Сергей Кургинян - Суть времени. Цикл передач. № 31-41 Страница 5

Но производительными силами в эту эпоху являются руки рабочих и машины, с помощью которых рабочие производят вещи.

При всей важности умственного труда в эту эпоху, умственный труд ещё находится на подхвате, — что и делает возможным определение той части общества, которая занята умственным трудом (в том числе, столь важных для производства людей, как инженеры, техники, все вкупе), словом «прослойка». Называется ли эта прослойка, как у нас, интеллигенцией или как-то иначе, но это прослойка, это не класс. И об этом в Советском Союзе достаточно много говорилось.

А вот потом у нас без всякого вывода из данного утверждения было сказано, что наука стала непосредственной производительной силой. И никто до конца не понял, сколь масштабными должны быть проистекающие из этого выводы.

Если наука, умственный труд в целом становятся непосредственной производительной силой (не силой, обслуживающей основную производительную силу, сопровождающей её, а непосредственной производительной силой), то тот, кто уже не руками, а мозгами приводит в действие эту производительную силу, является не прослойкой, а классом. И это фундаментальное общественное изменение! У него абсолютно другая роль в обществе. Этот пролетариат умственного труда, коль скоро умственный труд стал производительной силой, является полноценным пролетариатом, то есть когнитариатом.

Теперь он является тем, кто приводит в действие эту производительную силу, и у кого отчуждают процесс труда. Он эксплуатируемый в условиях, когда основная производительная сила — наука. Это не снимает с повестки дня значения машин как средства производства вещей, но это постепенно выдвигает на первую роль новый класс, который называют когнитариатом.

Только в том случае, если наука является непосредственной производительной силой, в производственные отношения входит некий субъект, называемый «когнитариат», то есть полноценный эсплуатируемый класс.

Что происходит в России? В СССР на последнем этапе как раз и было сказано, что наука стала непосредственной производительной силой. Но никаких выводов по этому поводу сделано не было. Потому что это означало, что классическая бюрократия должна делиться с интеллигенцией, которая превращается в полноценный новый класс, не благами, которыми бюрократия готова была делиться (под бюрократией я имею в виду политическую номенклатуру), а властью. Но властью номенклатура, то бишь, бюрократия наша, абсолютно не готова была делиться ни с кем. И уж тем более — с этим новым классом. Который, в свою очередь, себя новым классом не ощущал.

Всё, над чем я бился со второй половины 70-х годов вплоть до того, как это рухнуло, — это попытка создать внутри данной среды прослойки, пропитанной мировоззрением. Новым мировоззрением, классовым.

Этому мешало всё: концепция бесклассового государства, классическая концепция диктатуры пролетариата, всё остальное.

В итоге, став классом по сути в системе производительных сил и оставшись прослойкой по мировоззрению и по всему остальному, интеллигенция и грохнула как себя, так и народ. Она историческую функцию не выполнила. А выполнила, наоборот, функцию антиисторическую. И отвечает, прежде всего, за совершённые ею преступления. Как потому, что именно она (наряду с обыдленным мещанством и преступностью) поволокла «Коломбину» в стойло этого «Арлекина», так и потому, что она не осознала себя в новом качестве, чему в существенной степени помешали её герои — и либеральные (типа академика Сахарова), и консервативные (типа Солженицына). Они все увели данную прослойку от осознания того, что она уже становится классом, а это мучительный переход из одного состояния в другое.

Номенклатура же не хотела делиться властью с новым классом, не хотела преобразовывать прослойку в этот новый класс, боялась до смерти этого нового класса и имела к этому определённые основания. В итоге она его грохнула вместе со страной. И решила, что лучше она превратится в буржуазию на обломках страны — в паразитарную, криминальную буржуазию, — чем начнёт с кем-то делиться властью в обновлённом Советском Союзе.

Слабейшим звеном во всей этой системе оказалась именно прослойка интеллигенции, которая должна была преобразовываться в этот новый класс, потому что её-то и грохнули беспощадно, системно. Она в ту сторону поволокла процесс. Она этот процесс обслужила. По большому счёту, она и обслужила ту же номенклатуру, которую привыкла обслуживать, только обслужила самую её грязную и подлую криминальную часть. Получила свои «30 серебряников» — и после этого, в качестве массового слоя или прослойки, начала загибаться. И превратилась в самую потерпевшую, самую социально-игнорируемую группу в стране. Никто не потерял столько, сколько она, в грубейшем социальном смысле.

Как я много раз говорил, если раньше средний рабочий, водитель машин, жил в несколько раз хуже профессора, то теперь он живёт в несколько раз лучше профессора, — не потому, что профессор живёт так замечательно, а потому, что профессор просто загибается. И эта самая прослойка — весь этот интеллектуальный субстрат — будет первым уничтожен, если продолжится псевдокапиталистическая оргия. Он не нужен. Ликвидкому он не нужен. Ликвидком всячески намекает этому классу, что надо либо валить, либо самоликвидироваться. И всё.

Небольшая часть встроилась в эти отношения и играет роль некой обслуги, кто-то уехал, все остальные загибаются.

Теперь задача состоит в том, чтобы привнести в эту группу классовое полноценное сознание, что в принципе в условиях регресса невозможно, и в условиях такой разгромленности этой группы — тоже невозможно.

В России XXIвека нет когнитариата, равно как не было полноценного пролетариата в России XIXвека.

Соответственно, Маркс мучительно думал о том, что будет делать Россия. А Ленин разрубил этот гордиев узел очень просто и абсолютно антимарксистским путём. Он сказал: «Да, полноценного пролетариата в России нет, что поделаешь! Я понимаю. („Развитие капитализма в России“ называется — очень интересная книга. Такая современная, что дальше некуда! — С.К.) Но если даже этого класса нет, а за ним будущее, то надо создать партию этого класса — и тогда создастся класс».

Если бы Маркс что-нибудь такое услышал, он бы пришёл в неописуемый ужас. Но Ленин не только это произнёс — он это сделал. Была создана партия пролетариата, фактически отсутствующего (или крайне слабого и наиболее эксплуатируемого в России — более, чем в любой другой стране мира). Была создана его партия. Эта партия действительно создала полноценный пролетариат — полноценный рабочий класс. Вот это-то мы создали с чудовищным трудом. И это сейчас уничтожено.

Если говорить о подобного рода социокультурных технологиях или о подобного рода конструированиях, то сейчас этап такого конструирования возможен. Существует раздавленный субстрат, который в этом раздавленном виде даже проще превращать в класс, чем в идиотски самодовольном, в котором он пребывал в конце советского периода.

Необходима партия когнитариата при полном понимании, что когнитариата нет. И тогда когнитариат будет, и страну удастся вывести за капиталистические рамки, потому что когнитариат и есть локомотив истории в послекапиталистическом варианте развития. Тогда как буржуа есть локомотив истории в капиталистическом варианте развития.

Если для капиталистической фазы легитимацией, оправданием, идеологией, смыслом или «надстройкой» (так говорили марксисты, недооценивая, как я считаю, масштаб проблемы) являлся модерн, то для послекапиталистического варианта найдено должно быть нечто другое. Другой проект.

Ибо ни проект «Модерн», который остаётся в Юго-Восточной Азии, как я уже много раз говорил, ни проект «Контрмодерн», ни проект «Постмодерн» нам не светит…

Значит, нужен четвёртый проект. Наш когнитариат — это субъект. А четвёртый проект — Сверхмодерн.

Вот такая пара — субъект — проект — способна (я не знаю, с какой вероятностью — в 1 %?) действительно куда-то, к фантастическим новым рубежам выволочь Россию. И это будет и новая империя (под которой я имею в виду государство, реализующее некий великий проект, вот этот четвёртый проект), и действительная перспектива для человечества, и великое будущее для тех, кто в этом живёт. Всё это будет.

Шансов на это безумно мало. Поэтому если бы можно было исправить буржуазию и вписаться в какой-то (пусть ублюдочный) вариант капитализма, чтобы выжить, то затеваться под такую судорогу было бы не нужно. Но вся беда заключается в том, что это а) фактически неисправимо и б) не может быть исправимо извне, оно должно быть исправимо изнутри. А я не чувствую ни малейших импульсов, говорящих о том, что кто-то тут чего-то хочет, что какая-то часть класса всерьёз думает об этом, при том, что, простите, ей придётся думать о такой смешной вещи, как построение капитализма в отдельно взятой стране. За что боролись, на то и напоролись.