Петр Хомяков - Свои и чужие Страница 55

Если бы авторы нетрадиционных концепций истории на этом остановились, они были бы неуязвимы. И традиционным историкам рано или поздно пришлось бы признать соответствующие факты и начать пытаться строить картину древней историю заново в полном соответствии с уровнем современного естествознания, математики, астрономии.

Однако все критики официальной истории впали в соблазн построить свою альтернативную последовательность событий, свою «глобальную хронологию». И в этих своих построениях они оказались весьма уязвимы и для историков-профессионалов, и для своих коллег по естественным наукам.

Причём, надо признать, зачастую уязвимы гораздо больше, чем их оппоненты из традиционного лагеря.

Здесь не место рассматривать все ошибки и нестыковки, которыми оказались щедро сдобрены концепции «альтернативной истории». В качестве курьёза отметим, что опираясь на одни и те же факты, различные авторы-«альтернативщики» приходят к совершенно разным выводам.

Так, тот же А. Т. Фоменко и группа его последователей, отрицая «татарское иго» в России, делает вывод, что наводящая ужас «Орда» и была самим древнерусским (славяно-тюркским) государством, контролировавшим огромные территории и всю восточную торговлю тогдашней Европы.

Другие же авторы, например С. Валянский и Д. Калюжный, тоже отрицают реальность татарского ига. Однако утверждают, что иго всё-таки было, однако не тюркское, а крестоносное немецкое. И «орда» – это крестоносный рыцарский «орден». А казачий «гетман» – это немецкий «гауптман».

Как видно из этого примера, альтернативная история может иметь много различных вариантов интерпретации.

И… не может рассматриваться всерьёз.

Но и традиционная официальная древняя история данными современных точных и естественных наук весьма сильно поколеблена.

В этой связи официальная версия истории может быть корректно с научной точки зрения восстановлена только, если подходить к ней с позиции сталинского следователя, который подозревает тотальную фальсификацию всего и вся. Если удастся опровергнуть обвинения этого «следователя», тогда история древнего мира как наука будет воссоздана.

Автор неспроста применил здесь полицейскую формулировку. Современная наука, отлившаяся в Новое время, рассматривала научную методологию как «допрос Природы под пыткой». Этот дух сквозит в предельно жёстких рассуждениях Декарта и Бэкона. То, что не выдерживает такого испытания, наукой не является. Хорош или плох такой подход – вопрос в данном случае не главный. Но в этом суть современной науки.

Пока историки отказываются подойти с такими мерками к своим источникам, которым они «доверяют». Что ж, это их право. Но тогда право учёного-естественника рассматривать многочисленные вариации и интерпретации древней истории как один большой миф, а историков – как исследователей мифа.

Кстати, иногда иные мелкие детали и «подсознательные» иносказания важнее развёрнутых прямых свидетельств. Например, в России в школах одни и те же учителя преподают взаимосвязанные предметы «русский язык и литературу». В республиках СССР преподавались «родной язык и родную литературу». А, например, в Венгрии как один предмет преподают «венгерскую историю и литературу». Аналогичная ситуация и в ряде других стран Европы.

Так что в подсознании иных народов история и литература не слишком отличаются. Одни мифы пересказаны в романах и поэмах, другие в псевдообъективных «исторических источниках».

В то же время практика показывает, что даже миф не стоит отвергать. За ним, несомненно, есть что-то реальное. Однако обращаться с мифом можно достаточно вольно. В вагнеровском стиле: «Не ищите историческое в нибелунгах, ищите нибелунгово в истории». Перефразируя это в рамках нашей темы, можно сказать, что мы не будем искать реалии в исторических мифах, мы будем иллюстрировать наиболее вероятные реалии событий историческими мифами.

А с настоящей научной строгостью подойдём как раз к построению соответствующих ситуационных реконструкций.

Мы понимаем ограниченность подобного подхода. Но мы не собираемся «писать историю» в стиле современных историков-«альтер-нативщиков», с именами и датами. Мы будем восстанавливать лишь последовательность цепи определённых событий и узловые звенья этой цепи. Звенья, сам факт существования которых бесспорен, и которые по объективным причинам геоэкологического, технологического и демографического характера в любом случае не могли быть пропущены. Но как раз в силу упомянутых объективных причин эти звенья (эпизоды) могли быть реализованы только на вполне определённых территориях и по вполне определённой последовательности.

С помощью подобных реконструкций мы хотим отследить на уровне самых общих тенденций те объективно обусловленные направления развития цивилизации и государства как института, которые вызвали появление определённых проблем и перспектив белого человечества и русского народа, в частности.

Но, отвлекаясь от темы нашей главы, не можем не отметить, что у идеологов и «пророков» начавшегося века появляется уникальная возможность захватить пока пустующее перспективнейшее пропагандистское поле. Ибо «кто владеет прошлым – владеет будущим». Странно, что реальные игроки на современной политической и идеологической арене пока не заметили этой возможности.

Не менее странно, что к такой уникальной возможности прославиться и стать «новыми мэтрами» оказались хладнокровны молодые историки. В наше время они могли бы позволить себе подобную вольность.

А игра стоит свеч.

2. Первая империя. Начало экспансии. Палестинский узел

Итак, во второй главе первой части мы прервали рассказ о первом государстве на том самом месте, когда оно окончательно сформировалось в долине Нила или, возможно, Тигра и Евфрата.

Хотя мы всё же склонны рассматривать именно долину Нила как место возникновения данной структуры. Ибо в долине Нила все те факторы, которые послужили основой для зарождения государства, выражены гораздо более ярко и носят более масштабный характер. Да и материализованные следы деятельности древнего государства в Египте гораздо более ярко и обильно представлены.

Напомним также, что первое государство было многоплемённым и полиэтничным. Ибо, кто только не «свалился» в долину Нила со всей великой Сахары. А значит его можно назвать империей.

«Первой империей» Земли.

Итак, древнее государство расширяет площадь пашни и ищет новых рабов. Пашня скоро начинает эродировать, а вне поймы Нила ещё и засаливаться. Ресурсы теряют качество. А государство знает только один способ решать любую проблему – ещё более увеличить трудозатраты.

Итак, нужны все новые рабы. Но рабов в окрестных пустынях много не наловишь. Чуть больше их можно отловить к югу, в истоках Нила.

Но это занятие тоже не столь результативное. В густых лесах, которые к тому же тянутся далеко за пределы государства, ловить людей было трудно даже СС и НКВД. А тут надо ловить массами. Остаётся один путь, на северо-восток, через небольшой отрезок пустынь, через Синай, в Палестину, в Ливан.

В Палестине и Ливане были тогда гораздо лучшие ресурсно-экологические условия, чем сейчас. Во-первых, климат был немного влажнее, а, во-вторых, естественные угодья были ещё не столь истощёнными.

Вместе с тем, природные условия были довольно контрастными. И поэтому население концентрировалось на довольно ограниченных площадях. Идеальная ситуация для охоты за людьми.

Первая империя не могла пройти мимо такой возможности. И охота началась. Вероятно, на первых порах, «пока дичь была не пугана», охота была удачной. Более того, если бы она не была таковой, империя развалилась бы после первого же эколого-ресурсного кризиса, который разразился уже через 100—150 лет после окончания освоения долины Нила первыми «мирными земледельцами».

Это не предположение. Это данные ретроспективного прогноза, полученные самыми современными научными методиками агроэкологи-ческого прогнозирования.

Последствия первого кризиса можно было компенсировать только опережающим ростом трудозатрат. Если это было сделано, значит приток рабов имел место.

Но потом начались сложности.

Ибо процесс охоты всё же не был столь однозначен. Империя могла противопоставить своим жертвам лучшую организованность, большую концентрацию солдат для слома попыток сопротивления, лучшее металлическое оружие.

Но и жертвы были не столь уж беззащитны. Им было куда отступать. Хотя возможность манёвра и была ограничена пустынями, но это всё же не долина Нила, где жертве некуда деться на стиснутой пустынями ровной поверхности. В Палестине и Ливане рельеф сложнее. Есть куда спрятаться.

На первых порах лучшее оружие давало не столь уж большие преимущества, да и медь это, не только не сталь, но пока что даже и не бронза.