Андрей Мирошниченко - Когда умрут газеты Страница 6

Уже сейчас, ища в интернете нужную тему, потребитель сталкивается с десятками перепечаток. Будет сталкиваться с сотнями. Десятки страниц Яндекса будут забиты ссылками, по сути, на одну и ту же статью. Это уже не просто шум — это эхо шума. Пока что поисковики еще обеспечивают навигацию в смыслах. Но в эхе ориентация будет невозможна.

Причем наибольшее эхо будут порождать в интернете именно журналистские публикации. Ведь чем лучше текст, тем больше его будут перепечатывать. Коэффициент эха шума хорошей статьи будет достигать десятков и сотен копипастов. Любопытно, что при этом неказистые выступления простых юзеров будут оставаться «оригинальными» и задавят нас примитивным массивом. А вот высококачественные слова журналистов — еще и массовыми повторами.

Чем больше в интернете будет журналистики, тем более она будет размазана из-за повторов. Это в офлайне она обособлена, локализована физически. В интернете — нет. Ее разжижают, с одной стороны, блоги, с другой, — еще и copypast.

Еще будучи юнкором, я столкнулся с такой реакцией окружающих: «Такты это…что… вот так прямо в газете и напечатали твою заметку?». В голове у них не укладывалось, что вот я, такой же, в общем-то, человек с руками и ногами — и вдруг в газете моя заметка.

Когда кого-то или про кого-то напечатали в газете — это ого-го! Подобный огого-эффект присущ именно и исключительно классическим СМИ. Особенно телевизору: «Ух ты, его по телеку показали!»

Как бы общество (от обывателя до академика) не относилось к газетам и НТВ, все равно: напечатали в газете или показали в телевизоре — это «ух ты!».

Можно ли сказать: «Ух ты! Про него в интернете написали!»?

Wow-эффект, кстати, тоже встречается в интернете, но совсем под другим соусом — как бы для внутренних кросс-продаж. Это не реакция общества на факт опубликования, это желание web-маркетолога симулировать, возбудить такую реакцию. Типа: «Срочно! Страшная правда о Вячеславе Малежике!» или «Самые горячие фото Надежды Чепраги, смотреть!».

Но wow — такая штука, что ее нельзя говорить специально. И если все время восклицать «wow! wow!», то через пять повторений обязательно получится «гав! гав!». Нарочитая и буквальная возгонка маркетинговой симуляции «ух ты!» доходит в интернете уже до неких пределов приличия, когда вроде бы достойные ресурсы заманивают веб-серферов недостойными баннерами.

Не обладая от рождения правом на «ух ты — отношение» общества, интернет пытается разогнать «ух ты — эффект» специальными приемами хотя бы внутри себя. Естественно, вместе с этим наступает девальвация самого принципа «ух ты!». Повышенная эмиссия — обязательно залог девальвации. Это лишний раз губит всякую попытку значимости слова внутри интернета.

Но на «ух ты, про него написали!» или «ух ты, его опубликовали!» — интернет (и все, что внутри) не способен в принципе и по определению. Его техническая природа противоречит сакральности этого «ух ты!».

И, напоследок, специальное заявление. Эта статья отнюдь не оспаривает преимуществ и перспектив интернета. И вовсе не хоронит журналистику в интернете. Если вдруг кто так понял — тот не понял.

Нас, неолуддитов, слишком мало, и непонятно, какой механизм поломать, чтобы Сеть прекратилась. Придется смириться. За интернетом — могучее будущее. Но с маленькими оговорками, о которых, собственно, и была речь. В этих оговорках, как минимум, — потенциал бессмертия неинтернетных форм журналистики. Как максимум — залог всегдашнего приоритета офлайновых СМИ над интернетными (limited edition).

Нам, истинным неолуддитам, важно не скатиться на уровень бытовой дискуссии. Часто звучат контраргументы, что и в интернете-де бывают стоящие тексты, а в газетах столько ерунды порой печатают — не перечесть. Такие контраргументы не имеют вообще никакого отношения к обсуждаемой теме. Вопрос не в том, что «бывает», а в том, что должно быть, — это если брать сущности голыми руками рассудка.

С другой стороны, защитники газет обычно говорят про привычку или удобство чтения с бумаги (особенно в самолете). Но это же все временно. Это несерьезно. Ни за какие «привычные» удобства цепляться не надо — прогресс и смена поколений решат все не в пользу газет, если смотреть на дело глазами Василия Гатова.

Спор не про удобство технических носителей. Газеты уже сейчас читают все меньше. А их и не надо читать!!! Никто же не читал план Путина, но все знают, что он есть. И это — общественно значимый факт (и то, что план Путина есть, и то, что все знают). Потому что общество верит в это. Общественное мнение для каждого есть вера в силу общественного мнения всех. И ничего больше.

Да, газеты не читают и будут меньше читать. Но будут знать, что газеты есть. И в них печатают что-то такое, что имеет общественную значимость. Абсолютно не обязательно при этом читать газеты в бумажном виде. Их вам перескажет… интернет.

Но абстрактное печатное издание в качестве первоисточника всегда будет весомее, чем абстрактный сайт. Пусть даже конкретный сайт побивает конкретную газету своим мастерством — это погоды не делает. Надо смотреть на статистический массив общественной веры.

Скорее всего, само противопоставление интернета и принта носит религиозный характер. Оно, кстати, порождено как раз адептами теории вымирания классических СМИ. Да не будет этого вымирания[5].

Вероятно, опорный статус журналистики сохранят те СМИ, которые будут работать на мультиплатформе — использовать могучие возможности интернета, но при этом обязательно сохранять бумажные (или эфирные) версии. Общественный заказ заключается в том, что читатели относятся и будут относиться к материальным, а значит, физически ограниченным СМИ по-особому. С пиететом. Как и положено относиться к священству власти, которая по своей природе должна быть отделена от народа специальными ритуалами.

Больше того, наличие печатного формата будет поднимать значимость электронной версии того же СМИ. Печатный бренд будет фасадом, фундаментом и оправданием для великолепных технических возможностей электронной версии.

Скажем, если у газеты «Ведомости» есть замечательный портал, то и слово, сказанное на этом портале, будет так же весомо, как слово, сказанное в самой газете.

Почти.

Моя первая учительница по журналистике, Любовь Васильевна Шибаева, учила, что если газету закрыли и никто не вышел на манифестацию в защиту, то и не было вовсе никакой газеты.

Это был разгар перестройки. Старосоветские идеи об особой роли СМИ напитались новым демократическим пафосом. Вот интересно — режим только что переменился, а пафос про особую роль журналистики остался. Поэт в России все равно больше, чем поэт.

Романтические восьмидесятые, деловые девяностые, циничные нулевые. Удивительно, но этапы развития и СМИ, и рынка СМИ в России совпадают с эпохами правителей. Отчетливо заметны горбачевско-перестроечный, ельцинский и путинский периоды. (В этой привязке есть своя философия, но о ней надо рассуждать отдельно.)

Сразу первый тезис: успешны и устойчивы на рынке оказались те СМИ, руководители которых понимают и про рынок, и про СМИ. Почти сплошь эти СМИ родом из 90-х — если не исторически, то идеологически. Потому что они сумели совместить представления восьмидесятых о мессианстве журналистики с представлениями нулевых о том, что «медиа — это бизнес, и ничего более».

Любое успешное СМИ сегодня, какое ни возьми, — оно идеологически родом из промежуточных 90-х, когда еще не забыли кое-что про особую роль журналистики и уже узнали кое-что о рынке. Кажется, тогдашние пропорции составляли какой-то важный рецепт, ныне почти утраченный. Еще любопытно: ни чисто мессианская журналистика, ни чисто товарная журналистика не оказались жизнеспособны.

В том, что происходит на рынке СМИ, виноваты прежде всего издатели и главные редакторы большинства издательских домов. Всего-то 30–40 человек в стране. Это они согласились, что медиа — это не трибуна, а носитель, уравняв тем самым газету с каким-нибудь щитом на Ленинградке.

Это они перестали молиться на аудиторию и стали молиться на AIR[6]. Это они соблазнились посулами медиаторговцев и перешли на птичий язык медиаметрии, отказавшись от особого языка журналистики, на котором только и надо общаться, как с читателями, так и с сильными мира сего (включая инвесторов и рекламодателей). Это они согласились, что медиа — это бизнес, и ничего больше.

TNS, хоть с Гэллапом[7], хоть без — враг былой журналистики. Вот так, и никак иначе. Это они улюлюкали, чтобы редакторы кучнее загоняли читательский планктон на съедение рекламодателю. И редакторы загоняли. Вот тебе и миссия.