Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин Страница 52

В массовой культуре всё иначе — сейчас там поток и конвейер. Движется лента с коробками, в которые заученным движением суют одинаковые брикеты лапши и разные пакетики специй. Именно такой пакетик отличает «лапшу с курицей» от «лапши с грибами». Я очень люблю это придуманное во время написания того самого учёного труда сравнение — оно описывает идеальную конструкцию масскульта: стандартная лапша плюс пакетик колорита. В этом кулинарном царстве массовой культуры происходит настоящая гибель автора. Именно «гибель автора», а не «смерть автора». «Смерть автора» в духе Роллана Барта с рассуждением «что же касается современного скриптора, то он рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма»[127] образца 1967 года. Гибель автора наступает в серии — когда её название становится важнее фамилии на обложке, или когда фамилия хозяина франшизы становится главнее имён нанятых работников. В своё время, когда издательство «Радуга» привело на отечественный рынок любовные романы издательства «Арлекин», покупатели спрашивали продавца не об именах и названиях. Они говорили: «Есть сто двадцатый? Нет, сто пятнадцатый у меня уже есть. И сто шестнадцатый тоже… Значит, в следующий раз».

На узнаваемом переплёте рядом с названием серии, был порядковый номер и он, совершенно по-библейски, убивал автора. «Поэтому Мерлин Монро — навеки Мерлин Монро, а не Норма Джин Бейкер Мортенсон, Мадонна так и остаётся для потребителя Мадонной, хотя бы и он знал, что её зовут Мадонна Луиза Вероника Чиччоне. В ранней российской массовой литературе псевдоним часто брался Автором из-за того, что сам Автор и его круг воспринимали коммерческий заказ как нечто-то недостойное и дистанцировались от своего текста придуманным именем. Смыл дистанции был не только во вторичном имени, но и во вторичном тексте, за который автор не намеревался отвечать ни перед потомками, ни перед современниками. Кстати, самый известные псевдонимы, выбирались по причинам профессиональной корректности и корпоративной этики — Александра Маринина (Алексеева) и Кир Булычёв, а так же Всеволодов (Можейко) — вот примеры псевдонимов, превратившихся в нормальные торговые марки. Но есть ещё и пушечное мясо массовой литературы, превратившееся в однородную массу. Интересно, что это не ставит крест на качестве текста в целом. Нам не обязательно, чтобы на одноразовой зажигалке стояло клеймо „Картье“, в девяноста девяти случаях из ста важно только то, чтобы она без осечки произвела на свет огонёк. Функция валовой, серийной литературы иная, нежели чем функция авторских марок»[128].

Есть очень интересное обстоятельство с такой кадровой позицией, как «автор»-журналист, из-за особой роли журналистики, вытесняющей литературу. Раньше бытовала фраза «каждый журналист мечтает быть писателем», или «журналист — несостоявшийся писатель». Сейчас происходит обратный процесс — журналист становится демиургом, видоизменяющим события. Он, естественно, главнее писателя, а ещё лучше на рынке себя чувствует гибридный вариант.

Журналистика — это имитация компетентности. Журналист, который пишет обзорную статью, становится некоторым, пусть поверхностным специалистом в узкой области. Потом он делает текст на другую тему, затем — на третью. В этом отличие компетентности журналиста от собственно специалиста, который занимается всю жизнь одним и тем же делом. Писатель, а у нас «писатель должен жить долго» — потому что он может, прожив долго, написать мемуары. То есть стать интересным не за счёт своего творчества, а за счёт рассказа о заведомо интересных людях. Вот та стратегия, которую осуществляет журналист не в старости, не в отдалённом времени, а здесь и сейчас.

Кто автор книги интервью? Тот, кто задавал вопросы, или тот кто отвечал? Часто журналист, превращающийся в «автора» опускает свои вопросы и перед нами появляется книга, автору которой 150.000.000 имя. Кому выписывать чек — непонятно. Казус недавнего Нобелевского лауреата чрезвычайно полезен для рассуждений о современной жизни понятия «автор». Впрочем, я уже подробно говорил об этом. Да и, кстати, не раз.

Корреспондент становится важнее участника событий. Оператор со своей камерой важнее корреспондента. Потому что, если он не осуществит съёмку, настоящей новости как бы и не было вовсе. Эта мысль растёт из известной статьи про отсутствующую в Заливе войну. Но, конечно, наше рассуждение немного другое, — оно о том, что если технический ресурс цивилизации не донёс событие для потребителя, то его нет. Если съёмочная группа размагнитила кассету, то никакой пафос тележурналиста не поможет.

Журналист становится главнее предмета, о котором пишет, ведущий — значимее гостей, пришедших в студию, а мнение книжного рецензента важнее мнения «автора» книги. Сменяющие друг друга журналисты становятся самыми известными авторами-акторами политики. Причём журналист обладает так же почти дипломатической неприкосновенностью. Он существует как священная корова общества потребления. Но это большая тема — здесь важно другое: журналист-транслятор часто превращается не в писателя, а в Автора книги. Эта книга компилирует результат его журналистской деятельности — сведённые вместе интервью или распечатанный закадровый текст. Кажется, Достоевский в «Дневнике Писателя» осуществлял, журналистскую функцию, потому что ему было мало социализации как писателя. Современный журналист движется, наоборот, от периодики к «авторству».

Эти разнонаправленные потоки — как два символа двух времён. Кто «автор» книги про то, как собаки лают, руины говорят, а нас окружает мировой заговор, медленно сжимая кольцо? Сценаристы многочисленных передач? Говорящий головы в этих передачах? Редакторы? Так можно дойти и до осветителей. Нет, автор тот, кто обозначен на обложке.

Идея о том, что «автор» сделал всё сам, проверив в конце труда орфографию и пунктуацию, давно покинула мироздание.

02.07.2018

​Пение в церкви (О девушке Блока)

Таким образом, я констатирую, что все страсти, все робкие попытки автора, все доводы, которые он приводил или не мог приводить, чтобы объяснить, зачем он пишет, либо ничего не значат, либо не стоят того, чтобы о них говорить.

Эжен Ионеско

Одно из самых известных стихотворений Блока «Девушка пела в церковном хоре…» написано в августе 1905 года. Несмотря на все его религиозные детали и образы, оно было на слуху и в советское время, и осталось в круге чтения сейчас, когда приличия в знании классической поэзии сильно пересмотрены. И оно — хороший повод для разговора об одной важной традиции — объяснения тайн литературы.

Нормативная русская критика XIX века очень любила вопрос «Что нам хотел