Альберт Савин - Иное понятие о вечном. Дайджест авторских работ Страница 5

Ну а если сверхцель уходит аж за пределы самой жизни с вечным блаженством в небытии? Доказано оно или не доказано – где опять же сравнительная статистика, хотя бы для того, чтобы достоверно знать, для чего мы сотворены с полнокровной и чувственной сутью во-плоти? Для радостей – на этом свете или на том, бескровном и холодном?

Увидеть истину на уровне мыслей и слов, значит прежде всего установить, насколько они обратимы из символов – в обозначаемое ими практическое воплощение масс-материального человеческого бытия, в новых и более совершенных формах, обеспечивая таким образом и прогрессивное созидание,

Т.е. единственным критерием достоверности любых мысленных и словесных конструкций – является потенциальная возможность их практического воплощения, что естественно влечёт за собой неимоверные, а подчас и впустую растраченные людские силы, средства и время.

======

Всё, что вкладывается в понятие о добре, возможно и не заслуживает того, чтобы подвергать сомнению величайшую ценность земного бытия, именуемую человеколюбием или гуманизмом. Но так подходить к оценке добра было бы правомерно, если бы оно сыпалось с неба и распространялось – независимо от людей, например, высоко нравственным Разумом свыше.

Но оно и делается людьми и распространяется людьми и понимается – в меру уровня индивидуального менталитета, от младенческого наивного до филосовского взрослого. Иначе бы не было множества побочных и далеко не идеальных интерпретаций бытия.

А из способов распространения известны два, принципиально отличающихся один от другого – либо вербальными (словесными) пожеланиями добра, либо добром предметным, вещественно-материальным.

И действительно, словесных пожеланий бескрайное море и сколько угодно вашей душе – крепкого здоровья, успехов в труде и творчестве, удачного замужества (женитьбы), богатства, полного счастья и много чего ещё в таком же духе. Да только – что проку от словесных щедростей, если все желаемые блага придётся добиваться с а м о м у, а это было ясно и до словесных пожеланий благ!

======

Предметно-материальное добро требуется ещё накопить, чтобы было чем делиться и возникало желание делиться с другими. Но, как известно, далеко не все обладают равными способностями для этого. И, казалось бы, по идее гуманизма – высшим из них и предоставляется возможность делиться добром с низшими для всеобщего благополучия.

Но ведь извечная поляризация общества по разнице накапливаемого добра существует ровно столько, сколько само человечество? Выходит, не для всех приемлемо понятие о гуманизме, а куда как удобнее выглядеть в глазах общественности исключительным гуманистом – щедрыми вербальными пожеланиями.

======

Возникает вопрос – а чем, собственно, неприемлем гуманизм, если в нём добро и дружба, любовь и счастье, а вместе с ними и более эффективная поступь в будущее?

В сущности, ничем и никаких препятствий, кроме одного, но фундаментального – принципиальной несовместимостью гуманизма и индивидуализма.

Это когда те же понятия о гуманизме в первую очередь обращют на себя – самого любимого. Себя постараться не обманывать, не обкрадывать, не насиловать ограничениями, не убивать, добывать как можно большего комфорта и приятных наслаждений.

По абстрактной идее всё земное бытиё д о л ж н о б ы иметь исключительно умиротворённый характер, независимо от совместного бытия сильных и слабых, верных и неверных, своих и чужих, друзей и недругов, умных и дураков. Но они независимо от мирового разума, почему-то как принялись существовать, так и существуют от самого сотворения живого мира – с делением на власть и повиновение, господство и рабство, барство и батрачество – в зависимости от реальных индивидуальных уровней развития.

А именно в этих условиях абстрактное (отвлечённое от реалий) понятие о добре – принимает двойственный диалектический смысл, согласно которому то, что для одних кажется добром – для других вполне окажется злом, только поданным по-доброму. Но точно так же и с абстрактным гуманизмом, если он одинаково применим и к человеколюбам и посягателям на свободу и права человека.

И если стоишь перед выбором любить ли недруга, покушающегося на твою жизнь, то однозначное решение продолжать любить – означает не препятствовать покушению на твою жизнь и тем самым поощрять безнаказанное распространение зла, которое к тому же вынуждает к его умножению ответным злом.

В конечном счёте – всё зависит от того, кто и что понимает под высшей человеческой ценностью, Жизнь на Земле, полнокровную, чувственную и теплую – или абстрактную, на том свете, бесплотную, бескровную и холодную. Вот в этих понятиях о жизни и начинается глобальный водораздел человечества на мистический идеализм и реальный материализм.

Но в светском реальном понимании жизни – как высшей человеческой ценности, куда священнее считается з а щ и т а этой жизни от посягательства обманом и всем, следующим за ним перечнем аморализма. И как, наверное, понятно – не вербальными пожеланиями мира и добра правопреступнику – а тоже, по сути, безнравственными мерами. Но если акт посягательства носит агрессивно – наступательный, бескомпрмисный с моралью характер, то защитник имеет возможность выбора наиболее гуманных мер и в полной уверенности своей правоты во имя сохранения многих жизней.

С тем, чтобы именно её сделать более интересной и разнообразной, более успешно продолжать в реальной вечности через потомство, покончить со всего лишь минимальным прожитком и спасать людей из-под обломком, никак не спрашивая и не разделяя на своих и чуждых!

И тогда если считаеть гуманным защиту прав посягателя – то это одновременно означает оскорбление чувств многих потерпевших от посягательства.

Не желают эгоисты быть реальными гуманистами. Вербально или абстрактно – это сколько угодно!

– О зле в объятиях с добром

Есть и такое – на законы и мораль не реагирует и тем не менее считается вполне законным и легальным. Скажут, вот закрутил автор – разве можно обнять то, что не обнимаемо в принципе?

Оказывается, можно! Только для этого требуется принять очевидное – все деяния и отношения между людьми происходят в двух ипостасях. Одна открытая, на свету, а другая укрытая от глаз людских – всем тем, что именуется подпольным (теневым, нелегальным). И казалось бы – что из того, если ответственность перед законом не снимается? Да, не снимается. Но только при условии, если подпольное зло извлечь на свет. А если нет?

А если нет – зло само извлекается, легализуется и становится безупречно законным через результирующую оценку одной и той же светлой, официальной банкнотой. Никто не способен отличить, от каких она деяний – ведь она отнюдь не фальшивая по форме. И сумей талантливо и подольше укрываться от закона в подполье – как всё зло через одну и ту же светлую банкноту начинает обниматься с добром на равных с ним правах. Но только ли от самодеятельного подполья?

А чем не «крыша» для подполья – правовая юридическая неприкосновенность частных деяний и коммерческих тайн? Ведь выходит, пользуясь законной защитой, требуется всего лишь открыть, пусть и не очень большой, но публичный и безупречный бизнес, наладить негласную связь с поставщиками грязных банкнот, перемешать их на досуге с чистыми и далее – по отработанной схеме накопления и паперного самоумножения в частных Банках, для частного кредитования, инвестиций и дальнейшего расширения масштабов бизнеса.

Но если логика верна, то налицо проблема – какая и где экономика доминирует? Производственно-товарная, спасающая от инфляции, или свободно-рыночная, т.е. как раз та, которая и позволяет успешно обменивать грязный паперный капитал на твёрдый ценностный залог, производимый другими.

Выходит, критика марксизмом прибавочной стоимости от неадекватной эксплуатации труда – всего лишь малая-малая верхушка айсберга, невидимого под водой, с куда более прибыльными (именно на постиндустриальной основе) не производственными услугами, как легальными так и подпольными.

Но ведь может оказаться, что и весь свободный рынок, регулируемый некой «абстрактной рукой» Адама Смита без вмешательства государства – всего лишь прикрытие для рук, вполне конкретных своим вмешательством и точно также дискредитирующих «Отца экономического чуда» – мечтателя Адама Смита.

Найдётся ли Гарвард, способный оценить масштабы теневого капитала? А как его оценишь, если он талантливо скрывается от оценщиков, но свободно передаётся по наследству? Нас же приучили показывать только светлое, дабы не гасить вдохновенных порывов с устремлением к цели, которой нет в природе.