Сергей Катканов - По ту сторону Псоу Страница 6

— Не боитесь, что с американцами воевать придется?

— А что с ними воевать? Они сначала всё разбомбят, всю землю выжгут, а потом только пехота пойдет, — грустный абхаз посмотрел куда–то на вершины гор, полагая, что достаточно популярно растолковал мне тактику США.

Так все–таки застучат или не застучат кованые американские ботинки по сухумской набережной? На брифинге в Службе государственной безопасности Абхазии генерал говорит: «В Абхазской Сванетии идет наращивание военной мощи. Активизируется деятельность разведслужб и диверсионных групп, спецслужбы ведут информационную подготовку к вторжению». О вероятности вторжения в Абхазию со стороны США — ни полслова. Можно, конечно, было предположить, что абхазская сторона рассчитывала на чье–то изощренно–просвещенное ухо, говоря, что Грузия «разыгрывает сценарий перемещения боевых действий из Панкисского в Кодорское ущелье». Это как же, извиняюсь, понимать? В Панкисском ущелье — американцы. «Переместить сценарий» можно только вместе с американцами, и тогда звездно–полосатый флаг взовьется уже над Республикой Абхазия.

Общаясь с российскими журналистами, абхазская СГБ как будто вещала намеками. Впрочем, мне удалось раздобыть заявление СГБ, предназначенное уже для абхазской прессы. Добыл я его еще до опубликования. Так вот, кроме прочего, там говорилось: «Создаются условия для ввода в Абхазию интернациональных сил под эгидой США или НАТО». Вот те раз! Оказывается, крутые профессионалы из спецслужб приходят к тем же выводам, что и бесхитростные абхазские крестьяне.

И что в итоге? Русские не выведут из Абхазии свои войска. Это было бы изменой. А измены больше не будет. Но и американцы ни за что не откажутся от Абхазии, как от зоны потенциального влияния НАТО. Чтобы продвинуть натовское влияние к самой границе с Россией, на речку Псоу, они используют все способы. Говорильня на Кавказе вообще слабо помогает. Можно ли исключить ввод войск США туда, где уже стоят российские войска?

Впору вспомнить дружескую встречу на Эльбе. Вот только не все знают, что на самом деле встреча на Эльбе начиналась перестрелкой между русскими и американцами.

Анакопия

Восхождение на Иверскую (Анакопийскую, что в переводе означает «победительница») гору словно бы выветривает из души тоскливую муть. Всё неспокойное и тягостное легко выходит из человека, растворяясь в просторе лазурной тишины. Сначала дорога — асфальтовый серпантин, а потом начинается узкая тропинка, покрытая пожухлым дубовым листом.

Невольно улавливая самые незначительные шорохи, слышишь только, как шевелится пожухлая листва. Ветра почти нет, и тишина становится еще безмолвнее.

Когда–то на вершине этой горы стояла неприступная цитадель абхазских правителей. Абхазы гнали отсюда и арабов, и прочих завоевателей. Но до цитадели надо еще добраться, а пока показался первый «укреп–район» — могучие полуразрушенные бастионы, стены которых за столетия много раз окроплялись кровью. Кровь давно выветрилась, но ежегодно в марте появляются в стыках древней кладки маленькие первоцветы — белые, фиолетовые, лазоревые. Десятки лет отмерены людям, за столетия их монументы превращаются в руины, а эти цветочки будут появляться здесь тысячелетиями, такие же молодые, нисколько не интересуясь, какая там на земле очередная оккупация.

Уже на самой вершине горы после долгого восхождения я услышал первый «рукотворный» звук: под рукой пронзительно скрипнула стальная калитка, ведущая в часовню Иверской иконы Божией Матери…

Уходить после молитвы сразу не хотелось, присел на скамеечку под старой развесистой алычой и вскоре увидел, как ко мне приближаются трое абхазов. Они поприветствовали меня. Спрашивают:

— В Бога верите?

— Да, — отвечаю без затей.

— Я тоже верю. Крещеный. Надо верить. А то человек совсем беспредельный становится.

Киваю на руины цитадели[6], говорю:

— Теперь и Сухум такой же раздолбанный стоит.

— Да, — абхаз горько усмехается. — Только Сухум еще похлеще.

Невольно переключаемся на перспективы возможной войны. Абхаз философически–спокойно, с какой–то вселенской грустью говорит:

— Если война… У меня нет другой земли… Кому я нужен в России, если там люди сами последний кусок без соли доедают…

Я только потом понял подлинный смысл его слов: в случае новой грузинской оккупации этот абхаз видит себя либо трупом, либо беженцем. Жизнь под грузинами не приходит ему в голову в ряду даже самых мрачных перспектив. Мирный настрой рассеялся, и разобрало такое раздражение на всех этих политиков–миротворцев, которые на шикарно обставленных переговорах обсуждают статус Абхазии в составе Грузии, широкую автономию, «ассоциированные отношения». А простые абхазы, не очень вникая во все эти тонкости, понимают только одно: под каким бы благим обличьем ни появились здесь грузинские «гвардюки» — абхазов ожидает смерть.

Сейчас много говорят о том, что грузино–абхазская проблема не имеет военного решения. А на самом деле проблемы нет вообще, потому и мирного решения она тоже не имеет. Абхазия не станет частью Грузии ни–ког–да! Политики, не желающие это признать, либо прекраснодушные мечтатели, либо продувные плуты, либо тянут время.

Ведь известно же, чем была грузино–абхазская война 1992–1993 годов. Я долго мучился вопросом, надо ли писать о зверствах грузинских гвардейцев в эту войну, а потом понял, что без этого ничего не понять. Мы трогательно рассуждаем о том, что все народы надо подружить, а что бы мы запели, посмотрев, как у парализованной абхазской старухи «гвардюки» под кроватью развели костер. Мы, конечно, можем призывать детишек всего мира взяться за руки, но мы не видели глаз пятилетней девочки, зверски изнасилованной «гвардюками». И не заглядывали мы в глаза грузинских врачей, которые отказались оказать помощь этой девочке потому, что «даже для гвардейцев лекарств не хватает».

Не было нас там, когда абхазов сажали на раскаленные печи (таких случаев было много). Не стояли мы на краю тех ям, в которых абхазов закапывали живыми (тоже не единичный случай). Это не нашим малолетним детишкам стреляли вслед, в затылок грузинские «гвардюки». Не твоего и не моего больного престарелого отца били пять часов подряд, сдирая кожу с живого. Мы не видели, как абхазских женщин и детей грузины привязывали к танкам перед атаками на абхазские селения. Других привязывали к танкам и волоком тащили по земле.

Продолжать ли перечисление этих ужасов, перед которыми бледнеют материалы Нюрнбергского процесса?.. На сегодня «подвиги» грузинских «гвардюков» задокументированы, пожалуй, не хуже, чем «подвиги» их эсэсовских предшественников. Но хотелось бы особо подчеркнуть: это — не лицо грузинской нации. Честные грузины и руки не подали бы садистам — «гвардюкам». Это лицо войны. Все войны беспредельны. И все–таки не любая война порождает столько садизма, как эта. Лицо этой войны определилось лицом режима Шеварднадзе.

Накануне вторжения в Абхазию Эдуард Амвросиевич объявил массовую амнистию уголовникам. Регулярной армии в Грузии тогда практически не было и Сухум оккупировало в основном уголовное отребье, гордо именовавшееся «грузинской гвардией». Это была не армия, а сброд убийц, садистов, грабителей, опозоривших великий грузинский народ.

То, что Шеварднадзе запустил в Абхазию уголовный сброд, было его основным преступлением именно против грузинского народа. Причем криминальные средства вполне соответствовали поставленной задаче: тотальному истреблению абхазского народа.

Творцы «воссоединения Абхазии с Грузией» очень откровенно высказывались на эту тему. Один из «отцов» оккупированного Сухума подчеркнул: «Если мы уйдем из Сухума, мы не оставим здесь ни одного здания, ни одного дерева, ни одного человека». Возглавлявший силы вторжения Гия Каркарашвили в начале войны четко сформулировал ее характер: «Пленных не брать», — пояснив, что если из общей численности 4‑миллионного грузинского народа погибнет 100 тысяч человек, то абхазы погибнут все поголовно — все 97 тысяч.

Министр Грузии по делам Абхазии Гоги Хандрова сделал более «гуманное» предложение: всего лишь уничтожить молодых абхазов‑15 тысяч человек. Есть масса подтверждений того, что основная цель режима Шеварднадзе заключалась в поголовном уничтожении абхазского народа. И сейчас после кодорского вторжения нашлось немало честных и авторитетных грузин, осудивших человеконенавистнические планы режима, суть которых по сей день не изменилась.

Георгий Анчабадзе, профессор истории: «В Абхазии возобновление военных действий лично касается любого абхазца. Там все понимают, что от этого зависит — быть или не быть абхазской нации».

Ираклий Какабадзе, писатель: «Расширение вторжения направлено на геноцид абхазского народа».