Владимир Кузнечевский - Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой Страница 6

Английская разведка самым хитрым образом начала использовать концепцию «братоубийственной войны» для своих целей, используя ее в своей пропаганде – и не без успеха. Оппозиция моему решению стала расти во многих элементах германского общества, включая представителей высокопоставленных кругов. Вы наверняка знаете, что один из моих заместителей, герр Гесс, в припадке безумия вылетел в Лондон, чтобы пробудить в англичанах чувство единства. По моей информации, подобные настроения разделяют несколько генералов моей армии, особенно те, у которых в Англии имеются родственники.

Эти обстоятельства требуют особых мер. Чтобы организовать войска вдали от английских глаз и в связи с недавними операциями на Балканах, значительное число моих войск, около 80 дивизий, расположены у границ Советского Союза. Возможно, это порождает слухи о возможности военного конфликта между нами.

Хочу заверить Вас – и даю слово чести, что это неправда…

В этой ситуации невозможно исключить случайные эпизоды военных столкновений. Ввиду значительной концентрации войск эти эпизоды могут достичь значительных размеров, делая трудным определение, кто начал первым.

Я хочу быть с Вами абсолютно честным. Я боюсь, что некоторые из моих генералов могут сознательно начать конфликт, чтобы спасти Англию от ее грядущей судьбы и разрушить мои планы. Речь идет о времени более месяца. Начиная примерно с 15–20 июня я планирую начать массовый перевод войск от Ваших границ на Запад. В соответствии с этим я убедительно прошу Вас, насколько возможно, не поддаваться провокациям, которые могут стать делом рук тех из моих генералов, которые забыли о своем долге. И само собой, не придавать им особого значения. Стало почти невозможно избежать провокации моих генералов. Я прошу о сдержанности, не отвечать на провокации и связываться со мной немедленно по известным Вам каналам. Только таким образом мы можем достичь общих целей, которые, как я полагаю, согласованы.

Ожидаю встречи в июле. Искренне Ваш,

Адольф Гитлер».

Когда это письмо было написано, дата начала войны против Советского Союза – 22 июня – еще не была утверждена. Окончательное решение Гитлер принял 30 мая[6].

Но по большому счету дело-то ведь не в доверии или недоверии кому-то. По общему признанию историков, к 1941 году Сталин был одним из самых образованных лидеров ХХ века. Отмечают, что в буквальном смысле запоем читал он и специальную историческую литературу. Это ведь именно он в 1932 году на высоком профессиональном уровне раскритиковал историческую школу академика М. Н. Покровского и вернул в российские (советские) университеты исторические факультеты, упраздненные еще в ленинские времена тем же Покровским[7].

С высоты этой образованности факт сосредоточения такого огромного количества германских войск на ограниченном участке советской границы должен был серьезно насторожить вождя. Он же не мог не понимать, что этот факт означал не только колоссальные национальные затраты для Германии, но и выведение из народного хозяйства огромного количества квалифицированной рабочей силы. Такое не может происходить случайно, и это не может продолжаться долго по времени. Эти силы для того и сосредотачиваются, чтобы быть приведены в действие. И в какое действие – гадать не приходилось. Сталину именно об этом и говорил Г. К. Жуков и другие военачальники.

Значит, исходя исключительно из реальности, Сталин должен был внять настойчивым просьбам военных и разрешить им привести в состояние боевой готовности свои войска. Но он этого не сделал. Более того, теперь-то мы знаем, что он не только жестко пресекал даже мимолетные обсуждения этой темы, но и вообще не контролировал лично дислокацию воинских частей РККА, считая, что этой информацией должен обладать Генштаб, а не глава правительства и генеральный секретарь ЦК ВКП(б), коим он к этому времени являлся. (Известно, например, что он был сильно – и искренне – удивлен, когда утром 23 июня узнал, что командующий Западным Особым военным округом генерал Павлов вывел накануне войска своего округа в летние лагеря, оторвав их от всех баз снабжения и не обеспечив боеприпасами.)

Дискуссии историков при обсуждении ответа на этот вопрос не прекращаются и сегодня. Один из тех, кто позитивно оценивает историческую роль Сталина, автор дилогии «Сталин. Путь к власти» и «Сталин. На вершине власти» Ю. В. Емельянов посвятил этому событию специальную главу, которую так и назвал: «Почему нападение Германии стало для Сталина неожиданным?». Подвергнув анализу самые разные точки зрения на катастрофу 22 июня, от Хрущева и Резуна (Суворова) до Жукова и Василевского, автор в конце концов беспомощно разводит руками: «Нам не дано знать, можно ли было предотвратить катастрофу»[8]. Ну что ж, это тоже ответ.

А вот один из самых известных биографов Сталина Святослав Рыбас, книга которого «Сталин» в серии ЖЗЛ с 2009 по 2016 год выдержала четыре издания, считает, что никакой вины за этот катастрофический просчет Сталин вообще не несет.

«Дату 22 июня 1941 года, день нападения Германии на СССР, – пишет этот авторитетный историк, – принято считать символом сталинского провала: готовясь к отражению агрессии и держа в страшном напряжении экономику и население страны, вождь был застигнут врасплох. Жертвы и лишения периода индустриализации в годы войны выросли до исполинских размеров (С. Рыбас почему-то ни слова не говорит здесь о жертвах сталинской коллективизации, которые в количественном отношении в разы превышают жертвы индустриализации, но об этом мы будем говорить ниже. – Вл. К.). Даже победив в войне, СССР в 1945 году по состоянию экономики и размерам человеческих потерь представлял собой проигравшее государство. Можно ли руководителя такого государства обвинять в непростительных ошибках?

Но как ни странно это покажется, мы его не обвиняем»[9].

«В историческом сознании русских дата 22 июня стала вовсе не символом сталинского провала, – пишет он в четвертом издании книги «Сталин», – а знаком великой народной трагедии, равной монгольскому нашествию. Равно как древнерусские князья, не сумевшие защитить страну от более сильного врага, так и Сталин в 1941 году не воспринимается как единственный виновник случившегося.

Вообще, те, кто хочет видеть в одном Сталине источник преступлений, не вполне понимают ход истории»[10].

К сожалению, Святослав Юрьевич не счел необходимым исследовать истоки этого сталинского просчета. Между тем даже первичный анализ той ситуации позволяет прийти к выводу, что ошибка Сталина в том и состояла, что, достигнув к этому времени диктаторской власти в СССР, он верил только в свой собственный анализ международной ситуации. А этот анализ, построенный на учении марксизма-ленинизма, сообщал ему убежденность в том, что в международных отношениях, как ни в какой другой сфере человеческой деятельности, категория объективного превалирует над субъективным.

Генсек считал, что в развитии международных отношений существует некая объективная логика, которой жестко подчиняется (во всяком случае – должно подчиняться!) поведение государственных руководителей. Еще 10 марта 1939 года в отчетном докладе на XVIII съезде партии вождь поучал своих коллег по партии: «В наше время не так-то легко сорваться сразу с цепи и ринуться прямо в войну, не считаясь с разного рода договорами, не считаясь с общественным мнением. Буржуазным политикам известно это достаточно хорошо»[11].

И вот эта именно убежденность в непогрешимости своего марксистско-ленинского анализа понуждала вождя свысока, сверху вниз, смотреть на кладущиеся ему на стол данные разведки. И игнорировать их.

Можете послать ваш надежный источник к е…й матери!

В последние 50 лет в многочисленных публикациях критики Сталина, рассматривая проблему 22 июня, изображают дело так, что разведка предстает в этих материалах этакой девственной девицей, непорочной и мудрой, и вообще непогрешимой, а Сталин – выжившим из ума руководителем.

Особенно много спекуляций предпринято насчет предупреждений, полученных в 1941 году от Рихарда Зорге. Зорге действительно был высококлассным разведчиком. Но изображать дело так, что Сталин должен был строить свою политику на телеграммах Зорге и тогда вся Великая Отечественная война пошла бы по совершенно другому руслу, – верх наивности, если не сказать больше – просто невежества.

В отображении этой темы (Сталин и разведка) вообще слишком много наносного, модного, неадекватного и, в конце концов, просто бульварного. У людей знающих, компетентных это вызывает улыбку, а порою и раздражение.

Дело в том, что разведка, любая ее форма и организационная структура, и здесь я полностью разделяю точку зрения генерала Л. В. Шебаршина, не однажды высказанную им публично, несет в себе всего лишь служебную функцию. А управление государством – это высшая форма интеллектуальной и организационной деятельности человека или группы лиц, которую по своей сложности и значимости для судеб страны и сравнить-то не с чем.