Александр Бушков - Иван Грозный: Кровавый поэт Страница 6

    Потом устроили несколько еврейских погромов под идеологически выдержанным лозунгом: «Бей жидов, спасай Британию!». Потом четверо сыновей короля Генриха Второго (того самого, что бодался с Бекетом) собрали войска и всерьез принялись свергать папеньку с престола - засиделся, старый черт, дети тоже люди, им тоже хочется… Началась очередная многолетняя заварушка, в ходе которой почтительные детки вышибли-таки папашу из Британии, и он умер во Франции, напоследок, по свидетельству хронистов, прокляв и свою горькую судьбину, и сыновей. По старой доброй традиции свита не только растащила все его добро, но и поснимала все драгоценности с покойника, после чего разбежалась. Совершенно посторонние французы, видя такое дело, собрали немножко денег и скромно похоронили короля в аббатстве Фонтевро…

    Самое интересное, что королевское проклятье в адрес бунтовщиков-сыновей, очень похоже, подействовало… Двое из четырех скончались еще до смерти папаши: один упал с коня, другой чем-то занемог и умер. В истории они, в общем, никакого следа не оставили. А вот двое живых, подвергшихся отцовскому проклятию, как раз очень хорошо знакомы и знатокам истории, и читателям Вальтера Скотта: звали их Ричард Львиное Сердце и Иоанн Безземельный…

    Так вот, несмотря на громкие имена, счастья этим двум субъектам в жизни не было. До конца жизни оба враждовали уже меж собой. Ричард всю сознательную жизнь пребывал за пределами Англии - воевал в Палестине, сидел в плену у какого-то австрийского графа, который его сцапал в надежде на выкуп. И в конце концов был убит стрелой со стены какой-то крепостишки, которую непонятно зачем осаждал.

    Братец Иоанн оказался совершенно бездарным и неудачливым правителем, печально прославившимся еще и тем, что ухитрился однажды потерять всю государственную казну: обоз с нею (и всеми без исключения сопровождающими) потонул где-то в зыбучих песках на побережье, и сокровища не отысканы до сих пор.

    Собственно говоря, в истории его имя осталось главным образом потому, что при нем была принята так называемая Великая хартия вольностей, которую иные романтики как раз и считают манифестом английской демократии (ну вот мы и добрались до истоков демократии, продравшись сквозь кровь и пожарища…).

    Именно с этим, как выражался Лесков, тугаментом отдельные романтически-либерально настроенные интеллигенты и связывают якобы воцарившиеся после того в Британии законность и порядок. Мол, после обнародования этого эпохального манифеста ни единого англичанина не могли более заключить в тюрьму по произволу - а исключительно по решению суда… И тому подобные благоглупости.

    На самом деле, господа мои, все обстояло несколько иначе…

    К лету 1214 г. король Иоанн оказался в положении загнанной в эмалированное ведро крысы. За все его художества папа римский отлучил его от церкви. Потом, правда, простил, но тут уже взбунтовались английские бароны, собрали нехилое войско, заняли Лондон и стали произносить патетические речи о восстановлении справедливости, законности и гражданских свобод (что простой народ принимал с бурными, переходящими в овацию аплодисментами).

    Король, отсиживавшийся в каком-то домишке на окраине Лондона с войском аж из семи рыцарей, сопротивляться этой «оранжевой революции» не мог даже теоретически. А потому, стеная в душе, послушно подмахнул (это не мое выражение, а Чарльза Диккенса) документик, подсунутый ему баронами…

    Первым пунктом там значился следующий: «Церковь Англии будет свободна, и ее права и свобода неприкосновенны». Если мы уточним, что тогдашняя английская церковь (как, впрочем, и любая другая, в том числе и русская) сама была крупнейшим феодалом, владельцем угодий, поместий и прочего добра, то, возможно, кое-кто и согласится, что с «правами простого человека» это имеет мало общего…

    Второй пункт гласил, что город Лондон сохраняет все свои прежние вольности, особенно право на свободную торговлю. Тоже, учено выражаясь, узкоспециализированный параграф…

    Далее (ликуй, интеллигенция!) наконец-то появился пункт о всех и всяческих вольностях… вот только касался он исключительно высшей знати, то бишь баронов, ставших настолько независимыми от королевской власти, насколько это вообще возможно. Имелся пунктик, согласно коему за строжайшим соблюдением именно этого условия будет бдительно и постоянно наблюдать совет из двадцати пяти человек… вы уже догадались, из кого состоящий? Ага, вот именно…

    Были еще разные параграфы, касавшиеся прав вдов с сиротами, а также гласившие, что отныне представитель власти не имеет права отбирать для своих нужд у жителей страны ни лошадей, ни повозок.

    И только в самом конце скромненько помещался пунктик, гласивший, что «всякий свободный человек» имеет право на справедливый суд и не может отныне быть заключен под стражу беззаконно, по произволу должностного лица.

    Вот только ликовать-то погодите…

    Хитрость тут в том, что понятие «свободный человек» относилось тогда к ничтожнейшему проценту населения Англии, куда входили лишь дворяне (да и то не все), высшее духовенство, купцы (богатейшие) да верхушка ремесленников, как-то: руководство цехов и самые богатые мастера… Все остальное население королевства (процентов этак девяносто девять) под юридическое определение «свободного человека» уже не подпадало. Господа магнаты, светские и духовные, этот документик пробили исключительно под себя…

    И ничего удивительного в том, что писатель и историк Айзек Азимов меланхолично отмечает: «Разумеется, английские короли не всегда следовали ее (Хартии. - А. Б.) установлениям, и было много периодов в английской истории, когда ее вовсе не принимали в расчет».

    Еще более меланхоличен Уинстон Черчилль, в своем груде «Рождение Британии» писавший о Хартии: «В последующие сто лет ее переиздавали 38 раз, поначалу с несколькими значительными изменениями, но с сохранением важнейших положений. Затем до XVII в. о Хартии мало кто слышал. Через двести с лишним лет парламентская оппозиция, пытавшаяся противостоять поползновениям Стюартов на свободу подданных, отыскала (! - А. Б.) ее и сделала своим лозунгом, объединившим страну в борьбе против угнетения. Так была создана славная легенда о «Хартии свобод англичанина».

    Таким образом, только к середине семнадцатого столетия, после принятия закона «Хабеас корпус», основная масса англичан получила кое-какую правовую защиту от произвола властей. А до того в стране резвилась знать, полагавшая, что все права человека и все законы висят в ножнах у нее на поясе - и поступавшая соответственно.

    В четырнадцатом столетии господа бароны, объединившись, свергли и убили короля Эдуарда И - впоследствии к тому же оклеветанного и оболганного (но о его трагической судьбе я подробно расскажу в «Острове кошмаров»).

    В пятнадцатом веке цареубийств, можно сказать, почти что и не было - по английским меркам, понятно. Всего-то навсего случались бунты знати, парочку королей свергли, а потом они совершенно самостоятельно скончались в заточении, что, согласитесь, цареубийством считать нельзя (с точки зрения англичан, я имею в виду).

    В этом же столетии благородные лорды и бароны решили, что бунтовать и мятежничать поодиночке как-то неинтересно, и над зелеными просторами доброй старой Англии раздался бодрый вопль: «Танцуют все!» Высокородная знать, разделившись на два лагеря - Алой и Белой розы, - закатила годочков на полсотни самую ожесточенную гражданскую войну: снова кровь, снова пожарища, измены, интриги, горят деревни и города, лихая конница несется по колосящимся полям…

    В конце концов эту войну с превеликим трудом прекратил герцог Глостерский, ставший королем Ричардом III. Однако в Англии высадился очередной претендент на престол (которые, по замечанию Марка Твена, размножались тогда, как кролики). Ричард погиб в бою и был новым королем оклеветан так качественно, что иные обвинения дожили до сегодняшнего дня.

    Следует обязательно упомянуть, что на всем протяжении этого периода то и дело вспыхивали восстания - тех, кто в категорию «свободных людей» не попадал, но тоже набирался наглости требовать, чтобы в нем признали человека. Все без исключения короли выбивали из подданных этакую дурь самыми крутыми мерами. А после крупнейшего крестьянского восстания Уота Тайлера (когда тысячи голов слетали даже без пародии на суд и следствие) юный король Ричард II на случай, если кто не понял, писал своим подданным крестьянского сословия без дипломатических экивоков: «Рабами вы были, рабами и останетесь».

    Ну, и частенько объявлялись в немалом количестве не то чтобы самозванцы, а претенденты на престол. Очень уж много развелось субъектов с толикой королевской крови в жилах - из-за того, что королевский дом оказался из-за многочисленных браков с английскими баронами, шотландскими королями и французскими магнатами очень уж многочисленным. Периодически очередной претендент собирал ватагу и шел захватывать престол. Справедливости ради следует уточнить, что порой очередной соискатель престола, несмотря на пустые карманы и кольчугу третьего срока носки, имел гораздо больше прав на престол, чем восседавший на нем монарх, - но, как легко догадаться, последний вовсе не горел желанием освобождать насиженное местечко. К слову сказать, последнего претендента, имевшего кое-какие права на английский трон, разгромили уже не в Средневековье, а только в 1745 г.