Анатолий Черняев - 1991 год - Дневник помощника президента СССР Страница 54

Был вчера такой разговор с Ревенко. Я ему накануне написал записку о своем "аппарате": женщинах, консультантах, которые вот уже второй месяц сидят друг на друге в 14-метровой комнате, о Брутенце: что он не может быть моим замом и его надо куда-то определить -- "по типу" Загладина.

Он мне по пунктам ответил. Но существенно для меня следующее: последний пункт был такой -- "Как Черняева-то теперь называть?" То есть с учетом того, что Шаха сделали государственным советником, а я отказался, но обусловил, что не хочу оставаться на уровне Егорова или Ожерельева (Ревенко согласен: я, говорит, даже не знаю, чем они занимаются. Поручение М. С. дает только двоим: вам и Шаху... Я ему, т. е. Горбачеву: у вас 18 помощников и советников, а я, руководитель аппарата президента, не ведаю, что они делают!). Ревенко предложил: давайте назначим Черняева "специальным помощником по международным вопросам" и еще одного -- помощником "специально по проблемам безопасности". М. С. отмолчался. Ну, вы, говорит Ревенко, лучше меня, наверное, понимаете, что означает такая его реакция. Я еще раз повторил свое предложение, но он перевел разговор на другую тему.

Какие выводы? А такие, что были мы, как любят говорить Яковлев и Шахназаров, -- "в писарях" (а точнее, если по-старорусски, в дьяках). В этом качестве мы ему и нужны...

Это почти все. В кадровых делах он меня не признавал и не признает. А сколько можно было бы "предотвратить"! В подходе к политическим вопросам (даже -- международным!) "прислушивается", и то не всегда и не полностью, а если и учитывает, то с опозданием. И при этом уверен, что как раз и правильно было "опоздать": теперь-то, мол, вот в самый раз. Тут у него должностной принцип: назначил Шеварднадзе -- значит, он самый умный в порученном деле; назначил Бессмертных -- он стал самым умным в международных делах; назначил Панкина -- он стал мгновенно умнейшим и самым компетентным...

(Кстати замечу: Панкин мне нравится решительностью и готовностью "брать на себя"... Например, взял и установил дипломатические отношения с Израилем, будучи в Иерусалиме, не после начала конференции в Мадриде, "как договаривались", а до!)

Может, мне попроситься послом в Израиль?! Хо-хо. Вот удивится-то М. С.!! Но это будет и "мягкий" вызов -- ответ на его "уважительное" отношение.

Так вот: не считая вышеупомянутого, какой еще вывод? Пойти и прямо ему сказать, что пора бы подумать ему и о моем достоинстве, в том числе и в смысле зарплаты -- квартиру, например, хочу покупать, а у меня в "загашнике" всего 14 000 рублей. Что с ними сделаешь?.. Говорят, квадратный метр увеличился в цене втрое. Думаю, мол, и о пенсии. Пора. Мое время тоже прошло... Некоторые мои жанры уже не требуются и в дело не проходят. К тому же и кардиограмма от недели к неделе ухудшается. Готов подать заявление хоть сегодня. Интересна будет его реакция... Да какая там реакция, если даже самоубийства (Ахромеев, Кручина) не вызвали в нем особых переживаний. Он "занят", ему каждый день надо одерживать победы, хотя бы видимость побед. Это требует колоссальных усилий. Прав автор "психоанализа" в "Культуре".

21 октября

Вчера поехал на кладбище, куда Неля уехала к своей матери. Разминулись. Это -- за Павшино, за Красногорском, по Пятницкому шоссе.

Оставил Николая Николаевича (шофер) у ворот, пошел по главной аллее: вперед -- сколько глаз достает, направо налево -- то же. Сотни тысяч могил, если уже не миллионы. Довольно ухоженные. И тысячи и тысячи людей, в том числе на автобусной остановке, где бабок подхватывают и кидают внутрь, а потом уминают молодые. Кто-то копает, кто-то что-то еще ковыряет, многие соорудили столики у могил и расположились выпивать и закусывать. Видимо, это способ ("наш") примитивного общения с вечным. Может быть, жажда по ритуальности, которая у нас была превращена в парадность... Может быть, что-то фрейдистское. У меня мертвые во всех видах вызывают отвращение... или содрогание. Пусть меня накажет Бог или молва, но я ни разу не был на могиле матери. Однажды -- и то, будучи затащенным туда Васькой Кремневым (мужем сестры), -- побывал у ниши с урной отца в колумбарии. Мои размышления о "бессмертии" никогда не увязываются с мертвыми, с покойниками.

Вернулся на Севастопольский и у подъезда встретил Нелю с сумками. Она не огорчается такими недоразумениями и вызывает восхищение философским отношением к бытовщинке -- очередям, сумкам и прочему. Обедали... Как всегда, я жаловался на то, что происходило со мной и вокруг меня на неделе: вот бы диктофон подставлять! Какой бы дневник был...

Николай Николаевич подвез Бианку к 16 часам, поехали было домой, но я вспомнил, что трижды обещал Карякину заехать и обманывал, а он -- рядом, на улице (пока!) Ивана Бабушкина. Позвонили, явились. С Бианкой они (Юрка и Ирка) не виделись с 1967 года, со второй "их Праги". В новой квартире они три месяца: жилье интеллектуалов!.. Посидели часика три под хороший чай.

Спиртного не оказалось. Яростно обсуждали путч и людей в нем. У Ирки с Юркой есть подробности, которые стоило запомнить. Кстати, оказалось, М. С. по прибытии из Фороса ждали толпы у Белого дома с плакатами, транспарантами и пр. -- до 4 утра, а он не явился. Но я не помню, чтоб в Форосе перед отъездом или в самолете Силаев или Руцкой сказали ему, что его ждут. Напротив, Руцкой очень беспокоился о его безопасности даже после прилета. В самолете все "допрашивал" -- "куда вы поедете?" М. С. сказал: на дачу... "А небезопасно? Может, на московскую квартиру? Я там на всякий случай тайную охрану выставил!" Но М.С. ответил, что и на даче, наверное, теперь охрана есть... Семья устала, не будем разъезжаться по разным местам и т. п. А оказывается, его ждали, и неявка вызвала, говорят теперь, обиду и разочарование... даже у итальянцев, как свидетельствует Бианка: она тоже сидела ночью у телевизора, там у себя, в Ливорно.

Но потом была уже просто грубая ошибка, когда он на другой день не поехал на "митинг победы" на площади "Свободной России"... Занимался вместо этого сочинением указов о назначении... Моисеева, Шебарши-на, разных зам.министров на места проштрафившихся министров.

Впрочем, может, они так "договорились" с Ельциным, который не хотел ни с кем делить ни капли победной славы и подставил М. С. под растерзание своего парламента несколько часов спустя.

Карякин допускает, что так и было. Он предупредил о двух вещах: Горбачева люто, животно ненавидит окружение Ельцина во главе с Бурбулисом... На заседании Съезда народных депутатов РСФСР готовится акция (какая, он не знает) против М. С. КПСС, наверное, объявят преступной организацией.

Читаю письма Пушкина. Это, наверное, впервые живой и вполне современный русский язык (ну, за исключением отдельных выражений и "устаревших" слов). Вся манера такая же, как говорят современные интеллигентные москвичи.

У Розанова я прочел: Толстой -- гений, но не умен... Пушкин -- и то и другое -- большая редкость. А как Ленин? -- задаю я себе вопрос. -- Умен, безусловно, а гений оказался "не прав", хотя, может быть, гениальность определяется по последствиям "в своей сфере".

2 ноября 1991 года

Заглянул: оказывается, с 21.Х ничего не записал. Между тем имел с М. С. крупный разговор о своем положении и аппарате, после того как зам. управляющего делами сообщил мне, что, как помощнику (по новой структуре), мне полагается лишь секретарша -- и никаких консультантов...

Разговор по селектору с подключением Ревенко... "Он (т. е. Черняев) мне проходу не дает", -- заявляет Ревенко, не зная, что я слышу. И это -- после вежливых разговоров и похвал в мой адрес в сравнении с другими помощниками.

М.С. ему круто: разберитесь... И резолюция: дать Черняеву все, что он просит.

Подготовка к Мадриду (конференция по Ближнему Востоку). Речь Горбачева и других прозвучала на открытии "лучше" бушевской: американцы толкали меня в бок (Скоукрофт -- справа, Сунуну -- слева, а потом посол Страусе) и показывали большим пальцем -- "во!".

Я было стал отказываться ехать в Мадрид. М. С. просмотрел составленный мною список... Взглянул, понял, спросил: "Ты что -- всерьез не собираешься?" -- и вписал в состав делегации (а не сопровождающих!). Он усек: я не хочу близко общаться с Р.М.

Что было в Мадриде?

Перед началом ближневосточной конференции Горбачев и Буш, сопредседатели конференции, основательно обо всем поговорили в присутствии Бейкера, Скоукрофта, Панкина.

М.С. начал с похвалы в адрес обоих: созыв такой конференции -- еще один пример эффективного сотрудничества СССР и США в мировой политике. Для М. С. это особенно важно в момент, когда, как он сам сказал Бушу, и у нас, и у вас задаются вопросом: а есть ли Советский Союз и кого представляет Горбачев? Выразил признательность президенту и Бейкеру, администрации США за "взвешенную линию" в этом вопросе.

Согласовали тактику поведения каждого и обоих при открытии конференции и потом: действовать так, чтобы стороны (арабы и Израиль) взяли на себя решение вопросов, а не спихивали на сверхдержавы.