Александр Беззубцев-Кондаков - Надо ли России бояться Китая? Страница 6

В период до начала реформ Дэн Сяопина каждый четвертый китаец жил впроголодь, ходил если не в лохмотьях, то в заплатах.

Ниже черты абсолютной бедности, которую в Китае определяют как доход менее 5 долларов в месяц, пребывало 250 миллионов из миллиарда жителей страны. По состоянию на 2009 год количество их уменьшилось до 24 миллионов. Иными словами, нищими можно назвать уже не четверть населения, а менее 2% жителей КНР. Даже ООН, не привыкшая расточать похвалы в адрес Пекина, назвала достигнутый рубеж беспрецедентной победой над нищетой в современной истории.

В марте 2010 года в Вене опубликовали статистический доклад Организации ОН по промышленному развитию (ЮНИДО), где сообщалось, что в 2009 году Китай превзошел Японию по валовому объему промышленного производства и вышел на второе место в мире по этому показателю. Согласно оценкам авторитетной международной организации, доля Китая в мировом промышленном производстве возросла по итогам 2009 года до 15,6%, а доля Японии составила 15,4%. Первое место по этому показателю по-прежнему удерживают США — 19%. Вместе эти три страны обеспечивают ровно половину мирового промышленного производства.

Вместе с тем хотя Китай и обошел Японию по валу производимой продукции, в пересчете валовой стоимости данной продукции на душу населения пропасть между этими государствами остается огромной. Доход от промышленного производства на каждого японца достиг 9 тысяч долларов. С этой точки зрения Япония остается пока недосягаемой для других государств. Доход от промышленного производства на душу населения в Китае составляет лишь 700 долларов.

В Китае год от года увеличивается валовой сбор зерна, в 2009-м он составил 530,8 миллиона тонн. С 1995 по 2008 год протяженность автомобильных дорог в Поднебесной выросла на 880 тысяч километров, железных дорог — на 29 тысяч километров. За минувшие пять лет введено в строй более 3 миллиардов квадратных метров жилья (цифра в 13 раз превышает российский показатель). Рынок продаж автомобилей в Китае в годы кризиса не уменьшился, как в других странах, а вышел на первое место в мире.

В свободных экономических зонах Китая построено огромное количество заводов. Там развернули свои мощности две трети крупнейших производственных корпораций мира, на долю которых приходится более четверти его промышленного производства. Цифры, характеризующие достижения китайской экономики, можно перечислять долго. Но и без них ясно, что сегодняшний Китай продемонстрировал огромный рост. Это признано во всем мире.

Китай располагает крупнейшей армией. Немногие страны на планете до сих пор могут позволить себе запуск пилотируемых космических кораблей, китайцы же вошли в число избранных. Экономическая мощь государства, подкрепленная мощью военной, вывела КНР в мировые лидеры. Остальные страны взирают на Поднебесную с уважением и опаской. Часто ей приписывают коварные планы по завоеванию соседних территорий и достижению мирового господства.

К 2012 году, году Черного Дракона, у Китая есть цель — за счет активного и ускоренного расширения связей во внешнем мире обеспечить подавляющее преимущество в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Однако китайцы, которые уже скупили пол-Африки и выдавили США из многих стран Латинской Америки, все время повторяют: «Не надо считать нас мировым лидером — это провокационное американское утверждение, направленное против Китая. Мы пока не можем стоять в одном ряду с развитыми экономиками мира — у нас слишком много бедных, мы еще развивающаяся страна. Мы, может быть, там будем, но это дело очень отдаленного будущего». Китайский дипломат, посол КНР на Украине Чжоу Ли в одном интервью сказал: «Китай никогда не считал и не считает себя сверхдержавой. Китай никогда не будет сверхдержавой. Китай развивающаяся страна. Но при этом очень большая и с очень сильной экономикой»[14]. Примечательно, что если российскому и американскому менталитету свойственно подчеркивать свою имперскость, то китайцы, наоборот, избегают подобных амбиций. Впрочем, это можно считать «восточной хитростью».

Выступая на сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) в марте 2010 года, премьер Госсовета Вэнь Цзябао заявил, что Китаю потребуется еще 100 лет, чтобы завершить модернизацию. За 30 лет экономических реформ страна получила право претендовать на роль второй экономики мира, однако из-за низкого показателя ВВП на душу населения она по уровню экономического развития оказалась в конце первой сотни государств, рядом с Албанией и Иорданией. Этот разрыв предстоит преодолеть.

Депутаты сессии ВСНП, зная о величине разрыва между богатыми и бедными, спровоцировавшей быстрое развитие страны, одобрили выделение значительной части бюджетных средств на социальные нужды. Пекин решил увеличить расходы на здравоохранение, образование, строительство жилья, сельское хозяйство, создание новых рабочих мест и социальную политику, чтобы сгладить существующее неравенство и способствовать формированию среднего класса, чья потребительская способность позволит экономике избавиться от экспортной зависимости.

Еще недавно, в 2007 году, на съезде Компартии Китая ставились задачи: к 100-летию партии (которое будет отмечаться в 2021 году) в полном объеме воплотить в жизнь внутри страны исторический символ благополучия народа, а к 100-летию КНР (2049 год) завершить модернизацию страны, воплотить исторический символ величия нации и продемонстрировать миру преимущества китайского социализма над буржуазным либерализмом. В 2010 году план подкорректировали: модернизация закончится не через 30, а через 100 лет.

Для государства, живущего 5 тысяч лет, столетие — не срок. Китайцам не впервые предлагается «сто лет упорного труда ради десяти тысяч лет счастья». В Поднебесной к таким отдаленным перспективам относятся спокойно, ведь китайское государство всегда было и будет всегда.

Тем, кто решит помешать его развитию, не поздоровится, ведь великий кормчий Мао Цзэдун любил говорить: «Жук на дороге — не преграда для повозки!»

«Где нет свободы — там Китай»

Плывем по Янцзы, и я понимаю: это Волга твоя.

«Где нет свободы — там Китай». Эти слова принадлежат российскому революционному демократу XIX столетия Николаю Шелгунову, который точно сформулировал представление о Китае, распространенное среди «передовых людей» России, либеральных мыслителей и разночинной интеллигенции. Для российских западников Китай стал явлением не географическим, а мировоззренческим. Он превратился в символ. Россия, объявленная «тюрьмой народов», страна царей-деспотов, алчных чиновников, полицейского произвола и цензуры, тоже стала «немного» Китаем. Европа воплощала свободу, а Китай — рабство и дикость «азиатчины».

До наступления эпохи Просвещения отношение европейцев к Китаю оставалось в целом позитивным и заинтересованным. Европейские страны даже пережили моду на все китайское, в искусстве был популярен стиль «chinoiserie». Затронула эта экзотическая мода и Россию, куда после Нерчинского договора 1689 года купцы начали привозить из Китая редкие и дорогие вещи — фарфор, живопись, шелка, ковры, веера… Во многих богатых домах создавались целые китайские коллекции. Мода на все китайское ярче всего запечатлелась в российской архитектуре: в начале XVIII века во дворце Монплезир по приказу Петра Великого был сооружен Китайский кабинет, в 1762-1768 годах по проекту итальянского архитектора Антонио Ринальди в Ораниенбауме строится Китайский дворец, окруженный беседками и домиками в «восточном стиле», в 1779 году в Царском Селе был открыт летний Китайский театр, на сцене которого ставили комическую оперу итальянца Дж. Б. Лоренци «Идол китайский».

Но вскоре Китай перестал казаться страной привлекательной и таинственной экзотики. Представление о нем становится все более политизированным и идеологически окрашенным. И в Европе, и в России многие стали задумываться о том, что Китай — это не только страна происхождения дорогих безделушек, но и родина чуждых европейцам политических идей. Как известно, мыслители французского Просвещения, заложившие основы современного представления о правовом государстве и свободе личности, предложили европейский путь исторического развития как наиболее предпочтительный для всех цивилизаций мира. И представление о прогрессе они признавали исключительно европейского образца — вне каких бы то ни было религиозных и национальных различий. Прогресс — это распространение европейского опыта на весь мир… Подобная идеологическая матрица, созданная в эпоху Просвещения, по сей день определяет мировоззрение европейских и американских политиков, которые искренне полагают, что вне европейского пути нет других моделей цивилизованного развития общества. «Цветущая сложность» мировых цивилизаций, пестрая палитра языков и религий в соответствии с этой концепцией должны быть сведены к общему знаменателю, унифицироваться, принять европейский «покрой». И с этих европоцентричных позиций деятели Просвещения смотрели на китайскую цивилизацию. Поэтому вполне естественно, что Китай предстал в их глазах в самом невыгодном свете. Например, Шарль Монтескье заявлял, что Китай — «государство деспотическое, принцип которого — страх». Философы Просвещения создали образ Китая как страны, не имеющей представления о личной свободе и частной собственности, основанной на угнетении, рабском подчинении, постоянном унижении человеческого достоинства. Российская императрица Екатерина Великая испытала огромное влияние идей французского Просвещения и именно в духе идеологии просветителей провозгласила на страницах «Наказа комиссии о сочинении проекта нового уложения»: «Россия есть европейская держава». Тезис о принадлежности России к Европе имел значение идейного самоутверждения: Екатерине было важно доказать всей Европе, что российское общество отличается от азиатских нравов и традиций. Китай же стал для российской государыни воплощением варварства, отсталости и невежества. В письме философу Вольтеру Екатерина сообщает, что «благодаря моим делам с этим правительством (китайским. — Авт.) я могла бы сообщить сведения, которые уничтожили бы мнение, составившееся об их умении жить, и заставили бы их считать за невежественных олухов». Императрица, как видим, не стеснялась в выражениях, когда речь заходила о китайцах. Гаврила Державин запомнил примечательную фразу Екатерины: «Я не умру до тех пор, пока не выгоню турков из Европы, не усмирю гордость Китая и с Индией не осную торговлю». Национальная гордость китайцев казалась европейцам ничем не обоснованной и вздорной, а кроме того — проявлением их варварства и странного нежелания вкушать плоды просвещения.