Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г. Страница 54

Насколько мы Вас поняли, второразрядность для Вас это прежде всего отсутствие острой проблематики и предмета для споров. Ну, во-первых, мы не можем согласиться с этой точкой зрения уже потому, что существует масса книг, великолепных, перворазрядных и, тем не менее, лишенных сколько-нибудь заметной проблематики. Правда, проблему всегда можно примыслить, либо раздуть, но никто не убедит нас в том, что «Иметь и не иметь», «Один день Ивана Денисовича» и «Тихий американец» великолепны потому, что проблемны. Они великолепны потому, что это огромные куски жизни и правды, сделанные руками мастеров так, что заставляют сопереживать. Если говорить о себе, то в нашей работе проблематика составляет очень важную, конечно, но не единственную задачу. Не меньшее, а иногда и большее значение для нас играет квазиреальный мир, в котором мы ставим и решаем (или не решаем) проблему.

Возьмем, к примеру, туже «Далекую Радугу». Повесть вышла из идеи, которая однажды вошла в наши головы: в условиях безграничного роста духовных потребностей возможны кризисы, возникающие как результат несоответствия между количеством идей и количеством ульмотронов. (Кстати, в знаниевском варианте важный кусок повести, содержащий теоретическое обоснование происходящего, по некоторым причинам выброшен. Это, несомненно, не могло не способствовать созданию ложного впечатления полной бесконфликтности повести и случайности катастрофы.) Но важна нам была не только эта идея. «Далекая Радуга» это еще одна попытка моделирования будущего, попытка построения мира, управляемого определенными (пусть спорными) законами и населенного живыми, по возможности, людьми. Нас интересовало не только теоретическое (проблемное) обоснование катастрофы, но и поведение, поступки, мысли людей, попавших в эту катастрофу. Короче говоря, не только идеи, но и эмоции. Читатель должен не только обдумывать, но и сочувствовать. (Между прочим, мы с большим интересом проследили Ваш анализ «Радуги» и, учтя, что Вы читали только знаниевский вариант, почти со всем согласились. Только вот насчет мер предосторожности и тысяч звездолетов на Радуге… Дело ведь в том, что, по условию, полигон на Радуге существует тридцать лет, и роковая Волна была не первой, и не одну уже Волну благополучно удерживали «харибды». И физики — тоже люди, а где люди, там и дети, а за тридцать лет успешных сражений с Волной неизбежно должно было прийти ощущение достаточной защищенности. Никто же не прикрепляет огнетушителей к спичечным коробкам и не ставит на каждом оживленном перекрестке санитарный пост.)

«Радугу» в «Новом Мире» не взяли совсем не потому, что она беспроблемна. Просто мы ее туда не давали. И вообще мы не верим, что «НМ» взял, скажем, «Чужого» Липатова, повестушку вяловатую и слабоватую, за острую проблематику. Проблематику сочинили уже потом — в «Литгазете». А в «НМ» И. А. Ефремов рекомендовал «Трудно быть богом». И «НМ» ответил, что, да, пожалуй, если он так настаивает, то они из уважения к нему попытаются найти время, чтобы ознакомиться с рукописью. После этого все мы скисли и рукопись посылать не стали, а взяли ее и отнесли в «Москву». Там ее расхвалили, пообещали немедленно напечатать, но потом кто-то там с кем-то поссорился и вместо «ТББ» напечатали статью Лукьянина, а рукопись спустя некоторое время вернули без всяких объяснений. Что же касается «Радуги», то она через знакомых попала в «Звезду», и знакомые попытались ее там протолкнуть, но у замглавного «Радуга» почему-то сассоциировалась с безыдейной деятельностью некоторых пробуржуазных деятелей в нашем искусстве, и было объявлено, что только через его труп. Как видите, здесь проблемность даже помешала. Это мы не жалуемся, поймите нас правильно. Мы просто стараемся Вас убедить, что свой журнал фантастике необходим.

Теперь о стуках в сердце. Мы, по-видимому, неясно выразились. Мы говорили не о стуке в нашем сердце, мы говорили о стуке в чужом сердце. Например, у Колпакова пепел стучит в сердце, но, как известно, никто его не слышит. У некоторых наших знакомых стучит, но не так, как хотелось бы. И так далее.

А о гауссиане мы заочно, видимо, так и не договоримся.

Очень жалко, что Вас не приняли в Союз. Экое идиотство! И надолго эта опала?

Желаем успеха. Ждем Ваших писем по ленинградскому адресу: <…>

Работаем сейчас над шутливой повестью-сказкой «Понедельник начинается в субботу», первая часть ее опубликована в «Фантастике 64», только что вышел сигнал.

16 сентября в газете «Вечерняя Москва» выходит статья Всеволода Ревича с подзаголовком «Раздумье над книгой» — рецензия на книгу АБС ДР-ТББ.

Фантастика Аркадия и Бориса Стругацких завоевала неизменную и заслуженную любовь читателя (можно было бы добавить — при одновременном равнодушии или даже несправедливо неприязненном отношении критики). Эти писатели сравнительно недавно появились в литературе, и легко заметить, как от книги к книге растет их литературное мастерство, утверждается собственный почерк, как все более усложняются, становятся весомее и масштабнее задачи, которые они ставят перед собой. «Молодая гвардия» издала недавно новую книгу братьев Стругацких, состоящую из двух повестей — «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом». И, пожалуй, это лучшее из того, что выходило в свет за их подписями.

Произведения А. и Б. Стругацких отличает любовь к деталям, к точно найденным подробностям. Большинство сцен выписано у них так выпукло, так зримо, что невольно начинаешь верить, будто всё это случилось на самом деле.

Но все же не наука и техника, не детали конструкций, не развернутая мотивировка фантастических гипотез главное в произведениях Стругацких. Авторы поставили перед собой в первую очередь другую задачу — показать людей будущего, их мысли, заботы, переживания, сомнения, мораль. Было бы преждевременным сказать, что они во всех случаях добиваются полного успеха, но есть несомненные удачи, в частности образ героя «Далекой Радуги» (и некоторых других книг) космонавта Леонида Андреевича Горбовского.

«Далекая Радуга» — остроконфликтная вещь. На планете Радуга, отданной в распоряжение физиков, в результате дерзкого эксперимента случилась беда. С полюсов к экватору начинают двигаться два гигантских всплеска вырожденной материи — огненные Волны, испепеляющие всё на своем пути. Попытки остановить их кончаются неудачей. По времени действие повести обнимает всего несколько часов, тех часов, которые остаются в распоряжении жителей Радуги. Выбора и выхода нет, на космодроме — один маленький звездолет, который — и то с трудом — может спасти только детей.

Мы уже познакомились немного с людьми, живущими на Радуге, до катастрофы. Они очень похожи на нас — шутят, поют, любят, ссорятся из-за недостающего оборудования. Но вот наступает час испытания. «Игра кончилась, мальчики и девочки, — говорит Горбовский подросткам, которые отказываются идти в звездолет, уступая место воспитателям, — перед вами жизнь, какой она бывает иногда, к счастью, редко». Больше всего потрясает в поведении этих людей, над головами которых уже встают аспидно-черные стены, полное спокойствие. Каждый выполняет свой долг, ученые пытаются спасти хоть что-нибудь из научных трудов. Никакой паники. И здесь мы начинаем чувствовать, что это люди, которые в чем-то выше, совершеннее, сознательнее нас. Впрочем, не надо клеветать на своих современников — каждый из нас слышал и читал, а может быть, и встречался с теми, кто в подобных ситуациях вел себя не хуже, чем далекие потомки. Ну что же, мы должны гордиться тем, что среди нас уже много людей, чьи жизненные принципы, мораль, убежденность станут в будущем нормой для каждого.

Но это подвиг-порыв, к тому же вынужденный, ибо люди находятся во власти обстоятельств. А вот подвиг, который должен совершить главный герой «Трудно быть богом» — Антон, требует ежедневного, ежечасного напряжения всех его духовных сил. Чтобы дать представление о том, что делает Антон, можно поставить один, на первый взгляд, странный вопрос: представьте себе, что каким-то образом вы очутились на римской Площади Цветов в то время, когда торжественная и страшная процессия инквизиторов вела на костер Джордано Бруно, а кругом бесновалась толпа, приученная к подобным зрелищам. Что сделали бы вы? Мрачно промолчали, стали агитировать за гуманизм, бросились на палачей, начали бы стрелять в толпу? Что? И что вообще нужно делать в подобных случаях, если развитая, гуманистическая цивилизация столкнется с дикостью и мракобесием? Именно на такие очень непростые вопросы должен отвечать Антон — он же Дон Румата, — по собственному желанию и по воле землян посланный на планету, где «правит бал» феодальное варварство. Его задача как раз и состоит в том, чтобы на месте изучить возможность для помощи тем, кто нуждается в ней, в первую очередь тамошним Джордано. Но можно представить себе, как трудно Антону и его товарищам, выросшим в обществе, где человек, человеческая индивидуальность, тем более человеческая жизнь — явление высшей ценности, смотреть на пытки, костры, разврат.