали где-то под Мохочем.

Несмотря на густые туманы и проливные дожди, разбухшую осеннюю трясину и вязкий чернозем, бесчисленные канавы, речки и мелиоративные рвы, войска стремительно продвигались на север вдоль правого берега Дуная. При приближении советских войск венгерские части, недобитые под Сталинградом, или разбегались, бросая оружие, или же сдавались едва ли не полками. “Все опустили руки. Мы не хотим рисковать нашими жизнями за немцев и сдались всем отделением,— сказал прапорщик 3-го гусарского полка Бела Карикаш.— Немцы, занимавшие оборону за нами, открыли по нам огонь”.

Хотя наши части сбили немцев с их промежуточных оборонительных рубежей, они усиливали свои потрепанные части крупными резервами пехоты и танков и с ходу бросали их в бой. Только за один день 6 декабря передовым частям пришлось отбить одну за другой двенадцать контратак, а к 9 декабря выйти к северной оконечности озера Балатон. Отсюда начиналась глубокоэшелонированная оборонительная линия немцев “Маргарита”, непрерывной стеной тянувшаяся к озеру Веленце и далее, к Будапешту.

Ночью скрытно от противника саперы навели переправу через Дунай в 20 километрах от Будапешта. Застигнутые врасплох немцы подняли тревогу, лишь когда несколько батальонов закрепились на западном берегу, а в образовавшийся прорыв двинулись танки и кавалерия, обеспечивая переправу основных сил.

“Появление русских танков вызвало замешательство в наших рядах,— показал ефрейтор 191-го полка Герхард Райц.— Офицеры угрожали расстрелом каждому, кто отступал. С помощью угроз удалось задержать часть людей. Командир хватал их за шиворот, бросал на землю и указывал, в какую сторону стрелять. Русские танки поливали нас огнем. Такого ада я еще не испытывал. В этот день я впервые в жизни слышал так много угроз о расстреле”.

Однако с ходу пробить брешь в “зимней линии” обороны все же не удалось, а взятый той же ночью “язык” — солдат 271-й дивизии Эдмунд Прассель объяснил почему:

— “Маргариту”, эту эпическую женщину Германии, защищают не только дзоты и зарытые в землю танки. За два-три километра от переднего края располагается боевое охранение. Подступы к переднему краю прикрываются минными полями и проволочными заграждениями под током. Далее следуют 2—3 линии траншей с ходами сообщений, стрелковые окопы и площадки для пулеметов и орудий крупных калибров. С Западного фронта, из Италии, Голландии, Польши, а также из рейха и “хорватского котла” сюда перебрасываются свежие резервы, среди них 4-й танковый корпус СС и танковые дивизии “Мертвая голова” и “Викинг”. Гитлер обещает устроить вам неслыханный реванш за Сталинград. Он нанесет удар из района Будапешта в южном направлении и загонит русские войска на западном берегу Дуная в “мешок”. Наше наступление начнется в новогоднюю ночь.

До 20 декабря линия фронта на этом участке почти не менялась. Фронт накапливал резервы для решающего удара, а немцы лишь изредка беспокоили наши боевые позиции пулеметным огнем да освещали свой передний край ракетами. Тем временем из почти окруженного теперь Будапешта в нашу сторону потянулись беженцы. По их словам, Гитлер присвоил городу статус крепости, и инженерные части денно и нощно укрепляют его, возводят баррикады, форты, противотанковые надолбы, оборудуют артиллерийские позиции, огневые точки и пулеметные гнезда. Все угловые здания и их подвалы превращены в доты. Зенитные орудия поставлены на прямую наводку. Немецкое командование отдало своим войскам приказ сражаться до последнего. Позади подразделений занимают позиции эсэсовские части прикрытия. Им дан приказ расстреливать каждого, кто попытается сдаться в плен. Город перекопан, повсюду рвы и траншеи. В нем уже нет воды, газа и электричества, сгорели продовольственные склады, и жители его не просто голодают, а уже умирают от голода. Люфтваффе безуспешно пытается наладить снабжение гарнизона по воздуху, так как небо над Будапештом безраздельно принадлежит советским летчикам.

По наведенным переправам через неспокойный зимний Дунай беспрерывной чередой переправлялись с того берега резервы фронта. До Будапешта было уже рукой подать. Набитый войсками и техникой, город по-прежнему выпускал снаряды и ремонтировал танки, и по единственной еще не оседланной нашими войсками железнодорожной линии немцы гнали сюда с запада свои лучшие резервы. Фронт нависал над Балатоном, а это были уже ворота в Австрию и в южные земли Германии, которые для немцев все еще представлялись глубоким тылом. К тому же, потеряв Венгрию, своего последнего союзника, они оставались без алюминия для производства самолетов и без бензина для их заправки. Вот почему на нас порой сыпались полуграмотные листовки с угрозами Гитлера: “Берлин сдам, но Будапешт — никогда. Я выкупаю 3-й Украинский фронт в Дунае! Я устрою им Новогодний праздник!”

Благодаря умелому маневру, использованию резервов советские войска опередили немцев и 20 декабря начали наступление в общем направлении на северо-запад, чтобы у города Эстергом соединиться с войсками 2-го Украинского фронта и полностью замкнуть кольцо окружения вокруг Будапешта. Опираясь на заранее подготовленные рубежи, несколько бригад штурмовых орудий, артиллерия и пехота двинулись вперед, вслед за огневым валом, и за три дня продвинулись на 40 километров. Наш фланг шел на Секешфехервар и так стремительно атаковал его, что в ночь под Рождество немцы оставили город, не успев даже поднять в воздух авиацию с прифронтового аэродрома — 54 новеньких “Мессершмитта-109” оказались в наших руках вместе со 100 вагонами боеприпасов, складами военного имущества и боевой техники.

Среди трофейных документов был обнаружен приказ командующего 6-й армией. В нем Фреттер-Пико призывал солдат не роптать перед невзгодами, с которыми приходится встречаться каждый день и каждый час, потому что “русские бросают против немецкой крепости все новые и новые массы людей и техники. Наша задача — защищать землю нашего венгерского союзника, которого фюрер обещал не оставить в беде, и закрыть противнику путь по Дунаю в сердце империи... Борьба не закончена, нам предстоит пережить еще много тяжелых дней и недель... Сейчас наша основная задача — держаться... День, когда счастье снова будет сопутствовать нашему оружию, недалек... Тот, кто сегодня проявит слабость, не может показаться на глаза своей жене и детям”.

Оправившись от первых ударов, немцы, однако, усилили сопротивление, бросая в сражение все новые и новые части, а поздним вечером 1 января после короткой, но мощной артподготовки перешли в решительное контрнаступление. На фронте неожиданно появились скрытно перегруппировавшиеся дивизии 4-го танкового корпуса СС — при поддержке “королевских тигров” пехотные батальоны прорывали наши боевые порядки то на одном, то на другом участке обороны. По ним били не только противотанковые пушки, но и 152-миллиметровые гаубицы, и 203-миллиметровые минометы, и даже орудия более тяжелых систем. В заснеженной степи горели подожженные “пантеры”, “фердинанды” с перебитыми гусеницами и “тигры” с зияющими пробоинами в борту, валялись снесенные бронебойными снарядами танковые башни. Нашим солдатам теперь приходилось уже удерживать каждую деревушку в три дома, каждое поместье и каждую ферму. Немцы любой ценой пытались вызволить окруженный в Будапеште гарнизон.

Только 3 января совместными усилиями танковых подкреплений, резервов пехоты и авиации фронту удалось переломить ход сражения и занять оборону, закапываться в землю, окружая себя минными полями. Установилось относительное спокойствие.

Однако наша фронтовая разведка давно уже доносила о готовившемся прорыве немецко-фашистских войск в районе озера Балатон, получившем кодовое название “Сад пряностей”, и мой взвод получил приказ укрепить оборонительный рубеж у северной оконечности Балатона в полосе 4-й гвардейской армии. Валил густой, почти теплый мокрый снег, переходивший в дождь, густой туман сползал в низины, сплошная тяжелая облачность укутывала землю, когда мы глубокой ночью заняли боевую позицию на ничейной земле в неубранном кукурузном поле, которое ничем не напоминало “Сад пряностей”. Впереди, метрах в ста пятидесяти от нашего переднего края, угадывались немецкие окопы. Порывы ветра доносили оттуда обрывки разговоров, бренчание котелков и оружия и даже патефонную музыку: