Николай Непомнящий - Военные загадки Третьего рейха Страница 53

Вскоре после вступления в должность я предложил генералу Гальдеру, чтобы офицер Ic (военный разведчик)был того же звания, что и Ia; это предложение было встречено с пониманием, особенно в высших эшелонах, таких как группы армий и армии. Хотя Ia продолжал быть primus inter pares, военный разведчик по крайней мере имел то же звание. В результате последний стал более влиятельной персоной; к его словам относились с большим уважением, чем прежде, и его докладам и сводкам придавали большее значение.

Вторая проблема, с моей точки зрения, крылась в слабо развитом сотрудничестве между отделом «Иностранные армии Востока» и другими основными разведслужбами, особенно абвером адмирала Канариса. Например, абвер часто предоставлял мне очень важную информацию, но их аналитическая работа оставляла желать лучшего.

Это происходило не из-за халатности или недостатка заинтересованности. До этого момента инициатива была в руках германской армии; каждая кампания оканчивалась быстрой и убедительной победой. Поэтому было естественно, как я отмечал в записке в декабре 1944 года, что внимание органов военной разведки и тактического командования в первую очередь концентрировалось на текущих событиях и ближайшем будущем. Абвер плохо справлялся с этой задачей, так как в его распоряжении было очень мало времени на пересылку результатов расследования. Во время стремительных наступлений мы полагались в основном на передовую разведку и прощупывание обстановки самими боевыми подразделениями. Это вполне удовлетворяло нас, правда, теперь я уже с удивлением вспоминаю, какие точные выводы мы делали на основе такого примитивного материала. Провал летней кампании 1941 года положил конец этой стадии. Противник овладел инициативой — по крайней мере на тот период, — и нам предстояло в первую очередь составлять перспективные сводки о боеготовности и стратегических целях противника, если мы не хотели неприятных сюрпризов.

В этой ситуации я обратился к Канарису, пытаясь убедить его расширить сферы сотрудничества. Он был главой иностранного и разведывательного отделов ОКВ. Первый отдел следил за деятельностью наших атташе в дружественных и нейтральных странах. Второй — абвер — подразделялся на три службы:1-я служба — шпионаж, под руководством полковника Пьекенброка; 2-я служба — саботаж, под руководством полковника Лахузена;3-я служба — контршпионаж, под руководством полковника фон Бентивеньи. У абвера была собственная разведывательная сеть, в которой были задействованы, как и в британской службе, в основном свободные агенты, доказавшие свою надежность. Но у Канариса не было группы для анализа поступающей информации: сырые материалы поступали прямо к заинтересованным лицам, и интерпретация любой разведывательной информации зависела от интеллектуальных способностей реципиента. Ввиду отсутствия какого-либо систематического анализа, который бы шел параллельно со сбором информации из источников, находившихся в распоряжении абвера, важность некоторых сведений могла быть преувеличена, в то время как другие факты проигнорированы. (Из урока, который я почерпнул в процессе сотрудничества с абвером Канариса, я сделал надлежащие выводы, и, когда после 1945 года начала действовать организация Гелена, я сразу же создал аналитический отдел с высококвалифицированными специалистами; я делал все возможное, чтобы развеять миф, будто секретные службы должны опираться исключительно на секретные источники и игнорировать доступные — так называемую открытую информацию — газетные стенды и книжные магазины.)

У Канариса, конечно, были свои проблемы в 1942 году. С развалом многих его сетей в странах, ставших нашими врагами, с началом войны работать стало труднее. В Соединенных Штатах ФБР прикрыло практически все немецкие контакты; но, как я уже говорил, словоохотливые американские газеты и журналы позволяли ему закрывать брешь до восстановления связей. Еще одна проблема состояла в том, что с 1933 года нацистская партия под крышей так называемой Иностранной организации и СД Мюллера (служба безопасности) пыталась создать конкурирующую разведсеть, действуя зачастую дилетантски. Канарис оказался в неприятном положении, так как руководство ОКВ не предоставляло ему необходимую поддержку.

Главное управление имперской безопасности (РСХА), в которое гестапо, криминальная полиция и СД неофициально вошли в 1936 году и которое Гиммлер официально учредил в сентябре 1939 года, в частности, боролось за контроль над шпионской деятельностью и контршпионажем. В 1933 году Гитлер одобрил прошение министра обороны, и теперь Министерство обороны целиком отвечало за контршпионаж и контрсаботажные операции для защиты государства, национальной экономики и вооруженных сил. Но к 1935 году стало ясно, что Гиммлер и верный шефполиции Рейнхард Гейдрих не намерены следовать указу Гитлера. Так, в 1935 году было создано Специальное управление Штайна, которое проводило расследование по делам о предательстве в интересах гестапо, СД и вооруженных сил. Оно вошло в РСХА, стремясь фактически завладеть правами абвера. В ответ абвер переключился на самого Штайна, но он уехал за границу и под псевдонимом Пфайффер пытался работать на поляков и англичан (впрочем, не слишком успешно). Это явное вмешательство в сферу его влияния побудило Канариса сойтись ближе с доктором Вернером Бештом из РСХА. Вместе они разработали основу для сотрудничества, «десять заповедей» 1936 года, которые определяли основные сферы взаимодействия абвера с гестапо и СД и четко разграничивали их функции.

Два года спустя тщательно закамуфлированная зарубежная разведка СД была преобразована в 6-е Управление РСХА, возглавил которое в июне 1942 года Вальтер Шелленберг. В мае 1942 года, или спустя примерно месяц после моего назначения руководителем отдела «Иностранные армии Востока», между СД и абвером было достигнуто новое соглашение на основе так называемой «программы десяти пунктов», разработанной Шелленбергом. Переговоры вели Канарис и полковник фон Бентивеньи, с одной стороны, и руководитель 4-го Управления РСХА Генрих Мюллер — с другой. Только тогда шпионская деятельность СД за рубежом стала легальной, и Канарис вынужден был согласиться также на их военную разведку за рубежом. Эта уступка явилась началом заката абвера и предвещала передачу контроля над всей разведывательной службой в руки шефа РСХА Гиммлера. Несомненно, Вальтер Шелленберг был движущей силой, помогавшей СД прибрать к своим рукам шпионские и саботажные операции. Канарис всегда предупреждал меня, что Шелленберг — опасный противник; но он был умным и дальновидным человеком, и многие с уважением отзывались о его профессиональных качествах. Я слышал, что он хорошо сработался с людьми Канариса во времена сотрудничества между абвером и ведомствами государственной полиции; но все переменилось, когда Шелленберг стал руководителем разведслужбы Гиммлера. Канарис, сам человек высоких моральных принципов, возможно, считал, что верность Шелленберга не требует доказательств.

Свою первейшую задачу я видел в установлении тесных контактов между абверовской сетью Канариса и различными военными командованиями. В мирное время, если не считать информационных контактов с Министерством обороны, абвер был связан с военным командованием только на уровне военных округов в лице офицера 1с/А0. С мобилизацией даже эта тонкая ниточка оказалась разорванной, так как 1с/А0 теперь должен был действовать в полном объеме как разведчик в передовых штабах армейских соединений.

Организация Канариса владела высокомобильными передовыми разведывательными подразделениями, подчинявшимися трем контрольным станциям (под кодовыми названиями Валли I, Валли II, Валли III), укаждой из которых были свои задачи. Я попросил его разрешить мне контролировать подразделения абвера на восточном фронте, кроме Валли II (саботажные команды), которая мне не могла пригодиться в данной ситуации. Я сказал Канарису, что не буду никоим образом вмешиваться в их работу, но перед нами стоит задача найти более быстрый способ доставки информации командующим на фронтах. О его готовности сотрудничать свидетельствует то, что он согласился, не колеблясь ни секунды.

Первое, что я сделал, это переместил контрольную станцию Валли I с прежнего места дислокации — к востоку от Варшавы — в Николайнен, что находился в двадцати милях от главного полевого штаба армии (ОКХ) в Ангербурге, с тем чтобы связь между секретными разведподразделениями и моим отделом «Иностранные армии Востока» была как можно более быстрой. Валли I под командованием майора Германа Бауна контролировала агентов и особые разведывательные подразделения, действовавшие по всему восточному фронту; сам Баун был низкорослым кареглазым немцем, уроженцем России, который свободно, без акцента говорил и по-немецки и по-русски. Он оставался под контролем моего разведотдела до конца войны, а также после нее. Моя новая организация обеспечивала быструю передачу информации с линии фронта в отдел по двум параллельным каналам: первый — цепь офицеров 1с на каждом командном уровне и второй — абверовская цепь с посыльными на каждом уровне. Разведотдел на линии фронта докладывал обстановку одновременно офицеру 1с на уровне армии и абверовской передовой разведгруппе на уровне группы армий. Последний потом сравнивал эти отчеты и, в свою очередь, докладывал 1с на уровне группы армий и абверовской главной контрольной станции майора Бауна, Валли I. Баун в первую очередь докладывал моему отделу, используя и отчеты передовых разведгрупп, которые дошли до него, и результаты своих собственных абверовских операций. Ведомство Канариса, в свою очередь, получало копии всех отчетов, поступавших в отдел «Иностранные армии Востока». Наконец, для ускорения процесса связи я отдал приказ, чтобы ежедневная сводка составлялась одновременно на всех уровнях; в результате каждый офицер 1с был готов передать своему командованию исчерпывающую разведсводку уже к вечеру.