Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #6 Страница 5

Между тем наша беседа продолжалась.

Приключилась со мной однажды такая мимолётная лирическая история. В старом польском городе ночью мы зашли с санитарами на ночёвку в какой-то богатый особняк. Из любопытства пошёл по комнатам. Всё в сохранности: дорогая посуда, каминный зал с головами кабанов и лосей, кругом зеркала. В одной из комнат приоткрыта дверь, пробивается свет. Открыл дверь и остолбенел: за столом со свечой сидит изумительной красоты девушка, блондинка лет 16-17. Рядом безрукий парень, как оказалось, вроде бы её брат. Я довольно сносно настропалился к этому времени говорить по-польски. Выяснилось, что Тереза, так звали девушку, и её брат Юзек — беженцы из Варшавы. Я с ней разговариваю, глаз от неё не могу оторвать и вдруг чувствую, что засыпаю. А она смеётся: “О, пан Владек спать хочет!”. Я ушёл в свою комнату и сразу провалился в глубокий сон. Проснулся от команды: “Подъём!” Через 30 минут посадка на автомашины! Я влез в шинель, надел рюкзак, бросил автомат на грудь, — меня торопят, а я бегом к комнате, где была прекрасная паненка. И она как раз выходит из комнаты: “Ой, пан Владек отъезжае?”. “Так, Тереза, так”, — отвечаю. И тут она охватывает мою шею руками — а автомат на груди мешает — и начинает меня целовать, приговаривая: “Владек, Владек!”. Я, ничего не соображая, как в дурмане, пошел к машинам. А ведь мог дать ей номер своей полевой почты… Ну да что я в те свои 16 лет, тем более на фронте, знал и понимал в любовных отношениях?

А теперь последний фрагмент из воспоминаний Владимира Николаевича.

В Германии, особенно сразу после окончания войны, в войсках случалось всякое. Бывали случаи и бандитизма, и грабежей, и грубейших нарушений дисциплины с вызывающим неповиновением командирам. Видел я и изнасилованных, истерзанных немок. В армии ведь всякий народец был. Да и дух мщения гитлеровцам был очень силён в войсках — почти у всех солдат и офицеров были погибшие родные и близкие, разрушенные дома, сожженные села, деревни. Так что в какой-то степени ненависть к немцам наших солдат можно было понять. Но с победами всё явственнее стали проступать признаки разложения, прежде всего морального, в некоторых частях. Солдаты напяливали на гимнастерку “реквизированные” у немцев гражданские пиджаки, какие-то кофты, на руку, а то и на обе, нацепляли по десятку часов. Да и “фронтовые сто грамм” кое-где переходили в буйные пьянки, порою с непредвиденными последствиями и чрезвычайными происшествиями. Даже командирам некоторые перестали подчиняться — как же, мы победили, нам всё дозволено! Конечно, все эти постыдные случаи ни в коей мере не носили массовый, повальный характер, а были, так сказать, “частным” явлением, своего рода “последствиями” победы и тех испытаний, которые вынесли на себе солдаты, измученные войной и последними, особенно такими ожесточенными, боями, какие были в Берлинской операции. При этом очень тяжело переживались всеми потери своих товарищей в этих боях, то есть в самом конце войны. Ну и, конечно, требовалась и последовала, естественно, как это понимают медики и психологи, разрядка. Но в ряде мест она выливалась, к сожалению, в безобразия и даже в бесчинства. Но такое творилось в основном там, где сами командиры распускались, не контролировали обстановку в подчинённых подразделениях и тоже безобразничали вместе со своими “подопечными”.

Но такое продолжалось недолго. Где-то, по-моему, не позже чем в конце мая, во всех войсках действующей армии был зачитан приказ командующего фронтом маршала Георгия Жукова (кажется, он в это время уже был назначен командующим Советских войск в Германии); кроме того, этот приказ на русском и немецком языках был расклеен по всей Германии и напечатан в специальных листовках. Я долго хранил листовку с этим приказом, но куда-то она потом запропастилась. Однако приказ этот помню почти дословно, вот его содержание:

“Солдаты! За юбками немок и немецким барахлом вы теряете облик русского советского солдата, забываете о своем долге воина-освободителя… Вы должны быть примером для немцев и союзных войск…” и так далее. А вот его приказная часть: “Приказываю. Командирам частей, комендантам гарнизонов, военным патрулям: за бандитизм, грабежи, насилия — пойманных на этих преступлениях расстреливать на месте. Выявленных в бесчинствах против местного населения отдавать под суд военных трибуналов… Командирам всех степеней в срок до… восстановить требуемый порядок в подчиненных войсках”. Вот такой и по содержанию, и по стилю был издан жуковский железный приказ. И эти факты, и случаи начавшегося было падения дисциплины в войсках после победного 9 мая 1945 года, и вышеприведенный приказ Жукова из истории не выбросишь, да и не нужно выбрасывать. Это тоже история нашей Армии.

После нескольких расстрелов, о чём широко было объявлено в приказах по войскам (“во всех полках, батальонах, ротах и батареях…”) — эти приказы тоже расклеивались по всей Германии, — все безобразия и бесчинства прекратились. Дисциплина вскоре была восстановлена… Все эти “особенности” быта наших войск первых месяцев “оккупации Германии”, на мой взгляд, очень достоверно и в подробностях описал наш знаменитый писатель Юрий Бондарев в своем прекрасном романе “Берег”, а совсем недавно — Владимир Богомолов в последнем своём незавершённом романе “Жизнь моя, иль ты приснилась мне?”.

…Отца после окончания войны оставили служить в Германии, а меня отправили домой в Ленинград. На границе, в комендатуре, у меня отобрали: мою небольшую коллекцию оружия: пистолет ТТ, наган, “вальтер”, “парабеллум” (пистолет мне подарил офицер, которого я выхаживал после ранения, а трофейного стреляющего добра на фронте было полным-полно); отобрали также и все фашистские кресты, которые я насобирал в поверженном Берлине; а вот за мои личные награды меня даже похвалили — и действительно, четыре медали — “За боевые заслуги”, “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина” и “За победу над Германией…” — на груди шестнадцатилетнего паренька смотрелись весьма внушительно…

Честно говоря, чисто по-мальчишески я очень гордился своими медалями. Да и сейчас горжусь. К тому же после войны, да и потом лет 10-15, отношение к воинским наградам было не такое, как сейчас. Никто не стыдился их носить даже повседневно, не говоря уж о праздниках. Так что мне было чем гордиться среди своих сверстников.

Приехав в город на Неве, я пошёл в военкомат. Военком долго вертел в руках мои документы, потом усадил меня за свой стол и долго расспрашивал, где я воевал, за что награжден и прочее. Потом, некоторое время подумав, спросил меня: “Что же мне с тобой делать?” И, ещё раз повертев в руках мои документы, размашисто начертал на моём предписании: “ДЕМОБИЛИЗОВАТЬ ИЗ КРАСНОЙ АРМИИ КАК НЕ ДОСТИГШЕГО ПРИЗЫВНОГО ВОЗРАСТА”. Вот такую “историческую” резолюцию наложил на моё командировочное предписание военком, чем поставил точку в моей военной жизни. Началась жизнь мирная, послевоенная…

Поставив здесь тоже точку в воспоминаниях Владимира Николаевича Лабуздко, я подумал: о скольких ещё незаметных рядовых героях и простых тружениках Великой Отечественной войны мы так ничего и не знаем. А ведь именно они были становым хребтом и одной из главных сил в этой тяжелейшей войне, обеспечивших победу в ней.

В дальнейшем Владимир Николаевич поступил и окончил Военно-морскую медицинскую академию в Ленинграде (была такая — в хрущёвском погроме Вооружённых сил 1955-1969 годов её прикрыли). Службу военно-морского врача начал на Тихоокеанском флоте: сначала на первичных медицинских должностях, потом флагманским врачом бригады кораблей ОВРа (охраны водного района) на Сахалине. Затем служил флагманским врачом дивизии подводных лодок в Либаве (прекрасная исконная российская военно-морская база с незамерзающей гаванью, бывший порт имени Александра III; ныне отдана задаром латвийским сепаратистам), в последующем — в медицинских учреждениях центрального аппарата ВМФ. Закончил службу полковником медицинской службы в 1974 году. Жил в подмосковном Одинцове. Месяца два-три поздним летом и осенью проводил в гостях у тещи в Сочи. Катался на водных лыжах, играл с подростками и молодежью в футбол. Высочайшего класса преферансист — если не в первой пятерке, то уж в первой десятке преферансистов мира обязательно (собственно, мы с ним и познакомились когда-то за преферансом)…

Владимир Николаевич с супругой (она тоже врач) вырастили двух сыновей — оба военно-морские офицеры. Но со службой в непрерывно “реформируемых”, а фактически разрушаемых Вооружённых силах и в ещё более разгромленном без войн и поражений Военно-морском флоте они уже распрощались. Но, видимо, не особенно нашли себя и в гражданской жизни…

В конце 1999 года Владимир Николаевич Лабуздко, будучи вроде бы совершенно здоровым — увы! — скоропостижно скончался…