Игорь Фесуненко - По обе стороны экватора Страница 50

Даже ложа прессы практически пуста. Рауль, вновь взявший надо мной шефство, убеждал меня не появляться раньше девяти часов вечера. Но я хотел увидеть не только кульминацию, не только дефиле лучших школ, но и приготовление и вообще — все от начала до конца, и поэтому, зная, на что иду, запасся терпением и бутербродами.

Лишь где-то около половины восьмого, когда багрянец заката упал на серый купол Канделарии и густая тень зданий перечеркнула пустую Авениду, истомившиеся туристы заметили, что она начинает оживать. Вспыхнули и погасли прожекторы: это телевизионщики ставили свет. Из репродукторов заструилась музыка. Взревели и пронеслись полицейские мотоциклы. Засверкали вспышки репортерских блицев, высвечивая губернаторскую ложу, в которой появился невысокий седеющий сеньор, воплощение спокойствия, величия и уверенности в собственной непогрешимости. Поклонившись приветствовавшим его зрителям и передав, не глядя, шляпу стоявшему за его спиной адъютанту, губернатор опустился в обшитое красным бархатом кресло, словно на пьедестал мраморного памятника самому себе. В соседнем кресле столь же величаво утвердился гость губернатора — долговязый, напоминающий французского комика Фернанделя американский посол в Бразилии Чарльз Элбрик.

Снова взревели полицейские мотоциклы, очищая Авениду от просочившихся сквозь полицейские цепи зевак, из репродукторов грянул гимн Рио — «Сидаде маравильоза», и в начале проспекта — у подножия Канделарии показалась небольшая колонна автомашин.

На переднем открытом «джипе» красовалась плотненькая веселая мулаточка в красном «бикини» с лентой «Королева карнавала» через плечо. Рядом с ней — два веселых толстяка в расшитых блестками и галунами мундирах с коронами на головах, опоясанные зелеными лентами, на которых белой и золотой вязью вышиты слова: «Гражданин Самба» и «Король Момо».

Кланяясь, улыбаясь и помахивая руками, они проехали, сопровождаемые колонной флагов и транспарантов, после чего Авенида вновь затихла. Прошло еще полчаса, и когда кое-кто из притомившихся грингос уже собрался покидать архибанкаду, браня себя за опрометчивое решение приехать на этот беспорядочный и непонятный карнавал, из репродукторов, словно прорвав плотину, хлынул, затопив Авениду, грохот батареи «Унидос де Падре Мигель». Дефиле началось!..

«Сайта-Марта», которой по жеребьевке достался предпоследний — девятый номер, обязана была выйти на исходный рубеж у Канделарии к трем часам ночи, построиться для начала шествия в пять и начать дефиле в шесть часов утра. Исходя из этого, президенсия разработала свое расписание, по которому школа собиралась в районе «Лузитании» в девять вечера, в полночь проводилась проверка готовности и начиналась погрузка декораций — «аллегорий» на грузовики, арендованные у находящейся неподалеку мебельной фабрики «Санта-Витория», где работал Зека и добрая четверть мужского состава школы. В половине второго ночи погрузка была закончена, и школа двинулась к месту сбора у Канделарии.

Разумеется, как всегда, график дефиле не выдерживался. Зелено-белая колонна «Империо Серрано», которая должна была начать шествие в девять вечера, вышла на Авениду в половине двенадцатого. Один из главных фаворитов — бело-голубая «Портела» со своими тремя тысячами пассистов и каброшас вместо половины одиннадцатого вечера двинулась в три часа, когда на посветлевшем заднике неба начали все четче прорисовываться округленные купол и башенки пока еще черной Канделарии.

«Портела», кстати сказать, избрала темой своего дефиле-представления защиту Амазонии от посягательств со стороны США. Все то, о чем в последние месяцы писали на эту больную тему газеты, сообщали телевизионные и радиопрограммы, можно было увидеть в костюмах, в «аллегориях», в самбе «Портелы». По Авениде шли рыбаки, добытчики каучука — серингейрос, охотники за алмазами и золотом — гаримпейрос. Были в рядах «Портелы» и несколько Фуллеров и Селигов, символизировавших хищников-янки, проникающих в Амазонию, грабящих ее несметные богатства.

Одна за другой с интервалом в два-три часа уходили школы с линии старта. Пятитысячная розово-зеленая «Мангейра» двинулась, когда было уже совсем светло.

Я сказал «розово-зеленая» «Мангейра», «зелено-белая» «Империо Серрано», «бело-голубая» «Портела»… Дело в том, что по традиции каждая школа самбы, подобно футбольному клубу, всегда использует в своих костюмах и декорациях в качестве доминирующих, преобладающих два цвета, по которым ее и различают болельщики.

Каждая школа выходила на Авениду, словно на поле битвы. Борьба эта началась не сегодня и не вчера. Как это повторяется ежегодно, она вспыхнула на другой день после объявления результатов прошлогоднего дефиле, когда ликовала «Портела», закатив макаронаду на пять тысяч тарелок и выставив бесплатно всем желающим пять бочек пива «Брама», когда бился в истерике президент «Мангейры» Жувенал Лопес, крича, что его школу засудили проходимцы-судьи, подкупленные «Портелой», когда занявшая необычно низкое, восьмое место «Вила Изабел» разожгла в знак траура костры, побросала в них остатки декораций и костюмов, а затем с позором прогнала всю свою президенсию.

Но уже на следующий день после этих восторгов и слез школы начали новый раунд вечной, никогда не утихающей войны. Войны, в которой отсутствуют правила и уставы, нет запрещенного оружия и все средства для достижения победы хороши.

Какие именно средства? Любые!.. Рауль рассказал мне о некоторых из этих хитроумных, иногда даже коварных, а случалось, и болевых приемах. Взять, например, прошлогоднего чемпиона «Портелу»: стремясь закрепить успех и завоевать звание «би-кампеона», то есть двукратного чемпиона карнавала, она решила на дефиле нынешнего года оснастить руководителей отдельных звеньев и подразделений своей колонны… транзисторными радиопередатчиками, чтобы они могли командовать шествием, поддерживая между собой постоянную связь. «Вила Изабел», горя желанием реабилитировать себя за прошлогоднюю неудачу, решила переманить у «Мангейры» ее знаменитую порта-бандейру. Мулатка Неиде отклонила это заманчивое предложение, несмотря на жгущую сердце обиду на директорию «Мангейры», которая отказалась помочь ей деньгами на обновление карнавального платья после того, как Неиде пришлось все собственные сбережения израсходовать на восстановление своей лачуги, разрушенной жестоким январским наводнением.

«Мангейра» тоже готовилась встретить своих соперников во всеоружии: во-первых, она отпечатала листовки, которые будут сброшены в разгар ее дефиле с крыш небоскребов Авениды. В листовках большими буквами напечатано: «Половина этот! Авениды заполнено торсидой „Мангейры“. Спасибо вам, друзья!» Купив таким образом симпатии зрителей, «Мангейра» не забыла и о настроении судей: она решила в ходе шествия вручить каждому из них по восемнадцатитомному комплекту сочинений писателя Монтейро Лобато, творчеству которого посвящалась самба «розово-зеленых».

Листовки «Мангейры» усыпали Авениду, уже залитую солнцем. А очередь «Санта-Марты» еще не наступила. Почти всю ночь и все утро, ожидая своей очереди на отведенном ей позади Канделярии небольшом пятачке площади Пия Десятого, разминались пассисты и каброшас «Санта-Марты». Разминались около семи часов подряд! Нормального человека после такой «разминки» в лучшем случае неудержимо потянет в постель. А многих придется отправлять в больницу. Но в данном случае речь у нас идет не об обычных людях, а о рвущихся в бой за звание чемпиона бразильского карнавала «академиках» «Санта-Марты». Видимо, это одна из тех экстремальных ситуаций, когда человеческий организм обнаруживает самые немыслимые и невероятные резервы и возможности.

В десять утра, когда тронулась восьмая школа — черно-золотая «Сан-Клементе», усиленный мегафоном голос распорядителя: «„Санта-Марта“ — к построению!», словно искра, упавшая в гигантское бензохранилище, зажег школу предстартовой лихорадкой. Толкаясь и теснясь, она начала выстраиваться рядом с Канделарией. В воздухе повисли крики, шум, ругательства. У доны Марии, наряженной принцессой Изабель, лопнул корсет. Кто-то потерял пряжку от башмака. Отлетело колесо у повозки с аллегорией, изображавшей дворец императора Педро Примейро. Вечные неурядицы, без которых не обходится ни один дефиле. Они всегда обнаруживаются в ту самую минуту, когда дана команда строиться, когда нет уже ни секунды на то, чтобы исправить их, когда кажется, что все пошло прахом, все пропало, и людьми овладевает тупое отчаяние. Но в этот миг звучит пронзительный свисток Зеки, и в следующее мгновение, повинуясь ему, над буйной, спорящей, негодующей, плачущей и смеющейся колонной вдруг грохотом взрывается оркестр-батарея. Пошла! «Санта-Марта» пошла!.. Пронзительно вскрикнули куики, рассыпались треском реко-реко, озабоченно зачастили тамбурины, ухнули большие барабаны и зашелестели пандейро. Длинная желто-красная колонна школы дрогнула, замерла на секунду, прислушиваясь к ритму, и потекла, заполняя собой серую полосу бетона между трибунами.