Александр Архангельский - У парадного подъезда Страница 6

Недаром одно из самых горьких мест статьи «мрачного оптимизма» Л. Баткина иосвящено плачевному состоянию гуманитарной среды, находящейся в «глубоком и подчас анекдотическом упадке». Боюсь, что любая среда любой из групп, перечисленных академиком Т. Заславской, находится приблизительно в том же состоянии. И к ним можно без всяких поправок отнести сказанное Баткиным — вослед одному из писем Короленко Луначарскому — о научной и художественной среде, которая «нарастает медленно, как коралловые атоллы. Когда-то она у нас была, достигнув результатов мирового значения (…)

Так вот, именно подобные инфраструктуры, может быть, теперь дороже всего».

Тут под каждым словом хочется, подписаться. Но обратим внимание лишь на это: «(…) нарастает медленно, как коралловые атоллы». Разве не противоречит сказанное всем резким, фехтующим выпадам Л. Баткина против осторожных «тише едешь — дальше будешь»? Разве можно одновременно требовать действий сиюминутных и — долгосрочных? Можно! Если мы сейчас дадим «осторожничающим» упустить момент, если не «откупорим» закрытое общество, если не добьемся необратимости процессов перемен, если дадим реакции справить свой молчаливый кабинетный шабаш, культурный слой не нарастет никогда. Если мы полностью сосредоточимся на политической фехтовке, революционном порыве, «мировой мечте», слоя этого (со всеми вытекающими последствиями) нам тоже не видать. Перестройка — это революция ради эволюции, это торжество радикализма ради — пусть и не скорого — утверждения здравого консерватизма в качестве нормы общественной психологии, быта, традиции. Было бы что «консервировать»…

Стало быть, наращивание культурного слоя, углубление смысла жизни каждого отдельного человека через включение его в контекст культуры (еще раз: понимаемой предельно широко, не сводимой к «образованщине»), вхождение духовной, экономической, политической жизни страны в нормальное русло — вот «горизонт» перестроечных процессов, вот что нам дано, вот главная причина, по которой-без интеллигенции, ее мощного интеллектуального и художественного потенциала дальнейшего пути развития нет; вот почему союз с нею имеет для власти государственное значение[13].

Это в первую очередь. А уж роль эксперта, «советника», с улыбкой говорящего истину царям (роль, о которой тихо мечтали многие авторы книги, причем столь разные, как академик Н. Н. Моисеев и Л. М. Баткин), — во вторую. Да и то: сборник как раз продемонстрировал полную неготовности интеллигенции (на момент 1988 года) к этой второй «роли»: неумение загодя просчитывать перспективы нашего развития, предлагать варианты спасительных решений. Все интеллектуалы, участвующие в книге «Иного не дано» (исключая Т. Заславскую и А. Сахарова), лишь анализировали то, что есть, и то, что было. Особенно же эта последовательная ретроспективность ощутима в статьях, названных подобно статье Е. Амбарцумова «О путях совершенствования политической системы социализма», где помимо блестящей критики сложившейся ситуации есть лишь самые общие пожелания на будущее.

Но следует задать вопрос: почему лучшие умы, с легкостью необыкновенной решающие задачи «исторические» (как тут не вспомнить пастернаковское: «Однажды Гегель ненароком / И, вероятно, наугад / Назвал историка пророком, / Предсказывающим назад»), пасуют перед задачами «футурологическими»?Не потому ли, во-первых, что история последних десятилетий приучила нас никогда не загадывать наперед, ибо бабушка надвое сказала и не все коту масленица, а во-вторых и в-главных, столетняя «отставка» интеллигенции от «высших» проблем страны не могла не привести к полной атрофии «предсказательных», «концептирующих» способностей, или, попросту говоря, «государственного мышления». Поэтому когда слышишь из уст руководителей насмешливое «ругают нас здорово, а хоть кто-нибудь предложил бы что-нибудь дельное», с этим соглашаешься — и не соглашаешься. Сама беспомощность талантливо ругающих в славном деле «подсказывания» с задней парты и есть невольная подсказка стоящим у доски: какой должна быть политика, и политика долгосрочная, в отношении интеллигенции. Только многолетняя взаимная открытости двух исторически отчужденных друг от друга сил при твердом разделении их функций сможет заново выработать привычку направлять свою интеллектуальную энергию на продумывание жизнеспособных моделей грядущего, а не на расшатывание идеологических устоев («застоев») настоящего. Поле же обоюдного тяготения образуется по элементарной формуле, которая выглядит парадоксом: единственный способ привлечь интеллигенцию на сторону власти — это не мешать ей быть не с властью, и единственный способ оттолкнуть ее от власти — это запретить ей… быть не с властью.

Сборник «Иного не дано» продемонстрировал и это наглядно. Название статьи академика Сахарова «Неизбежность перестройки», звучавшее в контексте его судьбы несколько неожиданно, было «оплачено» высокой ценой публично оспорить решения по Карабаху, напомнить о мытарствах генерала Григоренко, потребовать немедленного освобождения «узников совести». И это не компромисс, слово «цена» потому не вполне уместно. Это даже не новый «общественный договор», а просто рождение единственно нормальных условий, в которых проголосовать за перестройку или временно примириться с принципом однопартийности (Л. Баткин) вовсе не значит «поддакнуть» сильным мира сего. Только если такое положение вещей сохранится на долгие и долгие годы, нам чего-то можно ждать, ибо скоро хорошо не бывает. (Есть известная шутка: «Английский газон создается просто: нужно стричь и поливать, стричь и поливать, и так двести лет»(…)

В противном случае мы когда-нибудь прочтем стихи — нет-, не по силе, так хоть по настроению — близкие последнему пушкинскому стихотворению, написанному, когда все уже поэту было ясно, — царь «Записку…» отверг, иллюзий не осталось, и приходили на ум строки детски простые, непритязательные, спокойные даже, но от которых — мороз по коже:

Забыв и рощу и свободу,Невольный чижик надо мнойЗерно клюет и брызжет воду,И песнью тешится живой.

Вскоре Пушкин погибнет на дуэли.

Только и этого мало…

(Общественное сознание в зеркале «Огонька»)

…Из кроткой доброты и мудрого стыда кую свою броню, трудом зову забавы и тихо говорю: «Оставьте навсегда отчаянье и страх, входящие сюда вы».

Который год мы возле «Огонька». Кто-то греется, кто-то обжигается, но сплоченных хороводов никто вокруг него не водит, увы. А ведь где огонь, там и круг; где круг, там и единение; где единение, там и общая духовная работа.

Противники журнала, прочитав это, обрадуются: «Нашего полку прибыло»; поспешим огорчить их.

Вопреки мнению, разделяемому и «левыми» и «правыми», новый «Огонек» стремился к единению с первых своих шагов. Это можно было бы доказать подробным анализом огоньковских публикаций, но для краткости сошлюсь на относительно внешнюю деталь.

Только-только заступивший на вахту Виталий Коротич, дабы сломить стойкое недоверие читателей к глянцевито-плакатному изданию Софронова, организовал телешоу. Авторы статей, герои очерков, сотрудники редакции гоняли чаи с баранками, что на отечественном телеязыке означает высшую степень семейственности и дружелюбия; за столом были радикалы и консерваторы, эстрадники и экономисты, люди расхожего и утонченного вкуса, почтенные старцы и юное дарование. Тем самым демонстрировался принцип открытости: «Все флаги в гости будут к нам». А смысловым пиком программы стало интервью с главным редактором, который, умело улыбаясь, четко сформулировал критерий отбора материалов для предстоящих публикаций: адресность, расчет на вкус и уровень определенного читателя, от люмпена до интеллектуала — только так «Огонек» сможет стать журналом для всех. Или, по крайней мере, для большинства. Назовите это всеядностью или всеохватностью; отметьте логические изъяны предложенной концепции[14], скажите что угодно сердитое по адресу, Коротича, но согласитесь, что стремлением к раскол тут и не пахнет и желание отделять демократических ягнят от реакционных козлищ не просматривается.

Другое дело, что разнородные вкусы и идеалы надо чем-то уравновешивать, несовместимых авторов и читателей нужно примирять на какой-то общей или хотя бы нейтральной почве, снимая напряжение противодействующих полюсов. И тут-то начинаются все сложности. Ибо «Огонек» — журнал тонкий, с цветными картинками, еженедельный, а стало быть, неусидчивый и динамичный. Невозможно допустить, чтобы он стал стратегически стабильным, концептуально неповоротливы: прогорит! Его удел — тактика, подвижность, изменчивость. Он призван чутко улавливать настроения, зреющие в обществе, быстро аккумулировать их, оттачивать до степени общепонятности и вовремя отбрасывать, как только они начинают утрачивать первую свежесть.